Руслан Скрынников - Святители и власти
Составители «Выписи о втором браке Василия III» приводят любопытные свидетельства об обличении Максима Грека архимандритом Чудова монастыря Ионой Сабиной, много лет наблюдавшим за работой философа. «Во обители твоей… — говорил Иона, — Максим Грек и Савва святогорцы жительствуют по твоему государеву велению, сходятся, имеют себе допрописца Михаила Медоварцева, и трие совокуплены во единомыслии, и толкуют книги, и низводят словеса по своему изволению, без согласия и без веления твоего, и без благословения митрополичьего, и без собора вселенского, и Васьян согласился с ними же…» Автор выписи старался снять с великого князя всякую ответственность за «развращение» писания Максимом Греком. Но его слова невольно доказывали обратное. Если Максим Грек мог в течение семи лет трудиться в стенах Чудова монастыря и произвести с несколькими помощниками колоссальную работу по исправлению богослужебных книг, то объяснялось это лишь тем, что он пользовался покровительством и доверием монарха.
Иосиф Санин чтил дух и букву писания. Его ученики в начетничестве далеко превзошли своего учителя. Митрополит Даниил с крайним неодобрением относился к деятельности чужеземца-переводчика, но он боялся вызвать гнев великого князя и потерять кафедру. К тому же глава церкви не желал дать повод для новой полемики князю-иноку Вассиану, сохранившему влияние при дворе и покровительствовавшему греку-философу. Патрикеев забросил литературную деятельность, но в любой момент мог взяться за перо для вразумления своих противников.
Митрополит Даниил выступал послушным исполнителем воли государя. Он на практике претворял принципы, выдвинутые его учителем в последние годы жизни. При этом он не слишком считался с нравственными требованиями и евангельскими заповедями.
Среди союзников Василия III выделялся Василий Иванович Шемячич — государь полунезависимого Новгород-Северского княжества. Решив присоединить владения Василия к Москве, великий князь вызвал его в Москву. Митрополит Даниил гарантировал Шемячичу безопасность. В Москве князь Василий был схвачен и посажен в тюрьму. Митрополит не только не осудил такое вероломство, но, напротив, в молитвах благодарил бога, что тот избавил государя от «запазушного» врага.
Даниил оказал еще одну важную услугу монарху, благословив его на развод с первой женой — Соломонидой Сабуровой. Поводом для развода явилось отсутствие детей в великокняжеской семье. Бракоразводное дело противоречило традициям московского двора, и государь добился желаемого далеко не сразу. Сохранились сведения о том, что Василий III обратился с особой грамотой на Афон за советом насчет развода. Следуя каноническим правилам, афонские монахи не одобрили развод. Греки из окружения Василия III по-разному отнеслись к его решению. В архиве хранилась «сказка» Юрия Малого Траханиотова, Степаниды Рязанки, брата великой княгини Соломониды Сабуровой Ивана, «Машки кореленки и иных про немочь великие княгини Соломаниды». (Из Карелии в Москву привозили знахарок и колдунов. С их помощью Сабурова надеялась излечиться от бесплодия). Юрий Траханиотов помог государю подготовить развод и тем вернул его расположение. Максим Грек не одобрял намерений Василия III вступить во второй брак, чем навлек на себя гнев государя. Покровитель Максима Вассиан Патрикеев, по преданию, якобы осудил планы великого князя.
Максим Грек прибыл в Россию как гость великого князя и не предполагал, что подвергнется насилию. Уже через год-два после приезда в Москву он заявил о желании вернуться на родину, но получил отказ. Обманутый в своих ожиданиях, Максим чем дальше, тем больше негодовал на деспотические замашки Василия III. Знатный дворянин В. М. Тучков, который был «прихож» к Максиму, слышал горькие упреки из его уст: «Яз чаял, что благочестивый государь, а он таков, как прежних государей, которые гонители на христианство».
Осуждение монарха не ограничивалось личной обидой Максима. Невзирая на грозившую ему опасность, Грек откровенно поведал суду о своем отношении к московским порядкам. «Да Максим же говорил, — значится в его судном деле, — истинну, господине, вам скажу, что у меня нет в сердце, ни от кого есми того не слыхал и не говаривал ни с кем, а мнением есми своим то себе держал в сердци. Вдовицы плачют, а пойдет государь к церкви, и вдовици плачют и за ним идут, и они (свита? — Р.С.) их бьют, и яз за государя молил бога, чтобы государю бог на сердце положил и милость бы государь над ними (страждущими. — Р.С.) показал». Гуманист Максим Грек осуждал глухоту власти к народным бедам.
