Феликс Арский - В стране мифов
Неясно, что больше рассердило Зевса: невеселая перспектива питаться столь прозаическим продуктом или же столь грубый обман, на который он с такой легкостью поддался, — но он решил отыграться на людях и спрятал от них огонь. Тогда Прометей выкрал огонь из кузницы Гефеста и в полом тростнике отнес его людям. Не зря ведь его считали «огненосным титаном», покровителем огня. Даже в позднейшее время устраивали в его честь ежегодные празднества, сопровождавшиеся бегом с факелами. Защитник смертных научил их пользоваться огнем и спас от гибели.
Тогда Зевс отомстил им более тонким способом: он приказал создать обольстительную Пандору, которой суждено было открыть сосуд с несчастьями, распространившимися по земле.
Прометея же приковали к кавказской скале, и он обречен был на долгие муки, пока, наконец, не появился Геракл, убивший кровожадного орла и освободивший мученика. Но это произошло с ведома Зевса, который хотел, чтобы его сын еще больше прославился среди людей.
В глубокой древности признавали правоту Зевса: Прометей, конечно, народный заступник, но ведь он прежде всего хитрец и обманщик. И Гесиод, изложивший впервые этот миф, осуждает титана: ведь он, стремясь помочь людям, принес им лишь вред — разозлил Зевса, обрек человечество на новые страдания. Поэтому ослушник терпит заслуженное наказание.
Через два века после Гесиода к Прометею обратился «отец трагедии» — Эсхил. Он истолковал миф совсем по-иному. Поэт, мыслитель, гражданин, участник Марафонской битвы, Эсхил жил в эпоху переоценки устаревших ценностей, когда делала первые шаги античная наука, росло политическое сознание, когда в Афинах прочно утвердилась демократия, пришедшая на смену тирании. В трагедиях Эсхила отразились раздумья о судьбе человека, о его возможностях и правах. В них впервые был брошен откровенный и смелый вызов богам. Прометей у Эсхила прежде всего борец, могучий покровитель человечества. Величие его дел не вызывает сомнений. Он совершает подвиг во имя людей, и его конфликт с Зевсом приобретает подлинно трагический характер.
Вот мы пришли в далекий край земли,
В безлюдную пустыню диких скифов;
Теперь твоя обязанность, Гефест,
Приказ отца исполнить — к горным кручам
Вот этого злодея приковать…
Огонь украв, он смертным в дар принес и должен
За этот грех наказан быть богами,
Чтоб научился Зевса власть любить,
Свое оставив человеколюбье.
Этими словами начинается трагедия «Прикованный Прометей». Их произносит Власть, сопровождающая пленника и обязанная проследить за точным выполнением приказа.
С первых же строк смысл конфликта предельно обнажен: люди и боги. Интересы одних явно противоречат стремлениям других. Человеколюбие несовместимо с преданностью верховному владыке. Прометей сделал свой выбор, и вместе с ним к аналогичному решению приходили афинские зрители, присутствовавшие на спектакле. Беспрекословно подчиниться Зевсу и его законам значило поступиться человечностью. Правда богов, в которую раньше верили безоговорочно, не соответствует нормам человеческой морали. А раз так- тем хуже для бессмертных! Когда-то думали, что они дарят миру справедливость. А оказалось, что они деспоты, готовые принести любое несчастье людям, лишь бы сохранить свой авторитет.
Но вот Прометея приковывают к скале. Последние живые существа проходят перед ним в этот роковой час. По-разному они ведут себя, и все же…
Власть не имеет опасной привычки рассуждать. Она твердит, будто заученный урок: приказ надо выполнять. Прометей — преступник. Он виноват перед Зевсом. Он посмел спорить с ним, защищать людей. «Так пусть теперь наш умник знает, что его умнее Зевс!» Власть с истинным наслаждением наблюдает за исполнением приговора и не может отказать себе в удовольствии поиздеваться над поверженным (а стало быть, безопасным для нее!) титаном: «Вот теперь посмотрим, как тебе за добро отплатят люди и вызволят тебя из беды!»
Гефеста терзают угрызения совести. Все-таки свой же — бог, собрат, которого вряд ли стоило так называть. Но что поделаешь — высший закон, не подчиниться ему нельзя. И палач извиняется перед своей жертвой, он даже обвиняет Зевса в жестокости. Но идти против воли отца он не в состоянии, а с мнением его кто ж будет считаться!
