Люсьен Поластрон - Книги в огне. История бесконечного уничтожения библиотек
Если никакая из библиотек фараонов не сохранилась лучше, то это потому, что их существование потеряло смысл, после того как их славные заказчики канули в небытие вместе со своими лодками. Кроме того, они могли при нескольких сменах власти подвергаться ритуальному уничтожению, предписанному для всех произведений, находившихся в собственности жрецов Амона, приказом Аменхотепа IV, когда тот стал Эхнатоном и поселился в Амарне. Известно, что жрецы Фив отплатили ему тем же после его смерти и что все свитки, хранившиеся в его храмах и дворцах, были в одночасье уничтожены, возможно, вслед за его собственным телом. Поскольку в те дни уже было верно, что книги моего врага — мои враги.
И хотя внутренние войны и щадили древнеегипетские собрания книг, их в одночасье стерло с лица земли персидское завоевание под предводительством царя Камбиса в 525 г. до н. э., когда его действительно никто не ждал: неожиданно, как пишет Геродот, «оказалось совершенно очевидно, что Камбис стал жертвой жестокого безумства». Завоеватели бичевали жрецов, разбивали статуи, сносили храмы и сжигали любые следы культуры в этих местах, не сохраняя при себе ничего, кроме золота, которое совершенно не тревожит память.
Книжная долина, которую представлял собой мифический Египет, была свидетельницей рождения элитарных и анонимных библиотек, а также искусства их истребления, как через разрушение, которому подвержены все предметы, так и путем величественного сокрытия. Этот акт погребения своих сокровищ вместе со своим трупом, с отнятием таким образом этих сокровищ у сообщества читателей, будет одним из самых частых в истории, а наиболее известен случай китайского императора Тайцзона, который в VII в. заставил мудрейшего из своих министров хитростью собрать самые прекрасные из существовавших письменных произведений, среди которых было «Предисловие к павильону орхидей» великолепного каллиграфа Ван Сижи, чтобы забрать их с собой в могилу. Многие будут поступать так же. Так, первый историк монголов Рашид Аль-дин, до того как его казнили в Тебризе в 1318 г., сотнями собирал редкие манускрипты и надлежащим образом располагал их в своей гробнице: там насчитывается более тысячи произведений лучших авторов, среди которых Якут аль-Мусташими и даже Ибн-Мукла, основоположники арабской каллиграфии.
Постольку поскольку эти шедевры время от времени извлекаются и прочитываются, в этих эгоистичных действиях, стирающих их с лица земли, можно, конечно, усмотреть и достаточно удовлетворительный способ консервации.
Постройки Александрии
В Александрию стоит заехать. Обязательно осмотрите маяк, могилу Александра, занимающие добрую четверть города царские постройки (посещений не предусмотрено), храм Сераписа, Мусей с его знаменитой библиотекой. Примерно так было бы написано в современном путеводителе, перенесенном на двадцать два века назад. К несчастью, от маяка ничего не осталось: пятидесяти- и семидесятитонные блоки 120 метров высотой затоплены водой, а некоторые и вовсе растворились в стенах чистенького мамелюкского фортика, занявшего место маяка. От дворцов Птолемеев, и тем самым от апартаментов Клеопатры, сохранилось еще меньше следов, чем от храма, посвященного Серапису, который, как говорили, был столь прекрасен. А Сома, где в прозрачном гробу покоятся безносые останки Александра? Это, наверное, здесь или вон там, под этой незначительной мечетью, из-за которой вам наверняка запретят вести раскопки до кончины исламского мира. А библиотека — ах да, библиотека…
Никогда больше, ни из-за какого другого сооружения, ни расположение, ни вид которого не известны, не покрывалось учеными записями столько бумаги и не предавались фантазиям серьезные люди. Вот один из сотни примеров неспециалистов. Шатобриан в «Мучениках», книга XI, делает более изысканным эпиграф из Рамессеума, чтобы после переделки по своему вкусу вставить его в соответствующее место книги: «Однажды вечером, я остался практически один в этом хранилище лекарств и ядов для души. С высоты мраморной галереи я смотрел на Александрию, освещенную последними лучами дня…» И наш несравненный виконт прибавляет в конце тома откровенное примечание на тот случай, если читатель это прозевал: «Не правда ли, для нас это более справедливо с добавленным мной словом?»
Однако в менее романтичные эпохи люди задавались даже вопросом, существовала ли, собственно, Великая Александрийская библиотека. Имеется в виду, как здание.
Непобедимый Александр Македонский основал первую и самую долгоживущую из своих Александрий в 331 г. до н. э., после чего отправился умирать вдали от нее. Сын его бывшего телохранителя унаследовал правление Египтом. Он не без основания похитил спорные останки и спрятал их в центре нового города, словно священное семя. Сразу же стал осуществляться миф. Узаконив таким образом свои права, он провозгласил себя царем, этот первый из Птолемеев, приказавший возвести то, что позже было названо седьмым чудом света — маяк, а также рай учености, Мусей, или храм муз, в котором находилась Библиотека[2].
