Григорий Померанц - Догматы полемики и этнический мир
Демонизация строителей (каналов, железных дорог и прочего) случалась и в истории (например, в староверческом мифе о Петре-антихристе), но для Солженицына важна еще детская травма, физическая (знак на его лбу) и психическая. Свидетели (Люксембург, Симонян) расходятся в частностях (воспоминания за десятки прошедших лет потеряли четкость), но сходятся в главном: началось с дразнилки "жид пархатый, говном напхатый". Случай очень банальный. Слово "жид" носилось в воздухе уличных перебранок. В том же, 1930 году Зина Миркина, в возрасте четырех лет, рассердившись, обозвала свою любимую няню, Матрену Клопову, "жидовской мордой". Об этом семьдесят лет вспоминают со смехом. Откуда такой сыр-бор в Ростове? Может быть, в словах Сани прорвалась недетская страстность, недетская озлобленность?
Понять ее можно. Мать Сани подпадала под жестокую дискриминацию по пункту шестому анкеты - "социальное происхождение". Саня с ней голодал, а считался "из эксплуататоров", из буржуев. Между тем врачи или адвокаты в 1920-е годы неплохо жили, могли нанимать нянь и кухарок и считались трудящимися, хотя и не первого сорта. Я как сын служащего чувствовал свою второсортность и страдал от этого, но утешался отменой дореволюционных ограничений; Саня попадал в третий сорт и не выиграл решительно ничего. Он не знал, что треть евреев была лишена избирательных прав и дети их, при попытке попасть в вуз, так же туда не допускались (а проникнув обманом, исключались, как дети русских дворян и купцов). Он видел детей пре
успевающих родителей, произносивших тирады о пролетарском интернационализме, и злился. Все это просто, понятно и в 12 лет простительно. Так же как реакция тогдашних интернационально воспитанных детей на слово "жид". Школа воспитывала отвращение к этому слову. Но болезненная память о детском конфликте - плохая подготовка для роли беспристрастного арбитра. Величие и сила Солженицына неотделимы от его страстной односторонности. Победить ее он не мог.
"Раскаяние и самоограничение" ("Из-под глыб", 1974) начато было прекрасными словами - и на второй же странице прорвались страсти; далее выходило, что в истории русско-польских отношений русские чаще всего обиженная сторона, а поляки - обидчики. Я вспомнил кое-что прочитанное и показал, что, с польской точки зрения, все можно пересказать иначе (см. "Сны земли", Париж, 1984, ч. 6, "Сон о справедливом возмездии", глава "Вокруг раскаянья и самоограничения"). Тогда же я высказал мысль, что пересчитывание и взвешивание взаимных обид - плохой путь к миру, точных весов здесь нет. Лучше перечеркнуть эмоциональную память взаимной ненависти.
Мне не хватило положительных примеров, как это делается. Вспоминались только ашанти в Западной Африке. Объединившись в один народ, они просто запретили былины о взаимных распрях. С появлением писаной истории этот путь закрылся, но есть другие пути.
Преодоление франко-немецкой ненависти началось в 1946 году с приглашения немецкой делегации на конференцию в Швейцарии. Когда немцы вошли, Ирэн Лор (у которой сына мучили в гестапо) встала и вышла, за ней другие французы и стали готовиться к отъезду. Встретив г-жу Лор в коридоре, Фрэнк Бухман, организатор конференции, спросил ее: "Как вы думаете строить Европу без немцев?" Г-жа Лор заперлась в своем номере и не выходила из него 36 часов. Потом она поднялась на трибуну и попросила извинения у немцев за то, что слепо их ненавидела. Немцы приготовились к другому. Они ждали обвинений и приготовились перечислять встречный список обид, начиная с политики кардинала Ришелье, сознательно разжигавшего тридцатилетнюю войну, когда она немного затихала. Выступление Лор их ошеломило и повернуло к покаянию.
Дожидаться, когда весь народ покается, нелепо. Этого никогда не бывает. Начинает один человек, освободившийся от страха перекаяться и повредить национальным интересам. А дальше - либо этот пример получает мощную поддержку, либо инициатива гаснет. Бухман сумел превратить выступление г-жи Лор в исторический поворот. Были организованы поездки четы Лор по всем немецким землям. Единой Германии тогда не было, но успех в "народной дипломатии" предрешил ее курс. Встречи на государственном уровне (Шуман - Аденауэр, де Голль - Аденауер) стали возможны благодаря сдвигам в общественном мнении. А сейчас дошло до проекта восстановить единую державу Карла Великого.
