Екатерина Монусова - История Крестовых походов
И вот, 20 лет спустя в Европе объявился таинственный монах. Когда-то он отплыл из Марселя вместе с детьми – по счастливой случайности, на судне, которому все же удалось добраться до берега. Правда, оказалось оно не в Палестине, а в Алжире, где его тут же отконвоировали в порт. Оказалось, что правоверные Ферреус и Поркус продали детей за 30 сребреников – точно так же, как был в свое время продан тот, кто вдохновил их на тяжкий поход. Что ж, купцы, они и в Африке купцы, и законы средневекового бизнеса были ненамного человечнее, чем в наши дни…
Часть детей тут же разобрали по богатым домам. Прочих отвезли на рынки Александрии. Самые красивые стали наложниками, те кто попроще – рабами. Больше всех повезло нескольким сотням монахов и священников, сопровождавших ребят: их купил султан Сафадин. Седобородый правитель был просвещенным монархом. Христиане жили в его каирском дворце и коротали дни переводами латинских манускриптов на арабский. А вечерами давали уроки султану и его приближенным. Несмотря на то что за городскую стену выходить было строжайше запрещено, их жизнь мало напоминала рабство…
Иное дело – плененные дети. «Несколько сотен маленьких рабов отправили в Багдад, – рассказывает Константин Купченко. – А попасть в Багдад можно было только через Палестину… Да, дети ступили-таки на „Святую землю“. Но в оковах или с веревками на шее. Они видели величественные стены Иерусалима. Они прошли через Назарет, их босые ступни обжигали пески Галилеи… В Багдаде юных рабов распродали. Одна из хроник повествует, что багдадский халиф вздумал обратить их в ислам. И хоть событие это описано по тогдашнему трафарету: их-де пытали, били, терзали, но ни один не предал родную веру, – рассказ мог быть правдивым. Мальчики, которые ради высокой цели прошли через столько страданий, вполне могли показать несгибаемую волю и умереть мучениками за веру. Таких было, согласно хроникам, 18. Халиф оставил свою затею и услал оставшихся в живых христианских фанатиков медленно иссыхать на полях.
В мусульманских землях малолетние крестоносцы умирали от болезней, от побоев или осваивались, учили язык, постепенно забывая родину и родных. Все они умерли в рабстве – из плена ни один не вернулся…»
Состарившиеся матери внимали монаху без трепета. За два десятка лет они и как выглядели их дети, забыли! И зачем он появился, к чему бередит былое? Для чего им знать, что в неволе до сих пор томятся около тысячи бывших крестоносцев? Заморье далеко, а море не перейти посуху…
* * *«…Всякое дело, начатое без должного испытания разумом и без опоры на мудрое обсуждение, никогда не приводит ни к чему благому» – так оценил итоги детского крестового похода безымянный хронист. Смерть и рабство ожидали юных французов, печальная судьба была уготована и их немецким собратьям. «И вот, когда эти безумные толпы вступили в земли Италии, они разбрелись в разные стороны и рассеялись по городам и весям, и многие из них попали в рабство к местным жителям. Некоторые, как говорят, добрались до моря и там, доверившись лукавым корабельщикам, дали увезти себя в другие заморские страны. Те же, кто продолжил поход, дойдя до Рима, обнаружили, что дальше идти им было невозможно, поскольку они не имели поддержки от каких-либо властей, и им пришлось наконец признать, что трата сил их была пустой и напрасной, хотя, впрочем, никто не мог снять с них обета совершить крестовый поход – от него были свободны лишь дети, не достигшие сознательного возраста, да старики, согбенные под тяжестью лет. Так, разочарованные и смущенные, пустились они в обратный путь. Привыкнув когда-то шагать из провинции в провинцию толпой, каждый в своей компании и не прекращая песнопений, они теперь возвращались в молчании, поодиночке, босоногие и голодные. Их подвергали всяческим унижениям, и не одна девушка была схвачена насильниками и лишена невинности».
Путь домой был ужасен. Собственно, в Германию отважились вернуться лишь немногие. Большинство просто брело неведомо куда, сотнями падая от голода, становясь жертвами быстрых рек и диких зверей, замерзая в Альпах. По свидетельству очевидцев, маленькие трупики месяцами валялись на дорогах. Те, кому удалось найти приют в итальянских семьях, могли почитать себя счастливцами, ведь в стране в тот год случилась страшная засуха – по свидетельству хронистов, от голода «матери пожирали собственных детей»… И все же некоторые отпрыски знатных семей осели в Италии – говорят, некоторые патрицианские роды ведут свое начало именно от тех германцев. Девочек, чудом добравшихся до Бриндизи в поисках прохода через море, недолго думая, определили в портовые притоны. Несколько лет спустя голубоглазые малыши будут стайками носиться по узким улочкам, выпрашивая милостыню у заезжих матросов…
И все же их матерям повезло больше тех, кого милосердный архиепископ Бриндизи усадил на несколько утлых суденышек и отправил в Палестину. Но море в очередной раз отомстило детям, пытавшимся посягнуть на лавры Моисея. Корабли затонули, не успев скрыться за горизонтом, и юные тела пошли на корм рыбам.
