Коллектив авторов - Королевский двор в Англии XV–XVII веков
Т. Ф. Таут в полной мере компенсировал лаконичность своего учителя в отношении придворных структур, представив в масштабном труде «Очерки административной истории средневековой Англии: гардероб, королевская палата, малые печати» (1929) детальнейшую картину развития названных придворных служб. Таут демонстрирует, что хаусхолд средневекового монарха – это, прежде всего, инструмент реализации его персональной власти; придворные службы – особенно пространственно и физически близкие к королю, такие как гардероб и службы малых печатей – наиболее гибкий и контролируемый монархом административный инструмент[16].
Именно через такого рода службы явственнее всего реализуется персональная воля монарха, становясь своеобразным «противовесом» более публичным и официальным службам казначейства и канцелярии. Таут также ставит вопрос о том, насколько очевидным и политически обусловленным было размежевание между монархом и контролируемым им хаусхолдом (hospicium) и публичными государственными структурами (regnum), датируя это разделение правлением Эдуарда II.
В отличие от Стаббса и Таута, А. П. Ньютон применил идею развития придворных служб и должностей, прежде всего королевской палаты, к материалу раннетюдоровской эпохи. При этом елизаветинский и тем более раннестюартовский двор оставались практически без внимания.
Итак, благодаря административному направлению двор перестает быть «средой» – он становится административным институтом, обретает структуру и функции, он наполнен уже не обобщенной массой «придворных», но носителями должностей. Более того, двор на страницах «административных» историй – если, разумеется, воспринимать двор как место средоточия и распределения власти и влияния – рождается задолго до появления двора как политической или культурной среды; оказанное им влияние на формирование административных институтов средневековой Англии гораздо шире, чем представлялось историкам когда-либо прежде, а придворные институты и должности – гораздо более устойчивы. Наконец, именно изучение структуры придворных служб помогает оценить процессы эволюции королевской власти в системе средневековой государственности и многообразие путей реализации монаршего авторитета.
Перспективы дальнейшего изучения феномена королевского двора невозможно представить вне контекста работ Норберта Элиаса. Несмотря на то что его исследования касались, главным образом, континентального материала, а книга «Придворное общество» (1969) посвящена французскому двору в Версале и французскому же нобилитету в период раннего Нового времени, значимость предложенного Элиасом метода для британских (и не только) «придворных» историков трудно переоценить. Существовавшие ранее возможности – изучение политической и административной истории двора – обогатились обращением к социологии придворного социума и применением к анализу исторических явлений социологической проблематики и социологического инструментария.
Как поясняет сам Элиас, изучение придворного микрокосма наиболее эффективным образом позволяет достичь необходимого историко-социологического синтеза, то есть применительно к феномену двора соединить «эмпирику» исторической науки и теоретические построения социологов[17]. Уже в более ранней работе «Процесс цивилизации» (1939) Элиас ставит вопрос о социальной детерминированности поступков индивида и границах автономии личности; тема заданности действий конкретной социальной средой, а также тезис о взаимоопределяемости явлений внутри этой среды получает развитие и на страницах «Придворного общества»[18]. Элиас воспринимает двор прежде всего как социальное поле; следовательно, задача исследователя – выявить структуру этого поля, что, в свою очередь, послужит ключом к пониманию конкретных событий и действий, разворачивающихся при дворе. Кроме того, верное понимание того, как организована и выстроена придворная социальная и культурная реальность, подводит историка к более глобальным выводам. Согласно Элиасу, двор выполняет в государстве Средневековья и раннего Нового времени репрезентативную функцию. Но репрезентацией чего служит двор? Во-первых, двор является моделью, уменьшенной копией общества, а точнее – форм организации этого общества; изучение придворной жизни дает возможность выделить те критерии, которые можно назвать организующими для более широкой социальной среды данного государства в данный исторический период; поняв способ управления и манипуляции придворным обществом, исследователь получает возможность наблюдать использование аналогичных механизмов в иных сферах и институтах. В числе подобных детерминирующих механизмов Элиас называет структуры и пространственную организацию жилища, этикет и церемониал, групповые этические и социальные установки и в этом смысле вновь поднимает вопрос, ставившийся еще публицистами XVII столетия, а именно – насколько сам монарх является творцом придворной среды, и в какой мере он сам вынужден действовать согласно нормам, вырабатываемым без его непосредственной воли. Тем не менее, двор выполняет еще одну репрезентативную миссию: именно при дворе монарх являет миру себя, а также – в самых разнообразных формах (церемониальных и драматических действах, изобразительном искусстве, литературе, проповедях и речах) – являет нобилитету те идеи о себе самом и собственной власти, которые должны быть восприняты и усвоены не только придворной верхушкой, но и обществом в целом.
