Владимир Понизовский - Заговор генералов
Гучкову и Шульгину указали на стулья у стены. Будто за столиком воссел трибунал, а они подсудимые. Оба опустились на пружинящие сиденья. Но Гучков тут же встал:
- Ваше величество! Мы приехали, чтобы доложить о том, что произошло за эти дни в Петрограде и вместе с тем посоветоваться о тех мерах, которые могли бы спасти положение...
Всю дорогу они готовились к исполнению возложенного поручения. Решили начать издалека. Теперь Гучков нарочито обстоятельно и подробно живописал картины восстания и те опасности, которые угрожают России, если пожар перекинется на фронты.
Наконец, будто очертя голову бросился в омут:
- Спасти Россию, спасти монархический принцип, спасти династию можно! Если вы, ваше величество,, объявите, что передаете свою власть вашему маленькому сыну, если вы передадите регентство великому князю Михаилу Александровичу и если от вашего имени или от имени регента будет поручено образовать новое правительство... Вот что нам, мне и Шульгину, было поручено вам передать.
Николай обвел взглядом потолок вагона. "Значит, ничего иного не придумал и Родзянко..." В голове, в ритм ударам пульса, зазвучало: "Божиею поспешествующею мило-стию, Мы, Николай Вторый, император и самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; царь Казанский, царь Астраханский, царь Польский, царь Сибирский..." Сейчас эта торжественная формула звучала язвящей насмешкой. Но необходимость разом отрешиться от всех этих титулов не вызвала у него особенного огорчения они всегда существовали в его сознании отвлеченно. Большинство своих царств и княжеств он и не видал. Подумал: а что станется с его собственными владениями - Нерчинским горным округом, где в рудниках добывалось для него золото и серебро; с Екатеринбургской алмазной гранильной фабрикой; Шлиссельбургским фарфоровым заводом; охотничьими угодьями в Белой Веже и Гатчине; собственными его дворцами в Петрограде и окрест, в Москве, Киеве, Ливадии... От всего этого ему отказываться было жаль. Но тоже без остроты, без глубокого переживания, с привкусом равнодушия... Все от бога.
Он опустил взгляд с потолка и неторопливо повел его по стенам, не задерживаясь на предметах и лицах, пока не остановился на торчащей перстом фигуре Гучкова.
Все сидели замерев, затаив дыхание.
- Раньше вашего приезда и после разговора по прямому проводу генерал-адъютанта Рузского с председателем Государственной думы я думал в течение утра, - четко и негромко проговорил Николай. - Во имя блага, спокойствия и спасения России я был готов на отречение от престола в пользу своего сына, но теперь...
Все, кроме престарелого, так ничего и не понимающего графа Фредерикса, подались вперед.
- ...Теперь, еще раз обдумав положение, я пришел к заключению, что ввиду болезненности наследника мне следует отречься одновременно и за себя, и за него, так как разлучиться с ним я не могу.
Это решение было неожиданным для всех.
- Облик маленького Алексея Николаевича был бы смягчающим обстоятельством при передаче власти, - растерянно пробормотал Гучков.
Генерал Рузский нашелся:
- Его величество беспокоится, что если престол будет передан наследнику, то его величество будет с ним разлучен.
- Мы не можем дать на это ответа, - впервые подал голос Шульгин.
Все снова замолчали, словно бы не зная, что делать дальше.
- Давая свое согласие на отречение, - опять произнес Николай, - я должен быть уверенным, что вы подумали о том впечатлении, какое оно произведет на всю остальную Россию. Не отзовется ли это некоторою опасностью?
- Нет, ваше величество, опасность не здесь! - забыв о церемониале, воскликнул Гучков. - Мы опасаемся, что, если объявят республику, тогда возникнет междоусобие.
Ему на подмогу опять пришел Шульгин. Он тоже стал рассказывать об обстановке в столице:
- В Думе ад, это сумасшедший дом. Нам придется вступить в решительный бой с левыми элементами, а для этого нужна какая-нибудь почва. Относительно вашего проекта разрешите нам подумать хотя бы четверть часа.
- У всех рабочих и солдат, принимавших участие в беспорядках, есть уверенность, что водворение старой власти - это расправа с ними, - начал вторить Шульгину
Гучков. - Поэтому нужна полная перемена. Нужен такой удар хлыстом, который сразу переменил бы все.
- Хотите еще подумать? - не скрывая иронии, осведомился Николай.
- Нет, - решился Гучков. - Я думаю, что мы сможем сразу принять ваши предложения. Когда бы вы могли совершить самый акт?
