Матвей Любавский - Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно
К сфере глубоко личных писем, где историк позволяет себе «раскрыться», можно отнести лишь письма М. К. Любавского к А. Е. Грузинскому, В. В. Розанову[75], В. И. Герье[76] и С. Ф. Платонову[77]. Их мало, но они приходятся на переломные, очень важные периоды истории нашей страны (1906–1908 и 1917 гг.), по отношению к которым отчетливо обнаруживается проявление наиболее активных социально-политических мотивов и отношений личности, подготовленных предыдущим ее развитием, яснее всего обнаруживается ее характер[78].
Для тех периодов жизни ученого, где налицо были архивные источниковые лакуны (особенно это характерно для последнего десятилетия жизни Любавского вторая половина 20-х начало 30-х годов), возникает необходимость привлечь материалы его научного наследия и рассмотреть их не только в историографическом, но и в биографическом ракурсе, извлечь из них информацию, важную для понимании историка как личности. Ибо то, как человек объясняет и комментирует поведение других людей и событий, позволяет исследователю предвидеть модель его поведения в той или иной ситуации[79]. Состояние источников «биографического» комплекса (при всех его лакунах) и относительно хорошая сохранность дошедшего до нас опубликованного и неопубликованного творческого наследия М. К. Любавского дают возможность для решения основных задач нашей работы.
Жизненный путь ученого
Формирование общественно-политических и исторических взглядов (1870-е начало 1900-х гг.). Будущий известный историк родился 1(14) августа 1860 г. в селе Большие Можары Сапожковского уезда Рязанской губернии в семье дьячка. Детство Матвея Кузьмича было голодным, ему рано пришлось задуматься о хлебе насущном. Первоначальные азы грамоты Любавский получил от своего деда, заштатного дьячка: дед учил внука церковнославянской азбуке и чтению. Дальнейшим домашним образованием мальчика занимался его дядя, священник села Меньшие Можары. Он обучил племянника арифметике, грамматике и орфографии[80].
В 1870 г. Матвей Кузьмич поступил в Сапожковское духовное училище, после окончания которого в 1874 г. продолжил учебу в Рязанской духовной семинарии. Уже здесь из всех предметов обучения семинариста заняла больше других «гражданская история в талантливом и одушевленном преподавании Н. З. Зиорова (позднее архиепископа Варшавского Николая)»[81]. Учился он блестяще. Из всех оценок, выставленных в аттестате Любавского до 4-го класса, числится только одна четверка по истории философии[82]. В 1878 г. Любавский закончил 4-й класс семинарии и прибыл в Москву поступать в университет на историко-филологический факультет.
Трудолюбие и практическая сметка помогали молодому студенту выходить из тяжелого, подчас отчаянного положения. Единственной радостью в эти полные забот о куске хлеба годы был университет, его историко-филологический факультет. Здесь было у кого и чему учиться. Всеобщую историю читал маститый ученый В. И. Герье, русскую декан историко-филологического факультета Н. А. Попов, историю русского языка и литературы Ф. И. Буслаев, славянскую филологию известный языковед Дювернуа[83]. В первые годы учебы сильнейшее влияние на круг исторических интересов Любавского оказал Н. А. Попов. Из тематики его семинаров и «выросли» те работы Любавского по истории Великого Княжества Литовского, которые впоследствии создали ученому имя в науке.
В 1878 г. в семинаре В. И. Герье для младшего отделения разбирались «Анналы» Тацита, труды времен правления Тиберия. Приходилось много читать, много думать, много работать.
На II курсе прибавились новые дисциплины, появились новые преподаватели. Помимо семинаров В. И. Герье и Н. А. Попова, где изучались источники по истории Средних веков, источники по истории Ливонского края и Волынская летопись, читались лекции по логике (М. М. Троицкий), греческим и римским древностям (И. В. Цветаев), истории русского языка и литературы (Н. С. Тихонравов) и всеобщей литературе (Н. И. Стороженко), всеобщей истории (П. Г. Виноградов). В 1879 г. Советом университета был утвержден в звании доцента по кафедре русской истории В. О. Ключевский[84].
На III курсе М. К. Любавский участвовал в общем семинаре В. И. Герье, где занимался анализом статей по новой истории, и в семинаре В. О. Ключевского, в котором изучались Русская Правда и Псковская судная грамота. К читавшимся ранее курсам лекций добавился новый курс по психологии (М. М. Троицкий).