Другой пример - примирение англичан с повстанцами мay-мay в Кении. Один из английских фермеров был принесен в жертву местным богам. Его дочь долго не могла прийти в себя от ненависти и жажды мести, но потом ее христианская вера оказалась сильнее. Установив контакт с лидерами мay-мay, она заговорила с ними так, как они не ожидали. Бог ей помог - компромисс между фермерами Белого Нагорья и местными племенами был достигнут. Несколько лет спустя, в Швейцарии, в перерывах между заседаниями конференции, один из собеседников г-жи Гофмайер признался ей, что он был членом совета мay-мay, принявшего решение о жертве. Но это уже было историческим прошлым.
Хочется упомянуть и записку, найденную в одном из немецких лагерей смерти и опубликованную "Зюддойче цайтунг". Эту записку безымянного еврейского узника часто цитирует Антоний Сурожский:
"Мир всем людям злой воли! Да перестанет всякая месть, всякий призыв к наказанию и возмездию... Преступления переполнили чашу, человеческий разум не в силах больше вместить их. Неисчислимы сонмы мучеников... Поэтому не возлагай их страдания на весы Твоей справедливости, Господи, не обращай их против мучителей грозным обвинением, чтобы взыскать с них страшную расплату. Воздай им иначе! Положи на весы, в защиту палачей, доносчиков, предателей и всех людей злой воли - мужество, духовную силу мучимых, их смирение, их высокое благородство, их постоянную внутреннюю борьбу... Положи все это, Господи, перед Твоими очами в прощении грехов, как выкуп, ради торжества праведности, прими во внимание добро, а не зло! И пусть мы останемся в памяти наших врагов не как их жертвы, не как жуткий кошмар, не как неотступно преследующие их призраки, но как помощники в их борьбе за искоренение разгула их преступных страстей. А когда все кончится, даруй нам жить как людям среди людей, и да возвратится на нашу исстрадавшуюся землю мир - мир людям доброй воли и всем остальным" (цитирую по перепечатке в книге: "Благая весть". М. - СПб., 2000, с. 219).
Разумеется, были и другие факты. Была попытка отравить хлеб в лагере для пленных эсэсовцев и даже пустить какую-то эпидемию в Германии. Но призыв безымянного цадика был услышан и сыграл свою роль в формировании политики ФРГ.
Ни один народ не состоит из одних праведников, и народ диаспоры особенно резко делится на умеющих жить, как Бог велел, и умеющих выживать. Но мне хочется задать вопрос Александру Исаевичу наподобие того, который Бухман задал Ирэн Лор: как вы думаете строить Россию без диаспоры, какая она есть, с ее праведниками и ее грешниками?
Роль диаспоры в глобальных центрах растет. Если Россия восстановит свое величие, в Москву будут стремиться не только русские. И даже сейчас, когда евреи и немцы уезжают, - свято место не остается пусто. Исчезнет Фридман - его место займет Аликперов или еще кто-то. Еврейская диаспора, по крайней мере, была склонна к ассимиляции и дала блестящую череду поэтов, художников, музыкантов, обогативших христианские культуры, в том числе русскую. Я не встречал людей, которым мешают витражи Шагала в восстановленных немецких церквах. Я не знаю лучшего исполнения скрипичных партит Баха, чем у Менухина, и какой-то неуловимо еврей-ский акцент в переливах его скрипки не помешал присвоить ему звание английского лорда. На вершинах русской культуры XX века евреев очень много. А глобальные претензии еврейства существуют только в воображении читателей "Протоколов сионских мудрецов". Боюсь, что больше трудностей будет с реальной политической идеей панисламизма. Она исчезает только в мечтаниях евразийства.
Как растопить дух отчуждения и ненависти в более широком, более глубоком духе любви, ощутимом в недрах всех великих вероисповеданий и культур? Как преодолеть отчуждение и ненависть, которые чужак с его повышенной энергией выживания вызывает у местного населения? Как можно научиться терпеть чужое и превращать чужое в свое? Только Бог знает, как надо, но это знание не укладывается в простые идеи, принципы, лозунги, и приходится каждый день заново искать Божий след, след любви. Есть только две наибольшие заповеди, и обе - о любви. Все остальные заповеди - как не надо. И не надо чересчур надеяться на свои способности арбитра, пересчитывая чужие грехи.
