Н. Копылов - Флотоводцы
Через сутки после боя в Хиосском проливе, 25 июня, в пять часов дня под председательством главнокомандующего графа Алексея Орлова на линейном корабле «Три Иерарха», на котором он держал кайзер-флаг, собрался военный совет. Моряки настаивали на решительных и немедленных действиях, чтобы не упустить благоприятный момент вынужденной парализованности противника в тесной бухте. План разгрома турок был предложен Г. А. Спиридовым и И. А. Ганнибалом. Его идея была проста: использовать в качестве брандеров транспортные суда, сопровождавшие эскадру и не представлявшие значительной ценности. Надо было нагрузить их горючими материалами (смолой в бочках, селитрой, серой в парусиновых шлангах), а палубу, рангоут и борта пропитать скипидаром. Такой брандер представлял собой смертельную опасность, если бы сумел подойти к вражескому кораблю и зацепиться за него. Для этого к бушприту и нокам рей прикреплялись крючья, которыми его команда старалась зацепить за фальшборт и надстройки неприятельского судна. Снаряжение брандеров и подбор их командиров были поручены бригадиру Ганнибалу.
Для осуществления этого замысла требовались хладнокровные и опытные офицеры, не боявшиеся рискнуть жизнью. Первыми откликнувшимися на призыв Ганнибала были капитан-лейтенант Р. К. Дугдаль, лейтенанты Д. С. Ильин и Т. Мекензи (в дальнейшем — адмирал, именем которого названы высоты в окрестностях Севастополя) и мичман князь В. А. Гагарин. Команды брандеров тоже набирались из добровольцев.
Наступила ночь на 26 июня 1770 г. Погодные условия не благоприятствовали атаке: море было залито лунным светом. С русских судов вполне отчетливо было видно, что делает турецкий флот в бухте, куда накануне он бежал под прикрытием береговых батарей. Русские видели в свои подзорные трубы, что турецкий флот «стоит в тесном и непорядочном стоянии»: одни носами на NW (северо-запад), другие — на NO (северо-восток), «а к нам боками, несколько ж их в тесноте стоят за своими к берегу, так как в куче». Для обеспечения успеха операции были выделены линейные корабли «Ростислав», «Европа», «Не тронь меня» и «Саратов», фрегаты «Надежда Благополучия» и «Африка» и бомбардирский корабль «Гром». Этому отряду под общим командованием С. К. Грейга надлежало войти в Чесменскую бухту и, вступив в бой с неприятельским флотом, вызвать смятение на турецких кораблях, отвлечь их внимание на себя, открыв этим дорогу брандерам.
В 23.30 первым двинулся на сближение с турецким флотом Ф. А. Клокачев на своей «Европе», к часу ночи занял свое место согласно диспозиции «Ростислав», подтянулись и другие корабли. Метким огнем с бомбардирского судна «Гром» в начале второго был подожжен один из турецких кораблей, стоящих в центре бухты, с него огонь перекинулся на стоящие рядом суда. В это время по сигналу с «Ростислава» в атаку пошли брандеры. Первым был выпущен брандер капитан-лейтенанта Дугдаля; однако он не успел пройти и половины расстояния, разделявшего русскую эскадру и первую линию турецкого флота, как был замечен противником; пришлось преждевременно взорвать его и вернуться на «Три Иерарха». Вторым пошел брандер лейтенанта Мекензи. Он достиг первой линии неприятельских судов, но из-за неудачного маневра его прижало к борту уже горевшего турецкого корабля. Команда успела покинуть брандер и высадиться на берег. Там Мекензи захватил несколько мелких турецких судов, с которыми и вернулся к своим.
Памятная медаль в честь Чесменской победы
Третье зажигательное судно повел лейтенант Дмитрий Сергеевич Ильин. К этому моменту турки, вначале ошеломленные пожарами, возобновили ураганный артиллерийский огонь по русским кораблям отряда. Грейг был вынужден, в свою очередь, возобновить стрельбу, и брандер очутился между двух огней! Лейтенант Ильин все же пробрался к цели. Он вплотную подвел свое суденышко к борту 84-пушечного турецкого корабля. Русские матросы крепко прицепили брандер к фальшборту турецкого корабля, затем подтянули шлюпку, спустились в нее. Тогда Ильин поджег брандер и спрыгнул в шлюпку сам. Пламя, охватившее брандер, уже ползло к рангоуту турецкого корабля, а команда его не предпринимала никаких мер для предотвращения катастрофы. Впоследствии Гассан-паша говорил, что он принял брандер Ильина за дезертира с русской эскадры, решившего сдаться в плен. Это впечатление создалось у него, когда русские открыли огонь как бы вдогонку брандеру, и поэтому он приказал не стрелять по брандеру Ильина.
