Лив Нансен-Хейер - Книга об отце (Нансен и мир)
«Если я возьмусь и за это, то, значит, мне придется отказаться от своей собственной работы и от всего, ради чего я жил»,— сказал он дрогнувшим голосом. Но у Вереншельда нашелся для него только один ответ: «Насколько я тебя знаю, ты никогда себе не простишь, если откажешься от этого поручения».
Немедленно Нансен телеграфировал Адору о своем согласии. Это было 12 августа, а 15 числа в Женеве была созвана конференция из представителей правительств тринадцати государств и сорока восьми обществ Красного креста, которая утвердила Нансена верховным комиссаром новой организации по оказанию помощи России. Советское правительство пригласило его в Москву для обсуждения условий. Снова требовалось обсудить обоюдные обязательства. Советское правительство доверяло лично Нансену, и если он снова берется создать собственную организацию, независимую от Лиги наций, то стороны смогут прийти к соглашению.
Нансен немедленно выехал в Советскую Россию через Ригу. Здесь он встретился с Томасом Лоджем и с Джоном Горвином и еще с несколькими сотрудниками, которые осматривали лагеря в Эстонии и Латвии, где производился обмен военнопленными. Все вместе они отправились в Москву, и в Кремле немедленно начались переговоры.
Джон Горвин рассказывал мне, как отец своей прямотой способствовал тому, что Литвинов и Чичерин согласились с его предложениями. И тут, как и в других подобных переговорах, он особо подчеркивал, что в таких делах необходим прежде всего человеческий подход. «Начало было положено хорошее,— говорил Горвин.— И это очень пригодилось нам впоследствии, когда мы приехали в голодающие районы Поволжья и Украины. Местные власти встречали Нансена радушно, и, куда бы мы ни приезжали, все были хорошо осведомлены о нем и о его заслугах. Выступал ли он с речами на больших и малых собраниях, присутствовал ли на оперных или балетных представлениях — всюду люди стоя приветствовали его как друга».
Это были очень трудные дни, рассказывал Горвин, и Нансен проявлял такую энергию и работоспособность, что мы едва поспевали за ним. Но по вечерам он давал себе разрядку и рассказывал о людях, с которыми встречался. Или же делился мыслями о различных проблемах, которые нам предстояло решить. И делал это вовсе не из желания блеснуть своим превосходством, а чтобы узнать, как мы отреагируем на эти мысли. Случалось нам и бывать в гостях. У отца было много друзей в Москве во всех кругах общества — и среди ученых, и среди деятелей искусства,— он любил потолковать с ними об искусстве, о театре и об актуальных вопросах. Особенно он любил встречаться со старыми довоенными друзьями и со всеми держал себя одинаково, независимо от того, какое они занимали положение.
По соглашению, заключенному в Москве, отцу было поручено стать посредником между европейскими правительствами и правительством Советов для получения кредита в 5 миллионов фунтов с целью оказания немедленной помощи и 5 миллионов на восстановление пострадавших районов — под контролем международной комиссии. Советы сразу же предоставили в распоряжение Нансена свою долю, но этого хватило только на то, чтобы начать работу.
Главное руководство Нансеновской миссии находилось в Женеве, в Берлине был ее филиал, с которым была непосредственно связана московская организация Международного комитета русской помощи. Комитет, размещенный в Москве и ведавший Россией и в том числе Поволжьем, имел еще филиал в Харькове, занимавшийся Украиной и Крымом. На берлинской конторе лежала обязанность доставлять грузы к советской границе, а там их принимали сотрудники Нансеновской миссии. Русская сторона обеспечивала дальнейшие перевозки, организовывала общественные столовые и ведала распределением продовольствия. Перед Лигой наций Нансен отвечал за соблюдение договора, заключенного между ним и Чичериным, перед Красным крестом — за доставку всех грузов до места их назначения. Перед Советским правительством Нансен отвечал за каждого сотрудника своей организации — они должны были воздерживаться от всякой политической деятельности и заниматься исключительно делом помощи. Он же нес личную ответственность и за то, чтобы никто из сотрудников не выезжал из Советов без его, Нансена, ведома.
Нансен гарантировал выполнение всех этих условий и обещал сделать все от него зависящее для того, чтобы Лига наций помогла в закупке зерна и других видов продовольствия и вообще оказывала экономическую поддержку. В один из последних дней августа 1921 года Нансен скрепил своей подписью заключенный в Москве договор, и тем самым Нансеновская миссия стала реальной действительностью.
