Полибий - Всеобщая история.
Все эти данные приводят нас к следующим заключениям: во-первых, многолюдный совет апоклетов, состоявший из старейшин союзных общин, признавался действующим постоянно при посредстве небольшого комитета выборных из среды тех же апоклетов наподобие того, как это было в афинском сенате пятисот; на смену личного состава комитета указывает приведенное выше выражение надписи: «каждый раз состоящие в должности». Сведения наши об этом большом совете весьма недостаточны. Его обязаны мы разуметь под тем собранием старейшин, которое было окружено и истреблено римскими солдатами в 167 г. до Р.X. в Ферме; собрание старейшин в Гераклее желал разогнать Филипп внезапным нападением на город в 207 г.: из своей среды совет выбирает в 192 г. до Р.X. тридцать апоклетов для окончательных переговоров с Антиохом; совет апоклетов в Гипате решил было от имени этолян «доверить себя римлянам», принимал римских послов и отправлял посольство в римский лагерь. Во-вторых, комитет апоклетов со стратегом во главе, с участием гиппарха и союзного секретаря составлял высшее распорядительное и исполнительное учреждение союза; все члены его как таковые одинаково назывались властями (magistratus). Стратег и апоклеты созывают народное собрание и совет апоклетов, вводят иноземных послов в собрание, наблюдают за порядком заседания, приводят в исполнение народные постановления, точнее определяют возложенные на послов поручения, ведут переговоры с иноземными властями. В-третьих, трудность определить отношения между советом и комитетом, равно долю участия каждого из них в союзном управлении, происходит оттого, что эллинский и римский историки пользуются одинаковыми терминами в применении к апоклетам, составляют ли они союзную думу или только комитет ее и совет стратега; в звании членов комитета и облеченных властью личностей они являлись как бы апоклетами или старейшинами по преимуществу. С другой стороны, у Полибия в одном месте мы находим название «властей» в применении к членам союзного совета, собранным в Гераклее в 207 г. до Р.X. в войну с Филиппом178*. У Ливия principes называются и старейшины союзных общин без отношения их к какому-либо определенному учреждению, и ближайшие к стратегу должностные лица, и члены большого совета179*. Тем не менее тот же Ливий различает благороднейшее собрание (sanctius concilium) апоклетов и от общенародного собрания, и от совета стратега (consilium delectorum), соответствующего синедриону эллинской надписи180*. Во всяком случае, совет апоклетов и постоянная комиссия его, равно как и отдельные должностные лица со стратегом во главе, были по смыслу союзных учреждений этолян только вспомогательными органами народной власти. В 191 г. до Р.X. стратег Фений после взятия римлянами Гераклеи объявил Л. Валерию Флакку, что он и присутствующие этоляне понимают, что нужно выполнить его требования, но для признания их необходимо решение народного собрания этолян; римлянин не возражал. В 189 г. до Р.X. послы этолян, Фений и Дамотел, по определению народа снабженные неограниченными полномочиями (cum liberis mandatis), вели переговоры с римским консулом; смущенные требованиями победителя, этолийские послы возвратились домой, «дабы всесторонне и внимательно обсудить их со стратегом и старейшинами», т.е. апоклетами. Следовательно, и здесь решающая роль принадлежит народу181*.
Однако общенародное собрание этолян, по смыслу союзного управления воплощавшее в себе верховную волю народа, было на самом деле далеко не полновластно. Учреждения, начало которых терялось в незапамятной древности и которые до последнего времени не утратили присущей им зиждительной силы, по мере расширения союза и усложнения исторических задач оказывались на деле, при отсутствии соответствующих изменений в организации союза и в самом населении его, бессильными овладать с каждым данным положением; нередко решающее влияние на деле принадлежало поэтому не исконным федеральным учреждениям, но одной или немногим личностям, которые умели пользоваться учреждениями для прикрытия личных побуждений, своекорыстных и незаконных действий. Дело в том, что очередные собрания этолян происходили весьма редко, не более одного раза в год после осеннего равноденствия в Ферме; случайный состав таких собраний был неизбежен; по уровню понимания политических и общественных явлений союзные собрания этолян стояли гораздо ниже народных собраний, например, афинской республики. Между тем со вторжением в судьбе Эллады македонских владык и римского сената, с возникновением по соседству с Элладой сильных государств небывалую важность в делах получали дипломатические сношения; самая политика обращалась все больше и больше в сложное искусство, требовавшее неослабного внимания и выучки. К тому же в широких пределах этолийского союза не могло быть и речи о руководящей силе общественного мнения, каковое отличало Афинскую республику; при разнородности и отдаленности частей население союза в огромном большинстве было по развитию и нравам, а равно по средствам к просвещению и взаимодействию ниже многих эллинских республик: большинство этолян природных и союзных, каковы эвританы, аподоты, малияне, энианы, локры и др., недалеко ушли от того образа жизни, в каком застал их Фукидид.