Прилетает и старый соратник Прометея — седой титан Океан. Он готов помочь другу, замолвить за него слово перед Зевсом, хотя и рискует навлечь на себя гнев. Но, умудренный жизненным опытом, он все же советует Прометею: смирись, умолкни, перестань обличать громовержца.
Не лезь ты на рожон, не забывай,
Что правит никому не подотчетный
Суровый царь…
Но если дальше будешь ты бросать
Суровые, язвительные речи,
Услышит Зевс, хотя царит высоко,
И верь, что муки прежние тебе
Игрушкою покажутся…
Прометей знает цену подобной житейской мудрости. Понимает он и смысл красноречивых заверений в дружбе. Насмехаясь над Океаном, он советует ему не беспокоить себя излишними хлопотами и не рисковать понапрасну: зачем без надобности раздражать повелителя? И старый титан охотно соглашается с его доводами: лучше промолчать, чем обречь себя на бессмысленные страдания — все равно ведь Прометею не поможешь. Осторожность и терпение — вот что остается «доброму», «мудрому» Океану.
И, наконец, появляется вездесущий Гермес — лукавый искуситель. Его послал Зевс, чтобы он вырвал у Прометея страшную тайну: поверженный пленник, оказывается, не ограничивается одними проклятьями, он осмеливается еще грозить громовержцу. Он предрекает ему падение:
Пусть действует, пусть правит кратковременно
Как хочет. Будет он недолго царь богов…
Как гибели избегнуть, из богов никто
Сказать не может Зевсу. Только я один,
Я знаю, где спасенье. Так пускай царит,
В руке стрелою потрясая огненной…
Нет, не помогут молнии. В прах рухнет он
Крушением постыдным и чудовищным.
И вот Гермес должен выведать, что же именно может угрожать Зевсу, откуда ожидать опасность. Прометей лишь приоткрывает завесу: один из будущих сыновей Зевса окажется сильнее отца. Но от кого родится этот сын? Этого Прометей говорить не собирается. Зевс действительно попал в сложное положение: ему, пылкому и увлекающемуся, надо отказаться от женской любви? Разве это возможно? Необходимо во что бы то ни стало узнать, какой возлюбленной ему опасаться.
Гермес пускает в ход все уловки: льстит, уговаривает, угрожает, но титан остается непреклонным. Он презирает холуйство вестника богов и бросает ему в лицо:
Знай хорошо, что я б не променял
Своих скорбей на рабское служенье!
Беспомощный, скованный цепями пленник продолжает бороться. В этом его сила и его трагедия. Трагедия в том, что он заранее знал, что произойдете ним. И тогда, когда похищал огонь, и тогда, когда обучал людей ремеслу и искусству, он понимал: все это — вопреки Зевсу, намеревавшемуся уничтожить человечество. Прометей с гордостью вспоминает: он дал людям грамоту, познакомил их с науками, изобрел лекарства, научил строить корабли, добывать из земли металлы — словом, сделал их умнее и сильнее. А чтобы избавить их от страданий, он вселил в них надежду, отнятую Зевсом, и лишил дара предвидения. И Зевс, который когда-то воспользовался его поддержкой, придя к власти, по-своему отплатил своему бывшему союзнику.
Впрочем, что ж удивляться:
Ведь всем тиранам свойственна боязнь
Преступной недоверчивости к другу.
Трагично и то, что Прометей не может надеяться на помощь тех, ради кого он страдает. Ведь люди боятся верховного владыки. Многие из них, привыкнув к деспотизму, уже не способны возмущаться его жестокостями. Другие, трезвые и благоразумные, доказывают, что борьба и любая иная форма протеста обречены на неудачу. Третьи… Третьи вообще оправдывают произвол соображениями высшей, недоступной их пониманию необходимости. Как с горечью признавался Прометей, «будучи милосердным, к себе я не дождался жалости».
Наконец, трагедия титана в том, что он держит в собственных руках средство своего освобождения: ему достаточно смириться, назвать имя морской девы Фетиды (матери Ахилла) — и он будет свободным. Правда, тогда Прометей предаст человечество, изменит своей совести, самому себе. Но этот путь для него закрыт. И он идет навстречу своей судьбе — побежденный, которого боится победитель. «Самый благородный святой и мученик в философском календаре», как назвал его Маркс.
В глазах современников Эсхила Прометей был величественным героем. Таким он сохранился в памяти потомков на многие века. Не случайно к нему обращались писатели разных стран и эпох, видя в нем образец тираноборца и защитника людей. «Филантроп» — так охарактеризовал его Эсхил, придумавший это слово.
