Артур Конан-Дойль - Роковой выстрел
Я немедленно сообщила об этом Чарли, который не замедлил рассеять мои сомнения взрывом смеха.
Глава V
Теперь я хотела бы описать манеру, с какой смотрел на меня этот Гастер.
Его глаза теряли в эти моменты свой обычный стальной оттенок и принимали выражение, которое я назвала бы ласкающим.
Эти глаза странным образом беспокоили меня: я всегда чувствовала их, когда они устремлялись на меня.
Иногда я думала, что это ощущение происходит просто от нервов, но моя мать рассеяла все мои иллюзии на этот счет.
- Знаешь что, моя дорогая, - сказала она однажды вечером, войдя в мою спальню и бережно заперев за собой дверь, - не будь эта идея так невозможна, я подумала бы, что этот доктор безумно влюблен в тебя.
- Какие глупости, мама, - возразила я, так перепугавшись ее слов, что чуть не уронила свечку.
- Я положительно уверена в этом, Лотти, - продолжала мама. - Он смотрит на тебя так, что становится совсем похож на твоего отца. Вот в таком роде видишь?
И моя старушка уставилась самым скорбным, молящим взором на одну из ножек кровати.
- Ложитесь лучше спать, - сказала я, - да постарайтесь забыть эти глупые мысли. В самом деле! Этот доктор не хуже вас знает, что я невеста!
- Поживем - увидим, - выходя, сказала старушка.
Эти слова еще звучали у меня в ушах, когда я легла в постель.
Странная вещь, но в эту самую ночь меня разбудила дрожь, которая хорошо знакома мне с тех пор.
Я бесшумно подошла к окну и стала смотреть в него между поперечин жалюзи.
На усыпанной песком дорожке высился худощавый фантастический силуэт нашего гостя.
Он как будто пристально смотрел на мое окно.
Должно быть он что-то заметил на жалюзи, так как закурил папиросу и зашагал по аллее.
Я отметила в памяти, что на следующее утро за завтраком он пояснил, что ночью почувствовал нервное волнение и что совершил небольшую прогулку для восстановления равновесия.
Обсудив дело хладнокровно, я пришла к заключению, что отвращение к этому человеку и внушаемое им недоверие основываются на очень шатких мотивах.
Можно иметь странное лицо, интересоваться литературным шарлатанством и даже смотреть с удовольствием на привлекательное личико, вовсе не будучи в то же время опасным обществу человеком.
Я говорю это, чтобы доказать, что даже и в тот момент я была совершенно беспристрастна и не руководствовалась в характеристике Октавия Гастера никаким предвзятым мнением.
Глава VI
- А что, - спросил однажды утром лейтенант Дэзби, - а что если мы устроим сегодня пикник?
- О, это будет восхитительно! - хором ответили мы.
- Вы, конечно, знаете, что люди поговаривают, будто старику Шарку скоро дадут место, так что Тревору придется заменить его на мельнице. Поэтому нам надо постараться, чтобы он получил максимум удовольствия за остающееся короткое время.
- А что вы называете пикником? - спросил доктор Гастер.
- Это одно из наших английских увеселений, с которым вам придется познакомиться, - ответил Чарли. - Пикником мы называем небольшое путешествие на лоно природы.
- А, я понимаю, - сказал швед. - Это будет очень весело.
- Есть добрых полдесятка мест, куда можно отправиться, - продолжал лейтенант. - Неподалеку отсюда очень много живописных уголков: - "Прыжок Влюбленного", "Черная Гора", "Аббатство Бир-Феррис".
- Последнее местечко не из дурных, - прервал Чарли. - Руины для пикника самое лучшее место.
- Ладно, идет. Много ли до него пути?
- Шесть миль, - сказал Тревор.
- По дороге семь, - с солдатской точностью поправил полковник. - Мы с миссис Ундервуд останемся дома. Вы все свободно уместитесь в коляску, за кучера можете быть сами поочередно.
Мне нет надобности упоминать, что это предложение было встречено всеобщими аплодисментами.
- Ладно, - сказал Чарли. - Через полчаса экипаж будет готов. Поэтому не будем терять времени. Нам нужно лососины, салату, крупных яиц, кипяченой воды - целая куча вещей. Я возьму на себя напитки. А вы, Лотти?
- Я займусь посудой.
- Я - рыбой, - сказал лейтенант.
- А я - овощами, - прибавила Фан.
- Ну, а вы, Гастер, какое амплуа себе изберете? - спросил Чарли.
- По правде сказать, - ответил своим певучим голосом швед, - выбор у меня невелик. Но я могу помочь дамам, а потом сумею оказаться полезным вам в приготовлении того, что вы называете салатом.
- В последнем амплуа вы будете иметь больше успеха, чем в первом.
- А? Что вы сказали? - спросил он, вдруг оборачиваясь ко мне и краснея до корней волос - Да! Ха, ха! Хорошо сказано!