А трупы тех, кто потерпел крушение близ острова Святого Петра, выловили и погребли в братской могиле рыбаки. Позже на этом месте воздвигли церковь Новых Непорочных Младенцев. Рядом поселились 12 монахов. Три века сюда нескончаемым потоком шли на богомолье паломники, а потом церковь захирела. Однако история, как известно, движется по спирали, и в начале XVIII века в монашеских кельях поселились те, кто бежал из мусульманского плена. Разбогатев на рыбной ловле и добыче кораллов, они выстроили на острове целый город. Но его 10 тысяч жителей и слыхом не слыхивали о том, что произошло здесь много лет назад. От церкви Новых Непорочных Младенцев остались к тому времени одни руины…
В качестве эпитафии на одном из обломков вполне можно было бы выбить слова сочиненной в те годы латинской эпиграммы: «На берег дурацкий ведет ум ребятский».
Дракон с головой свиньи
Пятый крестовый поход
1217–1221
Венгерский Дон-Кихот
Сначала Крестовых походов миновало столетие. Четыре грандиозные попытки обратить Заморье в праведную веру обернулись крахом. Несмотря на многочисленные победы крестоносцев, Восток как был, так и оставался мусульманским, не желая признавать власть великих иерусалимских королей. Очередной из них – Амальрик – тихо отошел в мир иной в это смутное время. Его супруга Изабелла несколько месяцев спустя последовала за ним. Королевство Готфруа Бульонского, щедро политое кровью его соратников, должно было перейти в нежные руки Марии, дочери Изабеллы. Но по силам ли была такая ноша юной принцессе? И вот во Францию к его величеству Филиппу-Августу полетела челобитная от имени всех христиан Святой земли – сделать правителем королевства самого достойного из его баронов. Новый король призван был возродить пламя рыцарского духа из затухающей искры – а наградой ему послужат рука красавицы королевы и Божие благословение. Для такой высокой цели годился лишь настоящий рыцарь – что называется, «без страха и упрека». Им стал Иоанн Бриеннский, прославившийся своей отвагой во время взятия Константинополя. Папа Иннокентий, все еще не терявший надежды вовлечь Европу в новый крестовый поход, одобрил выбор Филиппа-Августа. Палестинские христиане ликовали, но сарацины, узнав, что новоявленный монарх прихватил с собой всего лишь три сотни рыцарей, и не думали трепетать от страха. Чуть ли не в свадебную ночь Иоанну пришлось думать о том, как защитить свою столицу, – и вскоре Филипп-Август уже читал новое послание из Святой земли – на этот раз от новоиспеченного короля – с просьбой о помощи.
Едва эта просьба достигла подножия Святого престола, Иннокентий III созвал в Риме Четвертый Латеранский собор. Дело было в 1215-м – а на 1217-й было намечено выступление. По свидетельству Мишо, «папа сравнивал Иисуса Христа с государем, изгнанным из своего царства, а христиан – с верными подданными, которые должны помочь Ему возвратиться в Свои владения. Могущество Магомета близилось к своему концу, и, подобно зверю в Апокалипсисе, он не должен был превзойти числа 666 лет. Глава церкви требовал от всех верующих молитв, от богатых людей – милостыни и вкладов, от воинов – примеров мужества и самопожертвования, от приморских городов – кораблей и, со своей стороны, обязывался сделать самые значительные пожертвования. История почти не может проследовать за Иннокентием, воздвигающим повсюду врагов неверным; он охватывал взором одновременно и Восток, и Запад, письма его и посланники способны были расшевелить и Европу, и Азию…»
Вновь отправились по городам и весям папские легаты. К инициативе французского монарха – пожертвовать сороковую часть своих доходов на новую кампанию – присоединились многие знатные рыцари. Было решено также, что рядовое духовенство будет отдавать двадцатую часть доходов, а папа и кардиналы – десятую. Логика этой странной арифметики теряется в тумане истории – но, так или иначе, главная цель собора была достигнута. Европа в одночасье вспомнила о Гробе Господнем. Повсюду говорили о чудесных знамениях, как во времена первых крестовых походов. Христиане, позабыв о собственных распрях, торжественно обещали друг другу не иметь других врагов, кроме мусульман. Архиепископ Кентерберийский собирал под сень Креста цвет английского рыцарства, на берегах Рейна формировались боевые отряды, волновались и шумели итальянцы. Под страхом отлучения от церкви было запрещено отправлять в Египет оружие, железо, дерево, галеры. Тех, кто отважится лично служить на их судах, промышляющих пиратством, ожидал самый суровый суд. Повсеместно возвещалось о полной блокаде Египта – сроком на четыре года.