Величайшие умы познанного мира были приглашены к участию в деле Птолемеем II Филадельфом, сыном первого Птолемея, завершившим строительные работы. Им предоставлялись пропитание, жилье, стирка одежды, хорошая плата и освобождение от налогов. Членами этого кружка были Евклид и врач Герофил; здесь Эратосфен вычислил окружность Земли, Зенодот подготовил критическое издание Гомера, здесь изобрели писчее перо и пунктуацию, а Архимед присылал сюда теоремы для доказательства. Успех и слава были необыкновенны. Настолько необыкновенны, что появлялись завистники. «Многолюдный Египет кормит марателей папируса, которые бесконечно дерутся в вольере муз», — не упустил случая написать Тимон из Флиунта, который, как кажется, много дал бы за то, чтобы оказаться одним из них.
Но более страшным завистником, чем этот забытый скептик, станет Рим. Александрия, город ренессанса Афин, улицы которой по ночам освещались, а днем дочиста омывались благодаря пятистам водоемам, Александрия, сияющая колоссальнейшим величием и вызывающая восхищение всего мира, со своей величайшей своеобразнейшей драгоценностью — библиотекой. Могло ли это продлиться долго?
«Все здания сообщаются друг с другом, с портом и с тем, что за ним. Мусей также принадлежит к дворцовому комплексу. Там есть перипатус (галерея для гуляния), экседра (апсида со скамейками) и большое здание, в котором находится зал, где любители слова из Мусея совместно обедают. У них общая казна; во главе их поставлен священник, который отвечает за организацию. Раньше его назначал царь, теперь — кесарь». Речь шла тогда об Августе.
О географии все уже сказано, и мы не узнаем ничего нового. В этой скудной сводке местности, данной географом Страбоном в 24 г. до н. э. (или в 26, или в 27 г. до н. э., как считают разные исследователи), ни слова не говорится ни о книгах, ни об их расположении, ни, напротив, об их уничтожении Цезарем за несколько лет до этого. Поскольку другие современники хранили молчание и подлинность единственного точного документа, относящегося к следующему после учреждения библиотеки веку, «Послания к Аристею», оспаривается, остается широкое поле для догадок и пророчеств. А тем самым и для споров.
Мусей (Мусейон, как тогда говорили) представлял собой, как о том говорит его название, святилище муз, которые, заботясь об этом религиозном учреждении, по идее обеспечивали ему литературный, философский и даже научный дух. Это университет без студентов, исследовательский центр, организованный Деметрием Фалерским, свергнутым греческим тираном, бывшим при этом признанным философом и снобом, к которому благоволил новый царь. Роскошное учреждение, скопированное с афинских школ, и особенно с Ликея, с залами собраний и прогулочной галереей для обмена мнениями на манер перипатетиков, с садами, монастырями, столовой и, возможно, жилыми помещениями. Что касается книг, документов и архивов, предоставленных в распоряжение обитателей, то ничто не указывает на то, что для них было выделено особое здание, из чего можно заключить, что библиотека была «повсюду выставлена на обозрение».
Во всем этом есть что-то от хвастовства выскочки; царь также был неравнодушен к баснословно дорогим экзотическим животным. Но никогда более в истории столь масштабные финансовые ресурсы не оказывались в распоряжении людей столь глубоких знаний. Для пополнения фондов были хороши все средства: наложение принудительной дани на послов, официальный запрос от суверена к суверену о присылке книг «всех сортов» (Птолемей общался, например, с великим индийским правителем Ашокой), но также и закупки по баснословным ценам. И коварные интриги: таможня должна была обыскивать все прибывающие в порт суда в поисках малейшей рукописи, которую изымали, изучали, а обратно возвращали копию. Со дна трюмов пришел «корабельный фонд», как помечены эти свитки в каталоге. Или еще, как сообщает хроника, Птолемей взял взаймы у афинского государства за немалый залог оригинальные рукописи трудов Софокла, Эсхила и Еврипида, а затем вернул копии со словами: «Спасибо, можете оставить себе деньги». Научный комментарий Галена: «Даже если бы он не отослал копии, афинцы не могли бы ничего сделать, поскольку они приняли деньги на том условии, что оставят их себе, если он не вернет книги». Декларируемой целью было воссоздание всей греческой науки и литературы и увенчание всего этого существенным фрагментом библиотеки Аристотеля. Современная достаточно остроумная гипотеза состоит в том, что Птолемей Филадельф действительно мог купить «книги Аристотеля», но не обязательно те, которые написал философ. К этим приобретениям добавлялось то, что изымалось в Египте, там, где оставалось что изымать, — скорее всего, в Фивах и в Мемфисе, и, наконец, то, что ученые Мусея принудительно привозили в своем иммигрантском багаже и чем также не стоит пренебрегать.
