Неизвестен Автор - Мрамор
воздвиг себе монумент. превосходящий медь..
В школе учили, как сейчас помню. Вот ведь темный был, а знал, что с железяками лучше не связываться. Туллий. Ну и? Публий. И правильно вообще, что ему из мрамора бюст заделали. Хотя и копия. С другой стороны, копию не так жалко, если нос отвалится. Туллий ([задумчиво, с отсутствующим выражением на лице]). Да, копию, конечно, не так жалко. Публий ([ложится]). Уф!.. ну и классик. Хорошо хоть -- только бюст, а не целая статуя. Одна тога бы сколько пудов потянула. Складки эти... Туллий ([задумчиво]). Статуй они не держат. Только бюсты. Публий. Жалко. Хотя, с другой стороны, какие среди баб классики? Одна Сафо, да и та двуснастная. Да еще тога. Туллий. Туника. Публий. Это что такое? Туллий. Как тога, только короче. У женщин, например, выше колена. Еле-еле причинное место прикрывает. Публий. Елки-палки. Елки-палки. Елки-палки. Фасон что ли такой. Туллий. Да нет, просто в Греции вообще теплее. Публий. Елки-палки. Выше колена. Туллий. Уймись, Публий. Публий. Н-да. Греция, тепло. Кипарисы в небо торчат. Магнолия пахнет. Лавр шелестит. Сафо эта; туника выше колена. "Взошли мои любимые Плеяды, а я одна в постели, я одна..." Конец света. Туллий. Да, хорошая поэтесса. Но не классик. Одни фрагменты. К тому же -гречанка. Публий. Да хоть бы бюст... Туллий. Вряд ли... еще заподозрят в республиканских чувствах. Ты еще Перикла себе закажи, Демосфена... Публий. А что они нам могут сделать-то?.. Куда дальше... Ну, наблюдение усилят. Так мы же и не почувствуем. Телекамеры-то, поди, везде. Башня-то, она же еще и телевизионная... Плюс еще ресторан... Только заметить их трудно. Туллий ([задумчиво, глядя в окно]). Мне иногда приходило в голову, что окно и есть камера. Даже когда открыто. Публий. Ну да, а облачность там всякая -- это как помехи. Или дождь... Солнце тоже. Туллий. Да. А вид Рима -- как заставка. Для отвода глаз. Публий. То-то канарейка и не вылетает. Туллий. Не дура... С другой стороны, надзор вещь естественная. Даже логическая. Публий. Какая ж тут логика? Что мы можем? Какое преступление? Ни политического, ни даже уголовного. Разве что мне тебя зарезать или наоборот. Но с кем тогда разговаривать? Замену, конечно, пришлют. Но замена и есть замена. То есть то же самое... Смысл преступления -- он в чем? В последствиях? В выгоде, в огласке, в том, что ловят. Что, поймав, судят и, осудив, сажают. А мы -- мы же уже сидим. Обратный процесс -- он же невозможен. От следствия к причине. Так не бывает. Какой же прок в телекамерах? А? Туллий. Чушь, Публий, преступление интересно именно когда вне контекста. Когда нет ни мотива, ни наказания. Половина худ. литературы об этом. Публий. Но преступление вне контекста -- не преступление. Потому что только мотив -- или наказание -- и делают его преступлением. Туллий. Его -- кого? Публий. Ну, это... поступок. Действие. Потому что все на свете определяется тем, что до, и тем, что после. Без до и после событие не событие. Туллий. А что? Публий. Да почем я знаю! Ожидание. Состояние "до". Или затянувшееся "после". Туллий. Варвар! Безнадежный, невыносимый варвар. Еще Горация себе заказывает! Публий. Да кончай ты лаяться! Туллий. Я лаюсь? Варвар; тупой, бессмысленный варвар. Потому что событие без до и после есть Время. В чистом виде. Отрезок Времени. Часть -- но Времени. То, что лишено причины и следствия. Отсюда -- Башня. И отсюда -- мы в Башне. Отсюда же и телекамеры: происходящее в Башне происходит в чистом Времени. В его, так сказать, беспримесном варианте. Как в вакууме. Тем и интересно. Особенно если зарежешь. Или если не зарежешь. Еще и интереснее... Пускай смотрят! Может, чего-нибудь поймут. Жаль, Тиберий не дожил, он бы понял. А эти -- Калигула, Сенат и т. д.-- где им! Но ими Рим не кончается. Потому и на пленку записывают... И все равно ([свистящим шепотом, как бы в трансе]), все равно... даже потомки... вряд ли. Ибо то, что происходит с нами, может быть понято только нами. И никем иным. Ибо мы -- мы обладаем Временем. Или -- оно нами. Все равно. Важно, что -- без посредников. Что между ним и нами -никого. Как вечером в поле, когда лежишь на спине и на звезду смотришь. Никого между. Не помню, когда это в последний раз было. Мальчиком. Но ощущение -- как сейчас. "Взошли мои любимые Плеяды, а я одна в постели..." -- что Сафо эта твоя вообще понимала?! Одно слово -- Греция... Эгоистка. Бесконечность восприняла как одиночество. Эгоистка и самка. Римлянин бесконечность воспринимает как бесконечность. От этого бабой не прикроешься. Ничем не прикроешься. И чем бесконечней, тем ты больше римлянин. Того ради Тиберий Башню и строил... А ты, варвар тупоголовый, такой шанс упускаешь. Но, так или иначе, и до тебя дойдет. Куда ты денешься! И до остальных тоже. Потому что судьба Рима править миром. Как сказано у поэта. Публий. У какого? Туллий. У Вергилия. И у Овидия тоже. Публий ([обводя взглядом полку и ниши]). Эти у нас уже, по-моему, есть... [Занавес. Конец I акта.]
