Богуслав Суйковский - Листья коки
Хорошо это или плохо? Инки - когда приходит какая-то весть, когда появляются заботы, когда необходимо принять решение и действовать - не жуют листьев коки. Они размышляют, перебирают кипу, отдают приказания. Это, наверное, труднее. Но ведь это и значит жить! Не так ли?
Синчи казалось, что голова на большом сосуде усмехается. Он из дальних краев, может быть, это даже чанка - домашний идол. Не опасно ли так долго его разглядывать? Может быть, именно этот чанка и нашептывает ему столь странные, тягостные и беспокойные мысли?
Он, Синчи, - гонец. Хороший гонец, недаром его перевели сюда, на главный тракт. Он будет бегать еще два-три года. Потом выбьется из сил и, оставив службу, вернется к себе в долину, в родное селение. Если только вернется... Ведь его могут отправить куда-нибудь гораздо дальше, как переселенца. В бесплодные, знойные пески Арекипы, простирающиеся над океаном. Или в тропические, душные леса над Уальяго или Мараньоном, в горные районы около озера Титикака или же на те зеленые плоскогорья среди пустынь, которые в течение долгих месяцев окутаны тяжелыми, непроницаемыми туманами, наплывающими со стороны океана...
Его могут сделать рудокопом. Прикажут взять в жены какую-нибудь чужую, не милую ему девушку. На всю жизнь! А... Иллья?..
Он снова сел, чувствуя, как забилось сердце. Иллья... Почему нельзя выбрать именно ее, осесть на земле и трудиться вместе всю жизнь? Он представил себе, что когда-нибудь их мумии, обернутые в циновки из тростника, поместят рядом в тихой и недоступной горной пещере. Вероятно, в Мочо есть такие пирамиды, с тысячью коридоров и комнат, где находятся мумии, застывшие в вечном покое.
Но на это нет никакой, даже самой малейшей, надежды. Никто не спрашивал его согласия, приказав стать гонцом, никто не станет спрашивать его и о том, где он собирается работать дальше. Где-то на каком-то кипу в Юнии или в столице западного суйю Айякучо либо же в самом Куско есть узелок, обозначающий его, Синчи-гонца. О нем знают, помнят, за него решат его судьбу. Его направят туда, где он понадобится, найдут ему жену, построят дом, он получит еду... Получит листья коки, чтобы забыть обо всем и беспрекословно выполнять приказы...
И вдруг в душе Синчи вспыхнул протест, он упал на подстилку, сжал кулаки, крепко зажмурил глаза. Нет, нет! Все что угодно, только не это! Только не это! Он не откажется от Илльи, от жизни свободного человека, от своих мечтаний! Он больше не притронется к листьям коки, он не хочет все забыть и ничего не чувствовать...
А вдруг он узнает, что камайок решил взять себе его Иллью? Или собирается отдать ее в жены кому-нибудь другому? Не лучше ли тогда жевать как можно больше листьев коки, с полным равнодушием глядя на все, и не мучиться? Ведь тогда все равно ничем не поможешь.
Нет, не поможешь!
Со сторожевой вышки наверху донесся протяжный, назойливый клич:
- На горе двойной сигнал! Готовься бежать!
Синчи отбросил плащ и одним прыжком оказался у выхода. По его полуобнаженному телу, схваченному ночной прохладой, пробежала дрожь.
- Я побегу! -бросил он товарищу, который приподнялся было на своей подстилке. - Я заменю тебя!..
Глава третья
Еще дважды в эту ночь бегал Синчи, и утро застало его в помещении сторожевого поста у подножия гор. Он устал, но зато немного успокоился и как почти всегда бывает в таких случаях - примирился со своей участью. Отсюда не видно было селения, в котором жила Иллья, зато очертания города Юнии вырисовывались гораздо отчетливее.
Начальник поста, славившийся своей дальнозоркостью, даже утверждал, будто различает людей, великое множество людей, идущих с юга и востока к стенам города, но проверить правильность его слов никто не мог. Зато в там6о, что находилось неподалеку, наблюдалось немалое оживление: это уже видели все.
Одолев последний перегон, Синчи отдыхал, с большим интересом наблюдая за всем, что там происходит. На рассвете у постоялого двора появился какой-то тукуйрикок. Он, видимо, направлялся в дальний путь: не задерживался на промежуточных сторожевых постах, никого ни о чем не расспрашивал. Потом вниз, к Юнии, прошли двое жрецов, а вслед за ними на подворье показалось несколько воинов, Похоже, что они чего-то дожидаются.
Солнце уже высоко поднялось над горными вершинами, когда появился Бирачи, пересказал другому часки свое донесение и, тяжело переведя дух, присел рядом с Синчи. Он потянулся к листьям коки, но вдруг стремительно вскочил.
- Ох, чуть не забыл! Тебе, Синчи, велено тотчас же возвращаться на наш пост.
- Как? Прямо так, без донесения?
