Густав Эмар - Твердая рука
-- А я не стану злоупотреблять вашим терпением, сеньор. Мое имя -- дон Руне де Могюер; я живу в асиенде' моего отца в окрестностях города Ариспы. Моя сестра несколько лет воспитывалась в женском монастыре в городе Эль-Росарио. По соображениям, которые не представляют для вас никакого интереса, отец приказал мне отправиться за ней в ЭльРосарио, откуда мне не терпелось вернуться как можно скорей домой. К тому же и сестра моя, после долголетнего пребывания на чужбине, горела желанием очутиться поскорей в родной семье. Так оно и случилось, что, невзирая на предупреждение бывалых людей об опасностях длительного путешествия по пустынной стране, я отказался от конвоя, и мы пустились в
путь в сопровождении всего только двух пеонов2, на преданность и отвагу которых я мог положиться. Сначала все шло хорошо; мы с сестрой даже посмеивались над страхами и предупреждениями наших друзей. Мы считали себя уже вне опасности. Но вчера на закате, в тот самый час, когда мы го-. товились остановиться на ночлег, на нас внезапно напала банда разбойников. Казалось, что они выросли из-под земли -- до того неожиданно было их появление. Наши злополучные пеоны пали в бою, пораженная в голову лошадь сестры рухнула на землю, увлекая ее за собой. Мужественная девушка не далась, однако, подбежавшим к ней бандитам, вырвалась из их рук и пустилась наутек. А я, желая отвлечь погоню от сестры, помчался в другую сторону. Остальное вам известно: не подоспей ваша помощь, нам обоим пришел бы конец... Сеньор,-- после минутного молчания снова заговорил дон Руис,--теперь, когда вам известно, кто я, назовите и вы свое имя, имя нашего спасителя.
-- К чему оно вам? -- печально произнес незнакомец.-- Наша случайная встреча кончится завтра, когда мы разъедемв
'Асиенда -- поместье. 'Пеон -- слуга, наемный рабочий.
ся, по всей вероятности, навсегда. Поверьте мне: благодарность --тяжелая обуза. И если вы не будете знать, кто я, вам удастся скорее забыть обо мне. Право же, так будет лучше, сеньор Руис. Кто знает, не придется ли вам когда-нибудь пожалеть о нашей встрече...
-- Вот уже второй раз вы говорите это. Ваши слова полны горечи. Мне больно за вас, сеньор: много же, видно, вам пришлось пережить, если в том возрасте, когда будущее рисуется обычно в розовом свете, ваши мысли отравлены печалью, а сердце разочарованием! При этих словах дона Руиса незнакомец испытующе взглянул на него, точно желая проникнуть в самые сокровенные его мысли. А молодой мексиканец продолжал с живостью:
-- Только не поймите меня превратно, сеньор. Я далек от намерения вынудить ваше признание. Каждый человек -- хозяин своей жизни и своих поступков. У меня нет никакого права, ни даже желания вторгаться в вашу жизнь. Я прошу вас только об одном: назовите свое имя, чтобы мы, донья Марианна и я, могли запечатлеть его в наших сердцах.
-- Стоит ли так упорно настаивать на таком пустяке?
-- А стоит ли так упрямо желать остаться неизвестным?
-- Хорошо, вы узнаете мое имя. Но предупреждаю вас: оно ничего вам не скажет.
-- Вы ошибаетесь, сеньор: по крайней мере, отец мой узнает, кому он обязан жизнью своих детей. И он и вся наша семья будут ежечасно повторять это имя и благословлять человека, который его носит.
Взволнованный искренним чувством, которым были проникнуты эти слова, незнакомец непроизвольным движением протянул руку дону Руису, которую тот горячо пожал. Но незнакомец, словно раскаявшись в своем порыве, тотчас же от? дернул руку. Вернув своему лицу суровое выражение, этот странный, лишь только на минуту забывшийся человек с жесткой холодностью произнес:
-- Хорошо, ваше желание будет исполнено. Мы уже сказали выше, что очнувшаяся донья Марианна увидела несколько поодаль от себя какого-то связанного человека. Это был один из преследовавших ее разбойников, тот самый, которого незнакомец чуть не прикончил ударом ружейного приклада. Разбойник лежал немного поодаль от костра, старательно связанный и с кляпом во рту.
К нему и направился теперь незнакомец; взвалив себе на плечи, он перенес его и положил у ног дона Руиса, не особенно, правда, бережно, судя по тому, что бандит, явно рисовавшийся до сих пор своей чисто индейской стойкостью, на этот раз не сумел сдержать подавленного стона.
-- Кто этот человек и что вы намерены сделать с ним? -- не без тревоги спросил дон Руис.
-- Этот человек,-- сухо ответил незнакомец,-- один из тех негодяев, которые напали на вас. Сейчас мы будем судить его.
-- "Судить"?! -- воскликнул дон Руис.-- Мы?
