Дмитрий Лисейцев - Царь Борис Годунов
Таким образом, на царской свадьбе в сентябре 1580 г., кроме самой венценосной четы, присутствовали три будущих царя и две будущие царицы. Словно какое-то проклятие висело над головами участников свадьбы, которые, к счастью для них, еще не знали своих судеб.
Последняя свадьба Ивана Грозного, как и всякая торжественная церемония при московском дворе, не обошлась без местнических конфликтов. Участником одного из них оказался Борис Годунов, на которого бил челом Панкратий Салтыков. Годунов вышел из спора победителем.
Еще через год Борис Годунов оказался свидетелем и даже участником одной из самых трагических сцен в истории царской семьи. После шестой женитьбы отношения между Иваном Грозным и его старшим сыном Иваном становились все более натянутыми. По всей вероятности, наследник царского престола не был доволен новым браком родителя, поскольку это в перспективе сулило появление новых конкурентов в борьбе за царский венец. И, судя по всему, новая родня царя – Нагие подливали масла в огонь. Нарастающий конфликт между царем и его сыном, как известно, завершился в ноябре 1581 г. гибелью царевича, павшего от удара отцовского посоха. По свидетельству Латухинской Степенной книги (справедливости ради отметим, что это источник довольно позднего происхождения, составленный почти через сто лет после гибели царевича, что ставит достоверность его сведений под вопрос), Борис Годунов ворвался на шум в царские покои, чтобы защитить избиваемого царевича от государева гнева. Если это действительно так, то поступок этот делает Годунову честь, поскольку он не только рисковал в эту минуту своей жизнью, но и спасал царевича Ивана, тем самым уменьшая для своей сестры, Ирины Годуновой, шансы стать когда-нибудь царицей. Спасти царевича не удалось…
Интересно впоследствии трансформировались слухи о гибели царевича Ивана в народном сознании. В народе был сложен сказ, согласно которому царя против старшего сына настраивал справедливо демонизированный народной молвой Малюта Скуратов (погибший, как мы знаем, почти за девять лет до царевича). Заступником же Ивана-царевича в сказе выступает его родной дядя по матери, боярин Никита Романович (брат первой жены Ивана Грозного), обратившийся к опричнику со словами, которые А. К. Толстой позднее вложил в уста князя Серебряного:
Ты, Малюта, Малюта Скурлатович!
Не за свой ты кус примаешься,
Ты етим кусом подавишься!
В сказе в отличие от суровой прозы жизни это заступничество спасло царевича. Латухинская Степенная книга сообщает нам, что Борис Годунов, безуспешно пытаясь защитить Ивана Ивановича, сам получил тяжелые увечья и травмы и после этого надолго слег в постель. Этим не преминули воспользоваться недоброжелатели Бориса, Нагие, заявившие царю, что Годунов лишь притворяется больным, а ко двору не является из страха или гордыни. Иван Грозный неожиданно нагрянул к Борису Годунову, но вопреки ожиданиям клеветников убедился, что болезнь его неподдельна, а нанесенные царским посохом раны перевязаны и продолжают гноиться. Тогда Иван Васильевич приказал отцу своей супруги, Фёдору Нагому, более других очернявшему пострадавшего от царского гнева боярина, носить повязки на тех же местах, что Борис Годунов.
По всей вероятности, в этом рассказе Латухинской Степенной книги все же отражены отголоски реальных событий. Позднее, когда Борис Годунов вступит на престол, официальная пропаганда немало сделает для того, чтобы обосновать его права на царский венец. В числе прочего тогда рассказывали о том, что Иван Грозный однажды навестил тяжелобольного Бориса Фёдоровича и заявил, что тот ему дорог так же, как и собственный сын царевич Фёдор и невестка, Ирина Годунова. Эту мысль царь даже проиллюстрировал на собственных пальцах, сказав, что любой из перстов ему потерять было бы одинаково больно; так же больно ему было бы потерять Фёдора, Ирину или Бориса.
Смерть царевича Ивана открывала перед Борисом Годуновым новые горизонты. Царевич Фёдор, женатый на его сестре, был теперь наиболее вероятным претендентом на царский венец. Умом и энергией тихий и набожный наследник Ивана Грозного не блистал (сам Иван Васильевич в глаза называл сына звонарем и пономарем). Управлять страной Фёдор Иванович был неспособен, и это давало состоявшему с ним в родстве Годунову основания надеяться на одно из самых высоких мест в окружении будущего царя. Правда, в октябре 1582 г. у Ивана Грозного в его последнем браке появился еще один ребенок, царевич Дмитрий, а сам самодержец стал подумывать о женитьбе на одной из родственниц английской королевы Елизаветы… Эти обстоятельства могли со временем кардинально изменить династическую ситуацию при московском дворе.