- Да. Возвращайся обратно, захвати свою сумку, плащ и отправляйся в тамбо.
- Зачем?
- Это мне неизвестно. Таково распоряжение начальника, - равнодушно добавил Бирачи и, уже не обращая на Синчи внимания, принялся за листья коки.
- В тамбо остановился на ночлег высокий камайок, - объяснял начальник поста молодому гонцу. - Камайок, который ведает делами охоты у самого сапа-инки. Он прибыл сюда для осмотра места предстоящей охоты и распорядился дать ему человека, который знает дороги и хорошо бегает. Я выбрал тебя. Иди и повинуйся высокому вождю по имени Кахид.
- Когда я должен вернуться на пост?
- Когда он тебе разрешит. Ступай!
Нашивки на короткой солдатской тунике Кахида свидетельствовали о том, что он принадлежит к касте инков, однако в остальном он почти ничем не отличался от сопровождавших его воинов. Пожалуй, лишь тем, что у него не было сумки, которую нес вместо него безоружный слуга из племени кечуа. Все были в кожаных шлемах, в теплых плащах, в толстых, грубых сандалиях.
- Ты поведешь меня к уну Уануко, - решительно произнес Кахид и пытливо поглядел на бегуна. - Тебе знакомы эти места?
- Знакомы, великий господин.
- Хорошо. Охоту я думаю начинать на западном берегу реки Уальяго. Там есть широкое нагорье, не так ли?
- Да, господин.
- А много ли там гуанако и вигоней?
Синчи вспомнил свое детство и рассказы о тайной, сурово караемой охоте на зверей, о том, как украдкой жарили по ночам на кострах свежее мясо, вспомнил, как в детстве вместе со всеми мальчишками мечтал стать охотником, и невольно улыбнулся.
- О да, великий господин, - с живостью отозвался он, - огромные стада.
- А какие еще звери там водятся?
Сначала Синчи говорил неуверенно, не сводя взгляда с Загадочных узелков кипу, который держал в руках главный ловчий. Пока он рассказывал, пальцы инки перебирали разноцветные шнурки, внимательно ощупывая каждый узелок.
- Есть... есть еще олени. Есть лесные серны, но они ниже, в долинах. А над рекой попадаются и тапиры. Выше, в горах, - вигони и гуанако. Но, великий господин, там часто охотится и большая кошка. Мой отец даже видел одну из них: она совершенно черная. Большая и черная.
Ловчий потрогал какие-то узелки и кивнул.
- Правду говоришь.
- Гораздо реже, чем кошка, там появляется большой медведь. О, тогда все вигони, гуанако и люди спешат укрыться кто куда.
- Лжешь! Кипу ничего не говорит о медведе. Он уже много лет не появляется в этих краях.
- Есть медведь, великий господин! - возразил удивленный Синчи. - Я сам несколько раз видел его. Он задрал нашу ламу, а пастухи убежали!
- Кипу лучше знает, - оборвал его ловчий. - Кипу Знает все. Мудрые, очень мудрые люди вязали этот кипу. А теперь показывай дорогу! Кошки, говоришь? Это хорошо. Сын Солнца любит охотиться на больших кошек. Но о медведях не вспоминай, в ваших местах они не водятся.
Вначале они продвигались по главному тракту, и Синчи казалось странным, что он идет, а не бежит. Странным и мучительным. Ему все время приходилось усилием воли сдерживать себя, чтобы не устремиться вперед бегом. Он привык к большому, но недолгому напряжению, и ровный, спокойный солдатский шаг первое время казался ему гораздо изнурительнее, нежели бег.
Неожиданно его обогнал Бирачи, бежавший с каким-то свертком; с противоположной стороны спешили два часки, тащившие на палке привязанную за ноги большую морскую черепаху. "Ага, она, видно, предназначена для стола самого уильяк-уму, верховного жреца. Ему всегда носят черепах", - подумал Синчи. Потом их снова опередил знакомый бегун, который шевелил губами, видимо повторяя про себя трудное донесение.
Синчи покосился на него с завистью. Какая радость мчаться вот так, не переводя дыхания, с важной вестью, которая тебе доверена! Но когда они достигли селения, где жила Иллья, ему подумалось: пожалуй, и к лучшему, что они идут медленно, самым обычным шагом.
Время было раннее, и люди еще не приступали к работе. Сегодня они укрепляли террасы с принадлежащими сыну Солнца участками земли. Трудовой день крестьян начинался и заканчивался по сигналу. При виде воинов все столпились За каменным валом, окружавшим селение, а молодежь даже высыпала на дорогу.
Синчи издали не заметил Илльи, хотя и чувствовал, что она где-то здесь, в толпе, поэтому он подался к самому краю дороги и стал пристально всматриваться в лица. Ему очень хотелось вырваться вперед, обогнать инку, подбежать к группе девушек, но он не посмел этого сделать. Синчи лишь тревожно осматривался по сторонам, замирая при мысли, что Илльи может здесь не оказаться.