II акт
[Та же камера после обеда. За окном темнеет. Публий ковыряет во рту зубочисткой. На голове наушники -- видимо, слушает музыку. Туллий, в кресле, шелестит газетой. Картина мира и благополучия.] Публий ([вздрогнув, настораживается: стаскивает наушники]). По-моему, канарейка запела. Или мне показалось? Туллий. Послышалось. Публий. Я уверен, что слышал канарейкино пение. Странно... А ты не врешь? Туллий. Да пошел ты... Публий. Может, они опять "Лесной Аромат" в камеру пустили? ([Тянет носом.]) Хотя это только по пятницам... Туллий? Туллий. Ну чего? Публий. Какой сегодня день недели? Туллий. Понятия не имею. Вроде эта, как ее? -- среда. Публий. С тех пор как при Траяне летосчисление отменили, дни недели тоже стали какими-то... как пальцы рук... безымянными, правда? То есть оно, конечно, лучше, что мы на порядковые номера перешли. Потому что после двухтысячного года как-то смысла нет года считать. Даже после тысячного уже ничего непонятно. До тысячи еще можно досчитать, а потом засыпаешь... да и для кого считать-то вообще? Это же не деньги. Ничего же не остается. Не потрогаешь... И начали-то, наверно, считать от нечего делать... Хотя вот мы, например, -- не считаем же. Хотя делать, вроде, и нечего... Пространство, наверно, мерили. То есть расстояние. Столько-то дней пути. И так и пошло, по инерции... остановиться не могли. Тысяча. Две тысячи. И т. д. Даже когда километры появились... Спасибо Траяну, одумался. Теперь пускай компьютеры этим занимаются, а то -- тысяча лет, тысяча километров... Бред какой-то... Названий, конечно, жалко. Среда, пятница... Этот, как его? четверг... Туллий! "Морской воздух" нам по четвергам пускают? Туллий. По вторникам. Публий. Красивое имя -- вторник... Как же это мне все-таки канарейка послышалась? ([Направляется к клетке, открывает дверцу, заговаривает с канарейкой.]) Ну, ты пела или не пела? А? Хули молчишь? Языка человеческого не понимаешь, что ли? Все понимаешь, не ври. Если я тебя слышу, то и ты меня тоже. Просто наплевать, да? Гора мяса трепыхается и все, правильно? Ох уж эти мне пернатые-пархатые. Или не кормят тебя? Вот Туллий тебе целых полтрюфеля оставил шоколадного. Из Галлии. А ты, сучка, брезгуешь. Голодовку объявила. Ну, Рим от этого не рухнет. Даже если мы с Туллием объявим, не рухнет. Да и как ее объявишь, когда то петушиные гребешки с хреном, то фламинговы яйца, икрой начиненные? Задумаешься. Ули-тити-тюю. Ничего, еще запоешь. Куда ты денешься? Бери пример с нас с Туллием... Туллий? Туллий. Ну, чего тебе? Публий. Может, она петь завязала, потому что высоко все-таки. Километр почти над уровнем моря. Они ж тут не летают. Туллий. А ты ее спроси. Ты же с ней разговариваешь. Прямо Святой Франциск. Публий. Не отвечает. Заперлась и не колется. Как блатная или политическая. ([К канарейке.]) Ули-тити-тюю. Ты блатная или политическая? Впрочем, блатных и политических в Башне не держат. Блатные и политические теперь по улицам гуляют, на Капитолии сидят. Потому что все отчасти блатные или отчасти политические. Кто больше, кто меньше. Дело не в сущности: только в степени. А за степень в Башню сажать -- башен не напасешься, правильно? Так что и ты тут не по делу, а просто так. Из-за реформы Тибериевой. Вот и бери с нас пример. Мы же трекаем. Даже если тебе и непонятно. Тем более пример брать должна. Это не фокус брать пример, когда все понятно. Ули-тити-тюю. Туллий. Да оставь ты птичку в покое. Далась она тебе! Публий. А того и далась, что почему нам не подражает! Коли здесь находится. А то можно подумать -- природа против нас. Она же природу представляет. Ведь это же все искусственно!!! Включая нас!!! Она одна -- естественна... Туллий. Ну, не горячись. Представляет и представляет. Даже если и представляет, то -- низшую ступень развития. Публий. Да я к тому и клоню. Попугай и тот лучше будет... Я, когда мы в Ливии когортой стояли, в Лептис Магне, гетеру одну