По пути из Москвы в Западную Европу Нансен разослал телеграммы и условился о дальнейших совещаниях в Женеве и в Лондоне. Приходилось решать множество задач одновременно. Еще не была закончена репатриация военнопленных, как появились новые затруднения с беженцами, но самым неотложным делом стала теперь помощь голодающим в Советской России.
В Женеве Нансен отчитался о заключенном в Москве договоре и, обрисовав картину ужасов, которые он видел сам лично, представил проект оказания помощи. Но уже на первом заседании комитета он столкнулся с противодействием. Делегаты высказывали опасения, что Советское правительство может злоупотребить договором. Нет никакой гарантии, говорили они, что помощь будет оказана именно тем, кто в ней нуждается. Нансен, конечно, предвидел возможность возникновения дебатов по выдвинутым вопросам и держал свои аргументы наготове:
«Больше года я сотрудничал с Советским правительством по делам военнопленных и могу сказать, что Советы соблюдали все условия договора, заключенного со мной и моей организацией. Когда встал вопрос о транспортировке, правительство обещало перевозить по 4000 пленных в неделю. Я тогда возразил: «Это невозможно. Вы не справитесь с таким количеством, вы же еще воюете с Польшей». Мне ответили: «Справимся!»— И справились.
Могу привести пример из своего опыта и относительно контроля за продовольствием и другими продуктами. Специально созданная для помощи пленным комиссия посылала одежду, обувь, белье и т. п.— то есть такие предметы, на продаже которых в Россия можно было нажить целое состояние, поскольку там их не было вовсе. И однако, ни одна вещь не пропала в пределах России.
Мы знаем, что миллионы людей находятся на грани голодной смерти. Мы знаем, что все необходимое для их спасения находится на расстоянии немногих километров. Мы знаем, что необходимо только одно: чтобы одна часть человечества оказала помощь другой ее части, страдающей в данное время».
Что же касается инсинуаций, будто помощь может не дойти по назначению, Нансен в заключение сказал: «Вас это не касается, господа. За это отвечаю я».
Нансену долго пришлось ожидать ответа. Тянулись дни, и с каждым часом таяла надежда на то, что помощь будет оказана своевременно. Наконец правительства заявили, что они не могут удовлетворить просьбу Нансена о предоставлении кредитов, И снова он выступил с трибуны Лиги наций — это было 30 сентября 1921 года.
«Я сожалею, что собрание так отнеслось к поставленному здесь вопросу. Резолюция, предложенная мною на ваше рассмотрение, имела целью обеспечить содействие правительств большому международному мероприятию по спасению России от голода. Я не собирался, заручившись поддержкой собрания, еще раз взывать к частной благотворительности. По-моему, голод в России принял такие громадные размеры, что сам говорит за себя, и никакие слова этого собрания не могут усилить впечатления. Я обратился с призывом к правительствам и потерпел неудачу.
Позвольте мне в немногих словах напомнить Ассамблее о положении дел. В настоящий момент 29—30 миллионов находятся под угрозой голодной смерти. Если помощь не будет оказана в ближайшие два месяца считая от сегодняшнего дня, судьба их будет решена.
Мы просим не такую уж большую сумму, всего 5 миллионов фунтов. Мы полагаем — и даже вполне уверены,— что, получив ее, успеем к рождеству провести весьма значительную работу и тем спасем положение, если не целиком, то хотя бы в значительной степени. Правительства заявили, что не смогут дать нам заем. Правительства хотят взвалить всю ответственность на плечи частной благотворительности. Я не считаю это правильным. Мы, конечно, по-прежнему будем взывать к частной благотворительности. Мы уже положили начало этому и делаем все возможное в этом направлении. Но наша частная благотворительность весьма затрудняется и серьезно тормозится, травмируется той клеветой и сплетнями, которые подняты вокруг нашего дела. В ход пущены бесчисленные лживые измышления. Достаточно привести в пример одну историю, подхваченную газетами. Все вы, наверное, помните историю про первый посланный в Россию поезд с подарками, который якобы был разграблен Красной армией. Это была ложь, и тем не менее вымысел этот повторяется снова и снова в европейской прессе. Меня самого обвинили в том, будто я снарядил экспедицию в Сибирь и завез с ней туда оружие для революции. Это ложь, но я сам читал ее в газетах.