Даниил не простил Греку его высказываний по поводу порядка избрания митрополитов на Москве. Он использовал всевозможные средства, чтобы восстановить Василия III против философа, и позаботился о новых доносах. Вместе с Максимом на Русь прибыл грек Савва — «проигумен». Митрополит предложил ему пост архимандрита Новоспасского монастыря и тем самым включил в официальную иерархию московских чинов. В подготовке суда над Максимом осифлянам помогали Лаврентий (очевидно, Лаврентий Болгарин, прибывший вместе с философом с Афона) и Федор Сербии, а также келейник Максима грек Афанасий. Они согласно показали, будто инок занимался колдовством по отношению к Василию III («Волшебными хитростями еллинскими писал еси водками на дланех»). Когда же государь гневается на инока, «он учнет великому князю против того что отвечивати, а против великого князя длани своя поставляет, и князь великий гнев на него часа того утолит и учнет смеятися». Эти показания на суде подтвердил архимандрит Савва, и Максим на очной ставке ни словом не ответил ему. Из всех лиц, прибывших с Максимом в Москву, один старец Неофит не упомянут среди доносчиков и свидетелей обвинения.
Максим Грек обладал острым умом, обширными богословскими познаниями и в совершенстве владел приемами риторики. Митрополиту и его помощникам не по плечу были богословские споры с ним. Неизвестно, чем бы закончились прения на суде, если бы судьи допустили философские прения. Сознавая это, митрополит свел дело к мелочным придиркам в духе Иосифа Волоцкого. Исправляя по приказу Василия III Цветную Триодь, Максим Грек внес в службу о вознесении исправление: вместо «Христос взыде на небеса и седе одесную отца» он написал «седев одесную отца». Ортодоксы учили, что Христос сидит вечно «одесную отца». Из исправленного текста следовало, что «седение» было мимолетным состоянием в прошлом — «яко седение Христово одесную отца мимошедшее и минувшее». На допросах Максим защищал свое исправление, отрицая «разньство» в текстах. Но позднее он признал ошибочность своего написания и объяснил дело недостаточным знанием русского языка, «занеже не усовершенно изучившу мя ся вашей беседе». Греку в его работе помогали болгарин и несколько сербов, знавших славянские языки. Но на суде все они выступили в роли свидетелей обвинения.
Судебные материалы 1525 года не сохранились. Сразу после суда митрополит Даниил написал послание в Иосифо-Волоколамский монастырь с изложением причин осуждения Максима. В митрополичьей грамоте упомянуты были два обвинения против философа: первое — в ереси (отрицание вечности «седения Христа одесную отца») и второе — в отрицании законности поставления митрополита (конкретно Даниила) в Москве, а не в Константинополе. Справедливым представляется заключение историка H. Н. Покровского, что церковное руководство в 1525 году не предъявило философу других обвинений, вроде защиты принципов нестяжательства.
Семь лет провел Грек в Москве, и за это время его келья в Чудове монастыре превратилась в своего рода политический клуб, где собирались самые образованные люди, обсуждавшие не только отвлеченные богословские вопросы, но и злободневные темы. Доверяя друг другу, эти люди вели весьма вольные речи, осуждали не только митрополита («учительного слова от него нет некоторого», «не печялуется ни о чем»), но и самого государя («людей мало жалует», «жесток, к людем немилостив»).
В окружении Грека нашлись доносчики, уведомившие Василия III о крамольных беседах в Чудове. Монарх был встревожен и пожелал узнать всю правду. Одним из событий, взволновавших столицу в 1524–1525 годах, был арест новгород-северского князя Василия Шемячича. На исходе весны 1524 года Василий III посетил Троице-Сергиев монастырь и имел беседу с игуменом Порфирием, просившим его помиловать Шемячича. Государь отклонил просьбу старца, а в сентябре Порфирий удалился в пустынь на Белоозеро, откуда был взят на игуменство. Нестяжатели лишились еще одного важного церковного поста. Место Порфирия занял Арсений Сухорусов. Около 15 февраля 1525 года один из собеседников Максима дьяк Федор Жареный, случайно встретив на улице другого собеседника — Ивана Берсеня-Беклемишева, сообщил ему об аресте Грека и предложении свидетельствовать против него на суде. В передаче Берсеня Федко сказывал ему, «что князь великий присылал к Федку игумена троецкаго: толко мне скажешь на Максима всю истинную, и аз тебя пожалую». Новый троицкий игумен выполнил поручение Василия III. 20 декабря 1525 года дьяк Федор Жареный подал «сказку», но это его не спасло. В те же дни власти арестовали и Жареного и Беклемишева и устроили им перекрестный допрос. Дьяк показал, что Берсень негодовал на государя за казанскую войну и Смоленск, негодовал на митрополита за вероломство по отношению к Шемячичу. Берсень не остался в долгу и дал показания против Жареного, которые подверглись исправлению в ходе розыска. Обращение Василия III к Жареному было передано следующим образом: «Только мне солжи на Максима, и яз тебя пожалую». Дьяк спросил Берсеня: «Велят мне Максима клепати, и мне его клепати ли?» Речи Жареного приобрели оскорбительный для монарха смысл, за что дьяку после суда урезали язык.
