Борис Башилов - Рыцарь времен протекших... Павел Первый и масоны
"Письмо герцога Гессен-Кассельского в оригинале писанное к Шварцу в 1782 г. доказывает их братскую переписку — из него видеть можно, что князь Куракин употреблен был инструментом к приведению Великого Князя в братство".[4] Когда в 1783 году было решено о создании в России VIII Провинции ордена, то для Павла было резервировано звание Провинциального великого мастера ордена Розенкрейцеров.
Когда Павел вернулся из Европы, к нему из Москвы приезжал его друг, знаменитый архитектор Баженов, член ордена Розенкрейцеров, который старался вероятно склонить Павла к вступлению в Франкмасонство.
Многолетняя обработка дала наконец свои плоды, и в 1784 году Павел вступил в одну из масонских лож, подчинявшихся И. Елагину. Павла торжественно принимал в члены братства вольных каменщиков сенатор И. Елагин. При приеме присутствовал и главный воспитатель Павла гр. Н. И. Панин, которому масоны воздавали хвалу за то, что он "...в храм дружбы сердце царское ввел".
В 1784 году, за пять лет до французской революции, глава русских масонов И. В. Лопухин, в 1784 г. написал торжественную похвальную песнь в честь Павла.
Залог любви небесной
В тебе мы, Павел, зрим:
В чете твоей прелестной
Зрак ангела мы чтим.
Украшенный венцом,
Ты будешь нам отцом!
Судьба благоволила
Петров возвысить дои
И нас всех одарила,
Даря тебя плодом.
Украшенный венцом,
Ты будешь нам отцом!
С тобой да воцарятся
Блаженство, правда, мир!
Без страха да явятся
Пред троном нищ и сир.
Украшенный венцом,
Ты будешь нам отцом![5]
Вступление Павла в масонскую ложу возбудило у Екатерины подозрение, что за просветительной деятельностью масонов скрываются какие-то тайные цели и что масоны, вовлекая Павла I в свои сети, хотят организовать заговор против нее.
В 1785 году она отдает приказ Московскому полицмейстеру и Московскому Митрополиту произвести проверку содержания книг и журналов, издаваемых в Москве "Дружеским ученым обществом", во главе которого стоял розенкрейцер и мартинист Новиков.
Но благодаря Митрополиту Платону, покровительствовавшему "Дружескому обществу" и давшему отзыв о Новикове, как о примерном христианине, и благожелательный отзыв о большинстве просмотренных книг, проверка не принесла никакого вреда деятельности московских розенкрейцеров. Екатерина успокоилась. И еще несколько лет московские розенкрейцеры и масоны, принадлежавшие к другим орденам, беспрепятственно продолжали свою деятельность в Москве, Петербурге и других городах.
Как же относился к масонам сам Павел? По благородству своего характера Павел, с детства окруженный масонами, не догадывался об истинных, тайных целях мирового масонства, считал, что масоны — добродетельные люди, желающие добра людям. Но потом у Павла, видимо, зародились какие-то подозрения. Известно, что когда к нему однажды опять приехал Баженов, он расспрашивал его, а не имеют ли масоны каких-нибудь тайных целей.
Баженову удалось убедить Павла, что масоны не имеют никаких дурных замыслов, что их цель высока и благородна — братство всех живущих на земле людей.
"Бог с вами, — сказал тогда Павел, — только живите смирно".
Но когда разразилась Великая французская революция, и Павлу стало известно об участии в ней масонов, он резко изменил свое отношение к масонам. Зимой 1791-1792 года, когда Баженов снова приехал к нему и заговорил снова о масонстве, Павел резко заявил ему:
"Я тебя люблю и принимаю, как художника, а не как мартиниста: о них я слышать не хочу, и ты рта не разевай о них".
В обвинительном приговоре по делу Новикова, московским розенкрейцерам вменялось в вину, "что они употребляют разные способы, хотя вообще, к уловлению в свою секту известной по их бумагам Особы. В сем уловлении, так и упомянутой переписке, Новиков сам признал себя преступником."
Имел ли Павел с Новиковым в ту эпоху связь — установить сейчас трудно. Может быть подобная мотивировка приговора была только приемом, применяя который, Екатерина II желала оттолкнуть Павла от масонов. Историк Валишевский в своей книге "Вокруг трона" утверждает, например, что "все сношения Новикова с Павлом ограничивались только тем, что он посылал ему какие-то книги". В данном случае важны не догадки, а миросозерцание Павла и его дальнейшее отношение к масонам.