знал. Так она что, змея, придумала. Рядом с постелью аквариум держала. Чтоб рыба, говорит, делу училась. Эволюцию чтоб ускорить то есть. А то они больно икрой разбрасываются. Вот я и думаю: чего ж канарейке с нас пример не взять. А то молчит, артачится. Туллий. Может, ей пару заказать. Позвони Претору. Публий. Ну, этому она у нас не научится. Разве мы у нее. Туллий. Опять, значит, свербит... Ну ничего, через пять минут прогулка. ([Потягивается.]) Малафью тебе растрясти. Чтоб, значит, в сыр не сбилась. Публий. Груб ты, Туллий. Груб, но наблюдателен. ([Кивая на газету.]) Чего пишут-то? Туллий. А-а-а, жвачка. Бои в Персии. Ураган в Океании... Еще про высадку на Сириусе и Канопусе. Публий. Ну и? Туллий. Никаких признаков жизни. Публий. Это я мог бы и без них сказать. Невооруженным глазом видно. Туллий. То есть? Публий. Была б там жизнь, хрен бы мы их вообще увидели. Ночью особенно. Ночью спать ложатся и свет выключают... Жизнь... что они про это понимают... Исследователи... Туллий. А ты, Публий? Что ты понимаешь? По-твоему, жизнь -- это что такое? Публий. Это когда свет рубишь -- и на бабу. Вот это жизнь... Скорей бы прогулка, что ли... Туллий. Как это ни дико, но в том, что ты несешь, есть доля истины... Как сказано у поэта, вокс попули, вокс деи. Глас народа -- глас божий... Или что у трезвого на уме, у пьяного на языке... Темнота таки действительно форма жизни. Так сказать, состояние света, но -- пассивное. Днем -- активное, а ночью -пассивное. Но -- света. А свет у нас что -- форма энергии, источник жизни. Для помидоров, по крайней мере, или лука зеленого. И темнота тоже источник. Того же самого. Форма жизни. Материи, как они говорят... И это бы еще ладно, что материи... но им подай пуговицы. То есть чтоб блестели. Ибо жизнь, по-ихнему, есть что-то плотное, осязаемое. Из мяса сделанное. Волокна из ткани. Клетки с молекулами. Берешь в руки -- маешь вещь. Осязаемое и описанию поддающееся. Или сфотографировать. Всегда вовне. А жизнь -- это то, в чем вещи существуют... Не сами они, а эта, как ее? среда. И четверг, и вторник, и пятница. И когда светло, и когда темно. Особенно, когда темно. Это не звезды ихние, а то, что между. Публий. Да не расстраивайся ты. Подумаешь, газета. И вообще: только жлобы обращают на звезды внимание... Туллий ([продолжая свое]). Не жизнь для вещи, а вещь для жизни... ([Успокаиваясь.]) Интересно, как они там определяют ее отсутствие? Чем? Миноискателем, что ли? Дозиметрами? Гейгером-Мюллером? Публий. Может, они в миноискатель идею христианства вмонтировали. И язычества. И буддизм с мусульманством... Мало ли что... За ними не уследишь... Тумбочку новую до сих пор не прислали. Позвонить, что ли, претору? Туллий. После отбоя, наверно, пришлют. Тебе же еще и лучше. На ночь-то глядя... Публий. Груб ты, Туллий... [Первые такты "Сказок Венского Леса", свет в плафонах убывает, и пол приходит в движение; на трех стенах камеры появляется (спроецированное либо сзади, из-за кулис, либо -- через окно) изображение парка с аллеями, прудом и статуями. Изображение это может быть статичным, но лучше, если это фильм, и лучше, если смена кадров скоординирована с движением фигур Публия и Туллия.] Ну, наконец-то... Что это у нас сегодня -- вилла Д'Эсте или вилла Боргезе? Туллий. Не-е. Это, вроде, где-то в Галлии. Тюильри, что ли. Или нет. Это в Скифии Северной... Ну, в этой, в Европе Восточной. То есть в Западной Азии. Город-то как этот ихний называется? Публий. Да пес его знает. Хороший сад все-таки... Вот видишь, Вертумн и Помона. Туллий. Ага, а это "Похищение Сабинянки". Публий. Точно. А вот "Сатурн, пожирающий своего младенца". Н-да, сюжетик... И ограда ничего. И даже, вон, лебеди... Интересно, откуда у них лебеди... Туллий. Один лебедь. Публий. А это что? ([Подходит к стене и тычет пальцем.]) Туллий. Отражение. Нет лебедя без отражения. Или человека без биографии. Как сказано у поэта:
