Егор Иванов - Честь и долг (Вместе с Россией - 3)
Летом она прочитала в газете "Тайме" о русском разведчике, бежавшем из австро-венгерского плена. Он возвращался тогда кружным путем в Россию через Лондон и был обласкан покойным лордом Китченером. Было бы интересно, если бы судьба свела их. Если он и вправду такой, как о нем писали, то можно было бы гордиться этим знакомством. Но если все русские - как этот разведчик, то трудно будет работать с ними.
Ее мысли опять вернулись к Ноксу. Она очень уважала своего патрона и привязалась к нему за несколько лет совместной работы до того, как он уехал в Россию.
- Не поддавайся мимолетному чувству, не теряй рассудка, всегда помни, что твой поклонник - это твой противник, - неоднократно наставлял ее Нокс. Тогда из тебя получится настоящий разведчик...
Вещи были уже собраны, и Кэтти ждала приезда кэба. Ей предстоял долгий путь в неизвестную Россию.
В ожидании кэбмена Кэтти выглянула в окно и запечатлела в памяти два ряда аккуратных домов с микроскопическими газонами перед ними, сквер с полдюжиной вязов, детей, гуляющих с гувернантками...
На душе стало горько и больно, что она теперь долго не увидит всего этого.
3. Могилев, ноябрь 1916 года
Утром, когда от дождя остались лишь нависшие мокрым свинцом небеса, губернский город выглядел чуть веселее. Тренькали без нужды трамваи, носились в разные стороны штабные моторы. Обыватели с дальних улиц чуть ли не с раскрытыми от изумления ртами пугливо шатались по тротуарам.
Соколов пересек площадь и оказался вновь у дома губернского управления. Другой, разбитной жандарм впустил его через знакомую уже калитку, снова высокая лестница крыльца. Вестовые при входе приняли его шинель и фуражку, по знакомой лестнице он поднялся на второй этаж. Алексей Алексеевич встретил здесь много старых знакомых еще по Дворцовой площади, среди них - полковника Скалона, ведущего делопроизводство вместе с Базаровым, полковника Ассановича, бывшего военным агентом в Копенгагене, а теперь заведовавшего Бюро печати Ставки. Почти всех, кого он видел здесь в кабинетах, Соколов не только хорошо знал - был уверен во взаимной симпатии. Поэтому отбоя не было от приглашений на обед в штабное собрание.
Но главным событием, которое ждало его, было переданное скороходом по телефону приглашение прибыть на высочайший завтрак в 13 часов 15 минут, форма одежды обыкновенная, при оружии.
Алексеев перенес из-за этого свидание с Соколовым на вечер. Он тоже должен был идти на царский завтрак, хотя наштаверх, экономя свое время, выговорил себе право посещать его через день, а не ежедневно, как хотел монарх. Конечно, придворные немало изумились такому неблагоразумному решению. Впрочем, они уже перестали удивляться отсутствию светскости у начальника штаба царя Алексеев мог, например, брякнуть, отвечая на вопрос царя, работает ли кто из штаба в его кабинете, когда он в отъезде: "Никак нет, ваше величество! Он такой неуютный, неудобный!" Истинный царедворец изогнулся бы в поклоне и проворковал что-то нежное вроде: "Как можно, ваше величество, он для нас священен и неприкосновенен", но этот Алексеев! Что ждать от мужлана?!
Михаил Васильевич предупредил Соколова, что следует надеть защитный китель, ордена с мечами - упаси бог без них! - шашку без револьвера и коричневую перчатку на левую руку. В час дня надо быть в доме царя.
Пошли они вместе. Парные наружные часовые у губернаторского дома сделали "на караул" при виде генерал-адъютанта. Полковник назвал себя внизу у скорохода, отметившего его в списке. Там же внизу стоял солдат сводного пехотного полка в позе часового, но без оружия. Поднялись на второй этаж и попали в небольшой зал, где уже толпились приближенные царя. Одну из стен украшали парные портреты Александра III и Марии Федоровны в первые годы их совместной жизни. Другим украшением зала служил рояль.
Многие бросились приветствовать Алексеева, и Соколов тактично отошел, чтобы не мешать его беседам. Среди присутствовавших он узнал гофмаршала, генерал-майора свиты Владю Долгорукова, князя и светского жуира, флигель-адъютанта Нарышкина, графа Татищева, интимного друга царя, до войны состоявшего от его имени при Вильгельме... Начальник конвоя Граббе, адмирал Нилов - собутыльник царя, доктор Боткин стояли в группе с великими князьями Сергеем Михайловичем и Георгием Михайловичем.