Но именно времени Ивану Грозному отпущено и не было: он тяжело болел, хвори стремительно подтачивали силы его организма (сам же царь подозревал, что его отравили). Злая ирония была в том, что больной государь собственноручно и ежедневно травил себя подносимыми ему лекарствами, многие из которых в числе прочих компонентов содержали в себе ртуть и мышьяк. Впоследствии, в XX в., когда следы этих ядовитых веществ будут обнаружены в останках Ивана Грозного, это вызовет серию сенсационных публикаций о том, что первого русского царя отравили. Современники-иностранцы пересказывали слухи о том, что Иван IV был задушен собственными приближенными, причем одним из убийц якобы был Борис Годунов. Этой версии противоречит известный факт принятия Иваном Грозным перед смертью, 18 марта 1584 г., монашеской схимы (трудно представить, чтобы царя одновременно душили и постригали в монахи). Однако современники указывают на то, что Борис Годунов был одним из последних, с кем общался перед смертью Иван Грозный. Говорили даже, будто бы царь собирался сыграть с Годуновым в шахматы, да так и не успел.
А Бориса Фёдоровича ждала новая, совершенно другая шахматная партия, в которой он не располагал пока самыми сильными фигурами. Но зато у него был достойный учитель, место которого за шахматной доской Борису Годунову предстояло теперь занять.
«Лорд-протектор»
Если принять в рассуждение все добродетели, которых требуют от слуги, то много ли найдется господ, способных быть слугами?
Пьер Огюстен де Карон Бомарше. Севильский цирюльникУшла в прошлое эпоха Ивана IV, оставив по себе грозную славу беспощадных казней и покорения соседних царств, оставив престол слабому наследнику, неспособному продолжить начатое отцом с таким напряжением и жестокостью дело возвышения Московской державы. Как распорядиться отцовским наследием – добрым и дурным, как не потерять достигнутого, залечить полученные раны и продолжить завещанное предками, князьями Московскими, дело собирания земель русских? Эти вопросы были не под силу новому государю, Фёдору Ивановичу, которому суждено было стать последним представителем своего некогда могучего рода на российском престоле.
Скульптурный портрет (реконструкция по черепу) царя Фёдора Ивановича. Скульптор-антрополог М. М. Герасимов
Современники характеризовали царя Фёдора Ивановича как полную противоположность его грозного отца: тихий, богобоязненный, лишенный всякого интереса к власти и политике: «ростом был мал, был постник, смирен, о духовных делах больше заботился и проводил время в молитвах и нищим просимое раздавал. О мирских делах совсем не заботился – только думал о душевном спасении. С младенческих лет и до конца жизни таким пребывал, за эти благочестивые дела Бог его царство миром оградил, и врагов его смирил, и время спокойное ниспослал». Не стесненные вынужденной корректностью россиян, современники-иностранцы напрямую называли последнего Рюриковича слабоумным, а то и вовсе дураком. Между тем после смерти Фёдора Ивановича русские люди неизменно вспоминали годы царствования как некий «золотой век», благословенное затишье между потрясениями эпохи Ивана Грозного и кровавой вакханалией Смутного времени. Может, и впрямь, по слову Нагорной проповеди, «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное»?
Парсуна царя Фёдора Ивановича (конец XVI в.)
Однако не благочестием царя Фёдора объясняются «врагов смирение» и «мирных дней ниспослание». Стоял за плечом царя-постника политик, которому пришлось взвалить на свои плечи груз ответственности за судьбу страны и тяжесть непопулярных решений. Большой удачей для царя Фёдора Ивановича было, что такой человек был рядом с ним. И не только «был», но и сам с готовностью и даже с алчностью взялся за кормило Московского государства.
После смерти Ивана Грозного вокруг его сына, царя Фёдора Ивановича, сложился правительственный круг, включивший в себя самых близких к нему людей. Их обыкновенно называют «регентским советом», хотя нет никаких свидетельств о том, чтобы умиравший Иван Грозный назначал кого-либо в опекуны своему сыну. В состав этого правительства вошли: боярин князь Иван Фёдорович Мстиславский (глава Боярской думы и троюродный брат царя Фёдора); боярин князь Иван Петрович Шуйский (глава боярского клана Шуйских, смелый воевода, герой недавней обороны Пскова от войск Стефана Батория); боярин Никита Романович Захарьин-Юрьев (родной дядя царя Фёдора по материнской линии); боярин Борис Фёдорович Годунов (царский шурин, брат царицы Ирины Фёдоровны). За исключением последнего, все это были люди в годах, имеющие право претендовать на место в правительстве не только по своим немалым заслугам и опыту, но и в силу родовитости. На их фоне 32-летний Борис Годунов был человеком молодым, не по годам и не по знатности поднявшимся выше своей меры.