Он расстегнул папку темной крокодиловой кожи:
- Вот проект, если бы вы пожелали...
- Проект нами уже составлен, - ответил, поднимаясь, Николай.
Все поспешно вскочили. Даже Шульгин и Гучков, подражая генералам, вытянулись.
Царь вышел из вагона.
Через несколько минут он вернулся. Протянул Гучкову листок размером в четвертушку писчей бумаги. Это был акт об отречении.
Отныне Николай II переставал быть "его величеством императором Всероссийским" и становился гражданином Николаем Александровичем Романовым.
- Надлежит решить еще несколько вопросов, менее значительных, произнес с виноватым видом Шульгин. - Необходим ваш указ о назначении председателем совета министров князя Львова. Желательно, чтобы на указе была проставлена дата раньше часа отречения. Сие нужно, чтобы подчеркнуть преемственность власти.
- Хорошо. На два часа раньше? Оба думца согласно кивнули.
- Кого бы вы хотели видеть верховным главнокомандующим? - продолжил Гучков.
- Мною решено уже раньше: великого князя Николая Николаевича, ответил Николай.
- Остается нерешенным вопрос о главнокомандующем войсками столичного округа... - начал Шульгин. - Генерал Иванов не...
Но его прервал Рузский:
- Когда вы были уже в пути, поступило ходатайство от Родзянки. Михаил Владимирович предложил кандидатуру генерала Корнилова. Государь одобрил и дал указ правительствующему сенату о назначении.
- В таком случае наша миссия исчерпана, - с облегчением проговорил Гучков.
Но его спутник не удержался:
- Разрешите узнать, ваше величество, о ваших лпч-ных планах. Вы прямо отсюда поедете в Царское Село?
Романов задумался.
- Нет... Я хочу сначала проехать в Ставку. Может быть, заеду в Киев, чтобы проститься с матушкой... Л затем и в Царское.
- Мы приложим все силы, чтобы облегчить вашему величеству выполнение ваших дальнейших намерений! - с жаром воскликнул Шульгин.
Спустя несколько минут, оставив вагон-гостиную, эмиссары отправили в Петроград телеграмму:
"Просим передать председателю Думы Родзянко: государь дал согласие на отречение от престола в пользу великого князя Михаила Александровича с обязательством для него принести присягу конституции. Поручение организовать новое правительство дается князю Львову. Одновременно верховным главнокомандующим назначается великий князь Николай Николаевич. Манифест последует немедленно в Пскове. Как положение в Петрограде. Гучков. Шульгин".
Через час, глубокой ночью, с дубликатом манифеста об отречении посланцы Родзянки отбыли в столицу.
Когда за окнами вагона потянулись пригороды Питера, уже вовсю занялось утро.
Утро пятого дня революции.
Глава шестая
3 марта
1
В полупустом вагоне второго класса Путко ехал в направлении Риги. Чем ближе к линии фронта, тем пассажиров становилось все меньше. Лишь офицеры. В одном купе началось дорожное застолье, в другом - преферанс. Антон остался один.
Он был рад этому - возможности неторопливо, не прерываясь ничем, под ритмично-успокаивающее постукивание колес перебрать в памяти все случившееся, как бы взглянуть на события минувших дней и на самого себя со стороны.
Багажа у него с собой немного. В трофейном, обшитом рыжим собачьим мехом ранце - смена белья, полотенце, щетка, мыло, бритвенный прибор. - А под бельем - плотно уложенные, отяжелившие ранец стопки "Известий" с "Приказом No 1" и листовки с лаконичным обращением: "Товарищи!"
Антону нет надобности расстегивать ранец и доставать листовку, чтобы восстановить ее текст. Он запомнил его слово в слово. И сейчас, скользя невнимательным взглядом по заснеженным перелескам под низким серым небом, как бы читал заново:
"...Настал час освобождения порабощенного народа, настал час мести и расправы с царским правительством!..
Переполнилась чаша терпения!
Пролетариат выступил с голыми руками и открытой грудью - и он нашел братский отклик в революционной армии. Только продажная рука полицейских наемников не дрогнула, давая залпы в безоружный народ, рвущийся к свободе. Армия с вами, товарищи, и в этом залог победы второй российской революции".
Последние три слова были выделены крупно, черно и будто бы звучали торжественно и тревожно.
"...Вернуться назад нельзя, вернуться назад - это значит предать восставших солдат и обречь их к расстрелу. Мы должны завершить начатое дело... Готовьтесь к вооруженной борьбе. Для победы нам нужна организованность, нам нужен руководящий центр движения... Долой войну! Долой царскую монархию! Да здравствует Временное революционное правительство!.."