Вот почему в отрывках из истории этолийского союза, сообщаемых нам Полибием и Ливием, мы наблюдаем нередкие случаи уклонения отдельных личностей от обычного порядка управления и безнаказанность подобного рода деяний. Весьма поучительны в этом отношении известия Полибия о событиях, послуживших ближайшим поводом к так называемой союзнической войне. Помимо совета апоклетов, не дождавшись народного собрания и вообще не выполнив необходимых в подобных случаях условий, Скопас и Доримах подняли войну против мессенян, эпиротов, ахейцев, акарнанов и македонян. Вожди преследовали, быть может, личные цели и для достижения их воспользовались болезненным состоянием тогдашнего стратега и родством с ним, а вскоре после того в стратеги на место Аристона выбран был тот самый Скопас. В другое время (193 г. до Р.X.) в важной роли посла к царю Антиоху называется брат стратега Фоанта, Дикеарх. Когда Филипп V и его эллинские союзники решили воевать против этолян (220 г. до Р.X.), если те не представят удовлетворительных объяснений по поводу набегов на Пелопоннес и других жалоб союзников, правители этолян обещали явиться к Филиппу для переговоров на Рий; но потом, узнав о прибытии Филиппа, заявили, что не могут сделать ничего без народного решения. Года два спустя, когда война приняла невыгодный для этолян оборот, посредники от родосцев и хиосцев заключили с этолянами тридцатидневное перемирие, причем под этолянами разумеются опять только правители их; эти же последние снова обещали явиться на Рий. В первом случае ссылка на народное собрание была только предлогом к отказу от переговоров. В 211 г. до Р.X. римский консул М. Валерий Левин успевает склонить этолян к союзу с римлянами против Филиппа путем тайных переговоров только с этолийскими старейшинами182*. В одном случае народное собрание не созывается для того, чтобы отнять у противника возможность к объявлению открытой войны союзу, в другом — ссылка на необходимость созвать народ служит явным предлогом к отсрочке решения; в обоих случаях именем народа прикрываются личные побуждения и цели183*.
Выразителем настроения союза более верным, нежели общенародное собрание, мог быть совет старейшин, состоявший из представителей союзных общин, но судя по всему, что рассказывают историки, его заседания, а следовательно, и участие в управлении были непостоянны, неизбежным последствием чего являлось чрезмерное усиление немногочисленного комитета под главенством стратега. По смыслу союзных учреждений, будучи не более как исполнителями народной воли, стратег и ближайшие к нему апоклеты были на самом деле властными правителями союза, далеко не всегда действовавшими в его интересах. Однако и в этом отношении замечается политическая предусмотрительность этолян и старание оградить союз от увлечений исполнительной власти. У нас есть возможность восстановить, хотя и не без пробелов, имена этолийских стратегов на протяжении ста десяти лет (279—168 гг. до Р.X.); некоторые имена повторяются часто, но нет ни одного случая такого, чтобы одно и то же лицо занимало должность стратега два года кряду. С другой стороны, заметно стремление ограничить влияние стратега, главнокомандующего союзных войск, на решение важнейшего вопроса о войне: стратегу возбранялось подавать голос (sententiam dicere) по этому вопросу184*. Весьма возможно, что такой порядок отношений ограничивал и ответственность стратега за военные действия этолян, предпринимаемые без формального объявления войны под начальством того или другого апоклета. Самое командование войском стратег делил с гиппархом, который у Ливия называется начальником конницы, praefectus equitum, лучшей в Элладе того времени, и в официальных документах упоминается наряду со стратегом и союзным секретарем как член синедриона. Ливий сохранил нам имена двух гиппархов, а не одного, как утверждает Дюбуа: Диокла от 192 и Динарха от 169 г. до Р.X. По мирному договору с римлянами в заложники от этолян не могут быть взяты ни стратег, ни гиппарх, ни государственный секретарь: очевидно, эти три лица входили непременно в состав союзного управления этолян. Меньшим значением пользовался казначей союза (radices), упоминаемый однажды в постановлении этолян в честь пергамского царя Эвмена II (197—157 гг. до Р.X.).