После поджога своего брандера Ильин, спрыгнув в шлюпку, приказал матросам повременить грести, встал во весь рост лицом к неприятелю и, только когда убедился, что «большой корабль в огне, и пламя к парусам пришло, и оные все мачты, стеньги и реи загорелись», скомандовал грести. Взрыв страшной силы он услышал, уже находясь у своих: это одновременно взорвались и брандер, и турецкий корабль. Взрывом разметало пылавшие обломки по рейду и на палубы других неприятельских кораблей…
Хотя четвертый брандер мичмана Гагарина можно было уже не посылать, он все же был послан. Гагарин поджег его на полпути и, пересев в шлюпку, поспешил выбраться в безопасное место.
После этого корабли Грейга возобновили огонь — но это было уже излишним, турецкий флот погибал и без этого. Сам Грейг записал в «Собственноручном журнале»: «Пожар турецкого флота сделался общим к трем часам утра. Легче вообразить, чем описать ужас и замешательство, овладевшие неприятелем! Турки прекратили всякое сопротивление даже на тех судах, которые еще не загорелись. Большая часть гребных судов затонула или опрокинулась от множества людей, бросавшихся в них. Целые команды в страхе и отчаянии кидались в воду, поверхность бухты была покрыта бесчисленным множеством несчастных, спасавшихся, топя один другого. Немногие достигали берега, цели отчаянных усилий. Страх турок был до того велик, что они оставляли не только суда, еще не загоревшиеся, и прибрежные батареи, но даже бежали из замка и города Чесмы, оставленных уже гарнизоном и жителями».
Пожар турецкого флота и взрывы кораблей продолжались до 10 часов утра. К этому времени вода в бухте представляла собой густую смесь пепла, грязи, обломков и крови.
Потери турок были огромны: в течение ночи сгорели шестьдесят три судна — линейные корабли, каравеллы, галеры, галиоты. Более десяти тысяч человек, две трети личного состава турецкого флота, погибли в огне. При этом в ходе боя в бухте русская объединенная эскадра потеряла одиннадцать человек: 8 на линейном корабле «Европа», 3 на линейном корабле «Не тронь меня».
Чесменская колонна в Царском Селе (г. Пушкин)
После победы Спиридов докладывал в Петербург в Адмиралтейств-коллегию ее президенту графу Чернышову: «Слава Богу и честь Всероссийскому флоту! С 25-го на 26-е неприятельский флот атаковали, разбили, разломали, сожгли, на небо пустили, потопили и в пепел обратили, и оставили на том месте престрашное позорище, а сами стали быть во всем Архипелаге нашей Всемилостивейшей Государыни господствующи»
В честь Чесменской победы Екатерина II велела возвести специальную колонну и церковь, а также выбить памятную медаль с изображением горящего турецкого флота и красноречивой надписью над ним: «БЫЛ». Спиридову императрица пожаловала высокую награду — орден Святого Андрея Первозванного. Особой милости удостоился А. Орлов, получивший к своей фамилии почетную приставку — «Чесменский».
«Когда, по манию его, бросал перун Орел, в превыспренной отваге,
Флот турков при Чесме — сжег Росс в Архипелаге,
Тогда Орлов-Зевес, Спиридов — был Нептун!»
Г. Р. ДержавинЧесма была высшим достижением Г. А. Спиридова и крупнейшим успехом за время Архипелагской экспедиции. В развитие этого успеха Спиридов предлагал немедленно, пока враг не опомнился, двинуть флот к проливам и через Дарданеллы, Мраморное море и Босфор выйти в Черное море. С этим планом были согласны все моряки, однако Орлов настоял на своем, и к Дарданеллам отправился Д. Эльфинстон с задачей блокировать их и не допустить подвоза подкреплений к острову Лемнос, где главные силы русских осаждали крепость Пелари. Эльфинстон с поставленной задачей не справился, более того, разбил на камнях самый большой русский корабль «Святослав». Лишь после этого Орлов отрешил его от командования и отправил в Россию. В своем приказе он писал: «Необходимые нужды для пользы службы Ее Императорского Величества принудили меня отделенную эскадру господина контр-адмирала Эльфинстона соединить с эскадрой, под моим ведением находящейся, и препоручить обе в точную команду его высокопревосходительства господина адмирала Григория Андреевича Спиридова, о чем господа начальники судов да будут известны».