К Алексею почему-то подошел министр двора, тощий и рассыпающийся на части граф Фредерикс, и принялся нудно рассказывать, что он состоит в офицерских чинах 60 лет, в генеральских - 35 лет и 25 - министр его величества. Что за верную службу он заслужил не только высшие ордена, но и уникальные награды - портреты трех государей с бриллиантами - Александра II, Александра III и нынешнего. Затем прижимистый старик поведал, что во избежание похищения или потери бриллиантов из портретов он сделал у Фаберже точную копию награды с фальшивыми камнями и носит теперь ее вместо подлинной, запрятанной далеко и надежно.
- Каково?! - покрутил он хилой грудью с портретами на ней, словно старая кокетка вырезом на платье.
После этой странной исповеди министр двора отошел и встал подле дверей, ведущих в царские комнаты.
Алексеев оторвался от своих великосветских почитателей и вновь подошел к Соколову. Но не тут-то было. Какой-то свитский генерал, худощавый, высокого роста, но с узкой низкой талией, с лысиной на продолговатой голове и в отличие от других свитских голобритый - без усов и бороды, подошел к наштаверху и мило поздоровался с ним. Алексеев представил ему Соколова, а когда генерал в казачьем бешмете отошел, тихо шепнул полковнику: "Это брат царя, великий князь Михаил Александрович!"
С особым любопытством посмотрел Алексей вслед великому князю, вспомнив сразу слухи, ходившие в Петрограде в офицерской среде о том, что кое-кто прочит Михаила Александровича за его либеральные, чуть ли не демократические взгляды в конституционные монархи взамен Николая и Александры.
Когда из столовой вышел маленького росточка дворцовый комендант Воейков, зять Фредерикса, и по-приятельски кивнул снизу вверх долговязым великим князьям, которых он, очевидно, уже сегодня видел, общество без особого чинопочитания стало разбиваться на две шеренги. Воейков обошел всех, поздоровался и с Соколовым.
Бесшумно растворились двери, у которых стоял Фредерикс, все смолкло, и появился царь. Он был в форме Ширванского полка - в суконной рубахе, брюках защитного цвета и в сапогах с красными отворотами.
Соколов в своей шеренге был восьмым. Царь сначала переговорил с Сергеем и Георгием Михайловичами, стоявшими ближе, затем двинулся вдоль строя.
Пока царь не спеша приближался к нему, Алексей мог близко рассмотреть того, кому присягал, словно Отечеству, "не щадить живота своего". Николай Александрович Романов не вышел ростом и статью. Довольно правильные черты лица его нельзя назвать красивыми, а желто-табачный цвет бороды и усов с рыжиной выглядели просто крестьянскими. Довольно толстый нос, а голубые невыразительные глаза, лишенные интереса и мысли, казались просто каменными.
В душе у полковника Соколова не шевельнулось ничего святого, не поднялось трепетного волнения, когда самодержец подошел к нему. Алексей поймал себя на мысли, что он уже иначе, чем четыре года назад, когда впервые представлялся ему, смотрит на этого человека.
"Вот я и лишился иллюзий!" - отметил мысленно Алексей, внешне еще больше подтянувшись и браво выпятив грудь с многочисленными военными наградами.
Царь остановился подле полковника, в каменных его глазах можно было уловить вопрос.
- Помощник генерал-квартирмейстера штаба Западного фронта полковник Соколов! - отрапортовал Алексей Алексеевич.
- Помню, гусар, тебя и твою победу на конкур-иппике в двенадцатом году, - сказал царь с глупой улыбкой. Или она только показалась такой Алексею теперь? Громадные длинные брови Николая еще больше поднялись в вопросе:
- А где знаки ордена Белого Орла, который я тебе пожаловал тому два месяца назад за храбрость? - уставился он на ордена Соколова.
Алексей не ожидал такого поворота, но нашелся и сказал истинную правду:
- Ваше императорское величество, знаки ордена купить я не посмел, а казенные еще не прислали!..
Царь полуобернулся к Фредериксу, следовавшему за ним по пятам:
- Распорядитесь!
И затем, без перехода, вновь поднял глаза на рослого Соколова:
- Поздравляю тебя генерал-майором!
Соколова точно молния ударила, он онемел. Мгновение длилось вечность, пока Алексей пытался вспомнить какую-либо формулу благодарности. Наконец застрявшие в памяти откуда-то слова: "Повергаю глубокую благодарность за высокомилостивую оценку моей работы!" - вырвались из его уст.
Государь, казалось, и не ждал их. Он подал наконец свою руку, слабо ответил на пожатие Соколова и перешел к французскому представителю при штаб-квартире российской армии, однорукому генералу По.