Арест Новикова был первым решительным мероприятием Екатерины против масонов. Новиков и наиболее активные члены "Ученого дружеского общества" были арестованы, кто посажен в тюрьму, кто выслан. Все масонские ложи в России были закрыты. Все масоны, находившиеся в близких отношениях с Павлом, по приказанию Екатерины, были удалены от него. При дворе Павла остался только один Плещеев. Графу Панину и кн. Гагарину было запрещено общение с Павлом. Князя Куракина выслали в его имение.
III. Восшествие Павла на престол. Восстановление русского принципа престолонаследия
В 1796 году, уже сорока двух лет, после внезапное смерти Екатерины, Павел вступил, наконец, на отнятый у него матерью трон. Все лучшие годы жизни уже позади. Они прожиты им в тяжелой, ненормальной атмосфере, созданной Екатериной II.
Вступая на престол, Павел получил, кажется, еще последний тяжелый удар от той, которая дала ему жизнь
"По общему мнению, — сообщает К. Валишевский — существовало завещание, отрекавшее наследника от престола; при нем же был, говорят, объяснительные манифест, подписанный двумя популярными героями Румянцевым и Суворовым. И Правда Воли Монаршее Петра Великого остается в силе, объявляя самодержавную власть монарха единственным регулятором престолонаследия. Если верить легенде, то Павел открыл этот старый документ. Он берет в руки конверт, завернутый в черную ленту с надписью: "Вскрыть после моей смерти в совете". Не говоря ни слова, он посмотрел на Безбородко. Тот в свою очередь молча переводит свои глаза на камин, где горит огонь, может быть разведенный самой Екатериной накануне утром".[6]
Согласно легенде Павел бросает пакет в огонь. На этом кончает свое существование нелепый закон, введенный Петром I, согласно которого монарх может назначить своим наследником кого хочет.
Сам всю жизнь страдавший от последствий антимонархического принципа передачи монархической власти "согласно воле Государя", Павел немедленно восстанавливает древний порядок наследования царской власти.
"В сущности Имп. Павел ничего нового не ввел, он только в законченной, строгой системе вернул этот вопрос к тому, что существовало до Имп. Петра I-го. Никогда в Московской Руси старший наследник не мог быть обойден престолом. Только Петровский закон 1721 года создавал право государя выбирать, по своему усмотрению, наследника из числа лиц, принадлежащих к царствующему дому. Преемственность этого петровского рукоположения обрывается уже на первом этапе, — императрица Екатерина I-я умирает, не назвав преемника, и в дальнейшем на помощь закону приходят головоломные трюки вельмож или лихой марш гвардии. Имп. Екатерина II-ая имела в виду передать престол внуку, а не сыну, и только внезапная ее кончина помешала ей осуществить это. Сановники растерялись, не успели организовать "голос народа" в виде воплей подвыпившей гвардии, и престол, в естественном порядке, достается старшему в роде. Воцарение Павла Петровича происходит не по закону 1721 года, а по легитимному, древнерусскому праву, которое он немедленно облекает в ясную и стройную систему.
О природе Основных законов следует сказать несколько слов. Каждый закон есть следствие каких-то моральных норм и, в этом смысле, закон Павла I-го целиком вытекает из той клятвы Земского Собора 1613 года, когда наши предки связали судьбу России, на вечные времена, с династией Романовых. Непреложный смысл этой клятвы тот, что предки наши, умудренные и смутами, и выборными царями, и просто самозванцами, оставили нам завет: хотите жить хорошо, по-божески, — без непрерывной поножовщины, — держитесь линии своих царей и никаких прыжков в сторону не допускайте. Царь, хотя бы и со средними способностями, всегда ведет страну ко благу, а разные гениальные фокусники непременно исказят жизнь многих и многих поколений.
Принцип Основных законов и, особенно, моральная природа, их питающая, подвергались жесточайшей критике разных разумопоклонников, полагавших, что демократии с их республиками могут обходиться без этих "пережитков старины". И тут чрезвычайно полезно заглянуть в последнюю книгу Алданова "Ульмская ночь". Автор, сам демократ, распланировал свое произведение в виде беседы двух демократов, весьма ученых и учитывающих весь наличный исторический опыт. И вот один из собеседников делает такое признание, которое неизбежно надо принять, как признание самого Алданова: "В некоторых монархических странах были неотменимые основные законы. Мы должны ввести такие же... Свободу нельзя оставлять на капризе голосований".