Итак, к 1960-м годам XX столетия в британской историографии утвердились три основных направления в изучении английского двора: история политическая, история административно-институциональная и история социальная. К этому моменту за двором прочно закрепилась репутация явления, без которого исторический «портрет» любой эпохи в истории западноевропейского Средневековья и раннего Нового времени был бы неполным. Дальнейшее развитие изучения придворной тематики неизбежно предполагало синтез всех трех перечисленных направлений, а также, впоследствии, использование элементов истории повседневности, истории ментальности, гендерной истории и микроанализа. В отличие от установок вигской историографии, история двора, как и любых других явлений, уже никогда не будет сводиться к истории исключительно политической.
Однако достигнутая в целом методологическая определенность вскоре повлекла за собой ревизию концептуального наполнения истории английского двора, которая потребовала детализированного, пристального и многопланового анализа событий и источников. Кроме того, исследователи вновь обратились к сюжетам, не связанным с периодом классического средневековья, а именно – к тюдоровскому и раннестюартовскому двору. Развернувшаяся в 1950-1960-х годах в британском историческом сообществе дискуссия своим началом была обязана публикации Джеффри Элтона «Тюдоровская революция в управлении» (1953) и продолжена благодаря его последующим многочисленным публикациям[19].
Бесспорно, и восшествие на английский трон династии Тюдоров, и развернутая ими впоследствии Реформация традиционно воспринимались англичанами как переломные моменты истории. Однако из всех масштабных изменений, произошедших в Англии начиная с 1530-х годов Элтон выдвинул на первый план тезис о совершенной Тюдорами революции в управлении[20].
Нужно отметить, что в своих историко-философских воззрениях Элтон отводил важное место индивидуальной воле участников исторического процесса – и в этом отношении именно тюдоровская эпоха была невероятно благодатным полем для его исследований, – в то время как социальные категории, структуры и дискурсы, с его точки зрения, могли претендовать лишь на роль вспомогательных инструментов, объясняющих, как и почему были приняты те или иные решения, способных выявить «ситуационные» и «непосредственные» причины событий[21]. Поэтому вполне объясним тот факт, что в видении Элтона тюдоровская революция в управлении свою «непосредственную» причину обретает в действиях Томаса Кромвеля, «величайшего революционера в английской истории», который, используя ситуацию с разводом Генриха VIII, сумел превратить Англию в единое, независимое суверенное государство, которым монарх правил, используя общенациональные бюрократические институты. Опираясь на парламентское статутное законодательство, Кромвелю удалось разрешить многие правовые и конституционные проблемы, а кроме того, пользуясь предоставленными ему Генрихом полномочия, – совершить реорганизацию центрального управления, превратив спонтанно формировавшиеся структуры королевского хаусхолда в четко организованные государственные «департаменты»[22]. За десять лет своей реформаторской деятельности Кромвель сумел создать бюрократическую систему управления королевскими финансами, превратить функционировавший согласно средневековым принципам королевский Совет в регулярный правительственный орган, превратить палату общин и палату лордов в две необходимо связанные между собой палаты одного парламента, стоящего в основе нового понимания суверенитета – суверенитета короля-в-парламенте. В контексте изучения двора Элтон вполне закономерно сосредоточивал внимание именно на тех его департаментах, которые претерпели преобразования, направленные на «бюрократизацию» и построение стройной системы общегосударственного управления, в то время как вопросы, связанные с хаусхолдом, освещались им в гораздо меньшей степени. Для Элтона бюрократизация управления неизбежно означала резкое снижение роли «hospicium» в окружавшей монарха среде. Позднее, однако, сам Элтон признал, что переоценил успехи Томаса Кромвеля в искоренении «домовых» форм управления, а также степень целенаправленности его усилий в реорганизации двора и изначальной продуманности реформаторской программы.