-- А кто же? -- сказал незнакомец, освобождая бандита от кляпа и ослабляя несколько путы на его ногах.-- Или вы думаете, что мы посадим себе на шею этого негодяя и будем таскаться с ним, пока не наткнемся на какую-нибудь тюрьму? Да если бы мы и пошли на это, он сбежит от нас в пути, ускользнет, как опоссум', чтобы несколькими часами позже напасть на нас во главе новой шайки таких же головорезов. Ну нет, уж лучше судить его! Мертвые не вредят.
-- Но по какому праву можем мы стать судьями этого человека?
-- По какому праву? -- воскликнул незнакомец с удивлением.-- По праву этих мест! Око за око, зуб за зуб! Дон Руис призадумался, а незнакомец украдкой поглядывал на него.
-- Возможно, вы и правы,-- заговорил наконец дон Руис.-- Этот человек -- преступник, коварный убийца, руки которого по локоть в крови. Попадись ему снова моя сестра и я, он бы, конечно, не задумался заколоть нас своим мачете или всадить каждому из нас по пуле в лоб.
-- Значит?..-- спросил незнакомец.
-- А ничего не значит! -- пылко воскликнул дон Руис.-- Даже наша полная уверенность в преступности этого человека не дает нам права судить его. К тому же и сестра моя цела и невредима.
-- И вы полагаете..." 'Опоссум -- небольшое сумчатое животное из породы грызунов.
-- ...что, раз мы лишены возможности передать этого человека в руки правосудия, нам следует отпустить его на все четыре стороны.
-- Надеюсь, вы хорошо взвесили все последствия такого решения?
-- Это решение подсказано мне моей совестью. -- Будь по-вашему,--сказал незнакомец и обратился к разбойнику, который в течение всего разговора не проронил ни слова, хотя его глаза беспокойно перебегали от одного собеседника к другому.-- Встань! -- сказал незнакомец. Бандит встал.
-- Посмотри-ка на меня,-- продолжал незнакомец.-- Узнаешь?
--Нет. Незнакомец выхватил из костра пылающую головню, поднес ее к своему лицу и повелительно произнес:
-- Смотри хорошо, Кидд!
-- Твердая Рука! -- невольно отшатнувшись, глухим голосом воскликнул бандит.
-- Наконец-то узнал меня! -- с язвительной усмешкой произнес незнакомец.
-- Что прикажете. Твердая Рука?
-- Ничего. Ты слышал наш разговор?
-- До единого слова
-- Что ты об этом думаешь? Разбойник молчал.
-- Говори, не стесняйся. Я разрешаю. Разбойник продолжал хранить молчание.
-- Ты будешь, наконец, говорить? Приказываю тебе, слышишь?
-- Что же,-- неверным голосом заговорил разбойник,-- я думаю так: раз уж враг попался, надо убить его.
-- Это, действительно, твое мнение?
--Да!
-- Что вы теперь скажете, дон Руис? -- спросил Твердая Рука.
-- Скажу, что не могу и не должен мстить своему бывшему противнику. О, конечно, в бою, обороняясь от нападения, я бы ничуть не постеснялся прикончить его. Но сейчас он безоружный пленник, и не моя^>ука должна покарать его.
-- ...что, раз мы лишены возможности передать этого человека в руки правосудия, нам следует отпустить его на все четыре стороны.
-- Надеюсь, вы хорошо взвесили все последствия такого решения?
-- Это решение подсказано мне моей совестью.
-- Будь по-вашему,-- сказал незнакомец и обратился к разбойнику, который в течение всего разговора не проронил ни слова, хотя его глаза беспокойно перебегали от одного собеседника к другому.-- Встань! -- сказал незнакомец. Бандит встал.
-- Посмотри-ка на меня,-- продолжал незнакомец.-- Узнаешь?
--Нет. Незнакомец выхватил из костра пылающую головню, поднес ее к своему лицу и повелительно произнес:
-- Смотри хорошо, Кидд!
-- Твердая Рука! -- невольно отшатнувшись, глухим голосом воскликнул бандит.
-- Наконец-то узнал меня! -- с язвительной усмешкой произнес незнакомец.
-- Что прикажете, Твердая Рука?
-- Ничего. Ты слышал наш разговор?
-- До единого слова.
-- Что ты об этом думаешь?
Разбойник молчал.
-- Говори, не стесняйся. Я разрешаю.
Разбойник продолжал хранить молчание.
-- Ты будешь, наконец, говорить? Приказываю тебе, слышишь?
-- Что же,-- неверным голосом заговорил разбойник,-- я думаю так: раз уж враг попался, надо убить его.
-- Это, действительно, твое мнение?
--Да!
-- Что вы теперь скажете, дон Руис? -- спросил Твердая Рука.
-- Скажу, что не могу и не должен мстить своему бывшему противнику. О, конечно, в бою, обороняясь от нападения, я бы ничуть не постеснялся прикончить его. Но сейчас он безоружный пленник, и не моя рука должна покарать его. Сквозь маску суровости, которую Твердая Рука придал своему лицу, невольно вспыхнула радость, вызванная этими благородными чувствами, так безыскусно выраженными. Снова воцарилось молчание, в продолжение которого каждый из этих
