Софья Хазанова - Пискаревский летописец. Происхождение, источники, авторство
Для того чтобы выявить особенности Пискаревского летописца как исторического источника, определить новизну сообщаемых им известий, памятник сравнивается также с повестями и сказаниями Смутного времени, записками иностранцев, посещавших Россию во второй половине XVI – начале XVII в.: Генриха Штадена, Альберта Шлихтинга, Таубе и Крузе, Джильса Флетчера и Джерома Горсея.
В монографии Пискаревский летописец изучается комплексно, как единое произведение. Мы старались охватить все аспекты памятника как исторического источника, с возможной полнотой. Здесь проведено детальное текстологическое сопоставление памятника с другими источниками, решен вопрос о происхождении летописи.
Глава I
Общая характеристика списка Пискаревского летописца
До конца XIX в. Пискаревский летописец не попадал в поле зрения историков. Трудно сказать, с чем это было связано. Возможно, причиной такого невнимания стало то, что он хранился в фонде Пискарева в Отделе рукописей Румянцевского музея и к этому памятнику редко обращались специалисты. Однако пометы в рукописи свидетельствуют о том, что она читалась и в XVIII, и в XIX вв. Но ни один из читателей не ввел Пискаревский летописец в научный оборот.
В конце XIX в. в статье об истории строительства храма Василия Блаженного священник Иван Кузнецов упомянул о том, как в храме появился лишний придел, сведения о чем он, по его собственным словам, почерпнул из «какого-то летописца»[67]. Судя по всему, в данном случае речь шла именно о Пискаревском летописце, потому что Иван Кузнецов назвал ее летописью собрания Пискарева[68]. Но статья Ивана Кузнецова осталась не замеченной научной общественностью, видимо, потому, что была посвящена частному вопросу, для изучения которого в статье привлекался Пискаревский летописец.
Это упоминание Пискаревского летописца оказалось первым и – до середины следующего века – единственным. До революции Пискаревский летописец не только не изучался и не публиковался, но и не цитировался.
1) История открытия и публикации Пискаревского летописца
В сферу внимания историков Пискаревский летописец вновь попал лишь в 1950 г., когда он был обнаружен О. А. Яковлевой в отделе рукописей Государственной библиотеки им. Ленина. Заметка об открытии была опубликована в журнале «Огонек»[69]. С этого момента, собственно, и начинается изучение источника. Оригинальная часть летописца за 1533–1645 гг. была опубликована О. А. Яковлевой в «Материалах по истории СССР» с кратким предисловием, включавшим палеографическое и кодикологическое описание сборника, заметкой о новых сведениях Пискаревского летописца и комментариями исследовательницы в 1955 г.[70] Публикация отвечала всем требованиям, предъявлявшимся к научным изданиям документов XVII в.: была сохранена почти вся орфография оригинала, выносные буквы внесены в строку, буквенная цифирь заменена арабской. Комментарии объясняли неясные чтения рукописи памятника, фактические ошибки, встречающиеся в Пискаревском летописце. В частности, было отмечено, что сообщение об убийстве сына князя Владимира Андреевича Старицкого является неверным[71].
Полностью Пискаревский летописец был опубликован в 1978 г. под редакцией В. И. Буганова и В. И. Корецкого в «Полном собрании русских летописей». В предисловии к публикации Пискаревского летописца они отметили, что испорченные места в рукописи были исправлены по тексту близкой Пискаревскому летописцу Воскресенской летописи, а также по текстам Софийской I, Новгородской IV, Московского летописного свода конца XV в.[72] Основанием для этого послужили текстологические наблюдения, позволившие установить, что именно перечисленные летописи могли быть опосредованными источниками Пискаревского летописца. Публикаторы не объяснили, почему, кроме очевидной близости летописей, привлеченных для сравнения с Пискаревским летописцем, никаких формальных оснований для подобных реконструкций издатели не привели. Они не описали проведенную текстологическую работу по соотношению текстов. В. И. Буганов подробно описал лишь правила передачи текста рукописи: «… Буква "ъ" в конце слов опускается. Титла раскрыты, в том числе и после выносных букв; при внесении в строку надстрочных букв ставится буква „ ь“ в тех случаях, ко гд а слышится мягкость. Вместо славянских (буквенных) цифр даны арабские. Заголовки и буквы, выделенные в тексте киноварью или „утолщенным“ написанием чернилами, передаются полужирным шрифтом. Названия народов и жителей разных областей Древней Руси начинаются со строчной буквы, прямая речь – с заглавной буквы. Там, где необходимо, ставятся вопросительные и восклицательные знаки. Пропуски в тексте, восстановленные составителями, заключены в квадратные скобки. Хронологические указания летописцев на годы, данные от „сотворения мира“, на современное летоисчисление не переводятся»[73]. При публикации отмечены все пропуски в рукописи, утраты текста из-за ветхости, выносные буквы, написание вязью и киноварью, даны разночтения публикуемого текста с рукописью, указаны «неправильные» чтения (так, на с. 31 вместо ошибочного «Светенлду» дано «Свентелду», на с. 63 вместо «Ссетомли» приведено чтение «с Сетомли» и др.).