Прослушав лекции по истории философии (М. М. Троицкий), всеобщей истории (В. И. Герье, В. Ф. Миллер), русской истории (В. О. Ключевский), истории церкви (А. И. Иванцов-Платонов), теории и истории искусств (К. К. Герц), политэкономии (А. И. Чупров) и плодотворно поработав в семинарах В. И. Герье (средневековая история и история XVIII в.) и В. О. Ключевского (Судебник 1550 г.)[85], Любавский написал кандидатское сочинение «Дворяне и дети боярские в Московском государстве». Создавалось оно под руководством Н. А. Попова. Матвей Кузьмич был удостоен за эту работу премии им. Исакова, золотой медали[86] и кандидатской степени[87]. По представлению Попова и Ключевского от 31 мая 1882 г. Любавский был оставлен для приготовления к профессорскому званию по кафедре русской истории[88].
Первое исследование (неопубликованное) ученого носило историографический характер. Сам Любавский считал свою работу преимущественно критической оценкой мнений, существовавших в русской исторической литературе XVIII–XIX вв. по вопросу о происхождении и составе дворян и детей боярских Русского государства[89]. Но глубокая, внимательная проработка первоисточников позволяла ученому выходить за круг чисто историографических задач работы.
Эта тема таила много неразрешенных вопросов, имевших первостепенное значение для понимания истории Русского государства XV–XVII вв. Почему и откуда возникло привилегированное положение дворянства в Русском государстве? Почему государство так высоко оплачивало службу этого сословия?
Почему правительство ставит целую массу производительного населения в экономическую, а затем и юридическую крепостную от него зависимость?
Ученый считал, что на многочисленные «почему» можно будет дать ответ, если выяснить, как возник «служебный класс дворян и детей боярских в Московском государстве и из каких общественных элементов он составлялся»[90]. Таким образом, отчетливо виден интерес автора к проблеме социальных отношений в Русском государстве. Ответы на эти вопросы социальной истории М. К. Любавский решал в русле чичеринско-соловьевской «государственной» теории. Повышение социального статуса дворянства ученый связывал прежде всего с положением этого сословия, являвшегося основной силой военных сил государства, и особенно конницы, так необходимой в постоянных схватках «лесной» Руси с кочевыми и полукочевыми народами. Вместе с тем дворяне и дети боярские предстают в работах историка как класс, «прикрепощенный к военной службе»[91].
Высшее общественное положение, которое занимала часть дворянства, М. К. Любавский правомерно считал наследием старого времени, традицией удельного периода. Здесь, с одной стороны, были представители аристократических слоев обедневших княжеских и боярских служилых родов (до XIV в.), с другой выходцы из простонародья «за службу» (особенно интенсивно с XVI в.)[92].
В сочинении М. К. Любавского, помимо интересных частных наблюдений, ясно прослеживается желание работать в области исторической географии. Историко-географический элемент в этой работе весьма значителен: (наблюдения об особенностях положения дворянства в зависимости от района службы, своего рода «словесная карта Московского государства XVII в.»)[93].
Из стен университета М. К. Любавский вынес прочные и глубокие знания, а также пристрастие к работе с первоисточниками, привитое Н. А. Поповым и В. О. Ключевским. Именно в университете Матвей Кузьмич завязал личное знакомство с учившимися вместе с ним Р. Ю. Виппером, П. Н. Милюковым, В. Е. Якушкиным, М. С. Корелиным. А с двумя последними на долгие годы установились прочные дружеские отношения.
После отъезда товарищей из Москвы для М. К. Любавского наступила пора одиночества и творческих исканий. Даже одна мысль о гигантском предстоящем труде и цели его, не совсем еще ясной, приводила молодого ученого «чуть ли не к отчаянию». Он «погряз в книги. Естественно, что все другие интересы жизни отошли временно на второй план»[94]. Об этом М. К. Любавский не раз писал своему приятелю В. В. Розанову. Занятия историей учили критически мыслить, много работать, что, по словам самого Любавского, превращало его в Фому неверующего, который, «прежде чем не видит своего перста, не верит». Кропотливые изыскания в области исторической географии, работа над родословными книгами требовали огромных затрат времени и невероятного напряжения сил, тем более что заниматься по одной литературе Любавский не хотел и не любил.