И он с фальшивым смехом крупными шагами вышел из комнаты.
- Послушайте, Лотти, - тоном упрека начал мой жених, - вы обидели этого человека.
- Я, право, не нарочно, - оправдывалась я. - Если хотите, я пойду и скажу ему это.
- О! Не стоит того, - вмешался Дэзби. - С такой рожей как у него, человек не вправе быть таким обидчивым. Он живо успокоится.
Я право, не имела ни малейшего намерения оскорбить Октавия Гастера, но тем не менее была очень зла на себя за то, что причинила ему неприятность.
Уложив в корзину ножи и тарелки, я увидела, что другие еще не справились со своей работой.
Момент показался мне как раз подходящим для того, чтобы извиниться за мою необдуманную фразу.
И вот, никому не сказав ни слова, я быстро пробежала по коридору к дверям комнаты нашего гостя.
Легкость ли походки была тому причиной или пышность ковров Тойнби-Холла, только мистер Гастер не заметил моего присутствия в коридоре.
Дверь его комнаты была открыта.
Я подошла ближе и заглянула в дверь.
В позе доктора было что-то такое странное, что я буквально окаменела на месте от удивления.
Он читал, держа в руке газетную вырезку, содержание которой, видимо, очень забавляло его.
Но в его веселости было что-то страшное: все тело его содрогалось, но губы не издавали ни звука.
На лице, которое я видела в профиль, было выражение, какого я еще не видала в жизни. Я могу сравнить его только с восторгом дикаря.
В тот самый момент, как я собиралась сделать шаг вперед и постучать в дверь, он снова содрогнулся всем телом и бросил бумажку на стол, а затем поспешно вышел из комнаты в другую дверь, ведшую через прихожую в биллиардную.
Шаги его затихли вдали, и я снова оглядела комнату.
Что именно, какая смешная вещь могла вызвать такую веселость в таком серьезном человеке? Это, очевидно, должен был быть какой-нибудь юмористический шедевр.
На свете есть мало женщин, обладающих принципами, которые могли бы оказаться сильнее любопытства.
Внимательно оглядевшись и убедившись, что в коридоре никого нет, я скользнула в комнату и взяла со стола вырезку.
Это был кусок страницы английской газеты; его, видимо, долго хранили и не раз перечитывали: некоторые строчки можно было прочитать только с большим трудом.
Текст этой вырезки, по-моему, был далеко не смехотворного характера.
Если мне не изменяет память, вот ее содержание:
"ВНЕЗАПНАЯ СМЕРТЬ В ДОКАХ
Во вторник утром найден мертвым в своей каюте владелец паровой барки "Ольга".
По имеющимся сведениям, покойный обладал очень вспыльчивым характером и имел частые стычки со своим судовым хирургом.
В день своей смерти он вел себя особенно буйно, обзывая хирурга некроманом и поклонником дьявола.
Последнему, чтобы не подвергнуться насилию, пришлось убежать на мостик.
Как вскоре после этого бегства слуга вошел в его каюту, то нашел капитана мертвым.
Его смерть объясняется болезнью сердца, роковой исход которой был ускорен припадком гнева.
Сегодня будет произведено детальное следствие".
Таково было содержание вырезки, которую этот человек считал шедевром юмористики.
Я поспешила спуститься вниз.
Я была поражена удивлением, смешанным с отвращением.
Тем не менее у меня хватило справедливости не сделать на этот раз того мрачного предположения, которое впоследствии не раз приходило мне на ум.
Я посмотрела на этого человека как на живую загадку, в одно и то же время и любопытную, и отталкивающую.
Во время пикника мне казалось, что у него исчезло всякое воспоминание о моей неудачной фразе.
Он был по обыкновению мило любезен; его салат был единогласно провозглашен шедевром кулинарного искусства. Он очень развлекал нас красивыми шведскими мотивами, сказками и песнями разных стран и народов.
После закуски беседа перешла на предмет, к которому он, видимо, питал особенный интерес.
Не помню, кто именно из нас заговорил о сверхъестественном.
Как будто это был Тревор, рассказавший какое-то комичное приключение, случившееся в Кембридже.
Его рассказ произвел странное впечатление на Октавия Гастера, который с порывистой жестикуляцией своих длинных рук произнес горячую тираду против лиц, сомневающихся в существовании сверхчувственного мира.
- Скажите, - взволнованно восклицал он, - был кто-нибудь из вас свидетелем ошибки того, что вы называете инстинктом? Дикая птица обладает инстинктом, который безошибочно указывает ей, на какой именно из бесчисленных одиноких рифов открытого моря ей следует класть яйца. При приближении зимы ласточка летит к югу; что ж - известны вам случаи, чтобы ласточки ошибались? Нет, нет; я смело утверждаю, что инстинкт, который присущ каждому ребенку, говорит нам, что кругом нас существуют неизвестные духи. И я верю его свидетельству.