Издание в Полном собрании русских летописей является на сегодня единственной полной публикацией Пискаревского летописца, в ней учтены все особенности оригинального текста самого летописца. В то же время следует отметить, что внетекстовые пометы читателей и владельческие записи, сохранившиеся на Пискаревском летописце, были оставлены публикаторами без внимания. Между тем их анализ позволяет судить о том, как писался текст рукописи, кто его читал, кому принадлежал памятник.
2) Палеографическое и кодикологическое изучение рукописи
Первый публикатор Пискаревского летописца О. А. Яковлева установила, что кодекс, в котором сохранился Пискаревский летописец, принадлежал купцу Д. В. Пискареву (Дементий Васильевич Пискарев, московский купец XIX в., как рукопись попала к нему, неизвестно). Кроме летописца в состав кодекса входили родословия русских и литовских князей, чин венчания на царство московских государей, две татарские сказки. Исследовательница дала подробное палеографическое и кодикологическое описание рукописи. Она отметила, что рукопись № 228/176 (под таким номером Пискаревский летописец хранится в ОР РГБ) имеет формат в четверть листа. Рукопись переплетена в XVIII в. в деревянные доски размером 14,5×20 см, обтянутые темно-коричневой кожей, украшенной тисненым (без золота) орнаментом, сохранились следы застежек. О. А. Яковлева подробно описывает переплет и особенности нумерации листов в летописце: «На внутренней стороне верхней доски переплета наклеен печатный ярлык с гербом графа Румянцева и с надписью: „Московского Публичного и Румянцевского музеев № 611“. Корешок переплета создан из этой же кожи и также украшен тисненым (без золота) орнаментом. Поперек корешка в верхней его части вытеснена (без золота) шрифтом XVIII в. надпись: „летописец“. На корешке в нижней его части наклеен ярлычок с напечатанным на нем номером „611“. Отдельные сплетенные вместе тетрадки, из которых состоит " „ Пискаревский летописец“, занумерованы в XVII в. при создании летописца древнерусскими цифрами по нижним полям лицевой стороны первого листа каждой тетрадки. В большинстве случаев каждая такая тетрадка заключает в себя восемь листов (16 страниц). Листы „Пискаревского летописца“ имеют двойную и несовпадающую нумерацию арабскими цифрами XVIII в. – на нижних полях лицевой стороны листов и XIX в. – на верхних правых углах лицевой стороны листов». Публикатор охарактеризовала рукопись как писанную чернилами и киноварью разными почерками русской скорописью первой четверти XVII в., а в некоторых местах (например, в заголовках) – вязью. Она отметила, что отдельные заглавные буквы украшены орнаментом, сделанным киноварью и чернилами, а некоторые буквы выделены из остального текста: они выполнены крупнее и жирнее. О. А. Яковлева заметила, что небольшая часть текста летописца пострадала при обрезе, когда его переплетали, и текст в этих местах утрачен. Публикатор обратила внимание на иллюстрацию и заставки Пискаревского летописца: «В рукописи имеется всего одна иллюстрация на л. 57об., исполненная от руки красками и золотом, изображающая киевского великого князя Владимира Святославича, и много заставок с растительным орнаментом, из которых одни отпечатаны черной краской, по-видимому, ручным штампом, а другие рисованы от руки чернилами и разноцветными красками и расположены не только в виде заставок наверху страницы летописца, но и на боковых и на нижних полях этих страниц»[74]. О. А. Яковлева дала подробное описание миниатюры: «Она застлана куском блекло-синей шелковой ткани (тафты) XVII в., края которого подклеены полосками белой бумаги, и сильно попорчена. В одном месте в „Пискаревском летописце“ имеется концовка, нарисованная от руки чернилами (л. 606об.)». Исследовательница заметила то, что в некоторых местах сборника имеются приписки на полях и между строк и что некоторые из этих приписок заключены в нарисованные пером рамки с орнаментом[75]. В тоже время в публикации О. А. Яковлевой не были учтены внетекстовые приписки.
