Лев Безыменский - OCOБAЯ ПАПКА «БАРБАРОССА»
Все это происходило в период между 8 и 13 августа 1939 года, В это время завершались приготовления к войне против Польши. Как мы знаем, в это же время нацистское руководство рассматривало самые различные внешнеполитические акции, и именно в это время шли англо-франко-советские переговоры. Разумеется, принятие английских предложений обещало в дальнейшем создание того самого «священного антибольшевистского союза», о котором так мечтал Гитлер. Но цена, запрошенная Англией за это, была довольно велика. Англичане прямо намекали гитлеровской Германии, что она должна стать «младшим партнером» и заручаться английским согласием на свои действия в Европе. Это, разумеется, ни в коем случае не мог принять Гитлер.
Когда же началась война, ситуация переменилась: на немецкие предложения не могла согласиться Англия. Безусловно, если бы у власти находился Чемберлен, то Батлер и Галифакс вполне могли бы заручиться его согласием на те предложения, которые шли через шведского посредника и по другим каналам. Но в этот момент у власти находился уже не Чемберлен, чья «мюнхенская» политика умиротворения агрессора потерпела крах и завела Англию в тупик. Правительство возглавлял Черчилль — представитель совсем иной фракции английской буржуазии, той ее части, которая при всем своем антикоммунизме трезво понимала, что уступки Гитлеру только приведут Британскую империю к катастрофе. Недаром Черчилль в эти дни в своих официальных речах в палате общин 4 и 18 июня категорически подтверждал, что Англия будет продолжать войну и не собирается капитулировать.
Мюнхенцы по обе стороны фронта переоценили свои возможности. Они полагали, что мир — и в том числе английский народ — уже покорились Гитлеру. Но это было далеко не так. Не в последнюю очередь решимость английского народа к отпору нацизму заставила правящие круги Британской империи отказаться от политики умиротворения. Черчилль был не меньше антикоммунистом, чем Чемберлен, — и в этом едва ли можно было сомневаться, зная политическую биографию нового премьер-министра. Но он обладал достаточным чувством политического реализма, чтобы понимать, куда ведет мюнхенский путь. Война продолжалась, и Гитлеру так и не удалось включить Англию в свою антисоветскую коалицию.
Коалиция агрессоров: алогизм и логика
Каждый раз, когда заканчивался очередной поход вермахта, берлинская кинокомпания «Уфа» поспешно создавала соответствующий документальный фильм. Польша и Франция, Норвегия и Греции должны были как бы во второй раз переживать свой позор, когда на экранс возникал хищный орел — эмблема кинокомпании. Многие кадры из этих фильмов стали «хроникальной классикой»: польские пограничные эмблемы, сброшенные на землю; Гитлер, пританцовывающий перед салон-вагоном в Компьене, где предстояло подписание французской капитуляции; немецкие солдаты, совершающие туристскую прогулку по афинскому Акрополю...
Поздней осенью 1941 года «Уфа» переживала большие затруднения. Уже пора было создавать очередной фильм — на сей раз о победе над Советским Союзом. Шел пятый месяц войны, и по всем расчетам Геббельса, лично опекавшего немецкую кинематографию, дивизии фельдмаршала фон Бока уже должны были войти в Москву — тем более что 2 октября началось наступление, которое считалось последним. Время для выпуска фильма, который должен был потрясти мир, явно созрело. Начиная с 22 июня 1941 года фронтовые операторы наснимали достаточное количество однообразных, но эффектных кадров. Не хватало лишь одного — финальной сцены. Фильм о походе против Польши завершался парадом в Варшаве, фильм «Победа на Западе» венчался маршем по Парижу, и само собой разумелось, что фильм «Поход на Восток» должен был бы завершаться парадом победоносных полков вермахта на Красной площади.
Но вот беда — именно эти кадры не были сняты. По простой причине: Москву не взяли. Что делать? Ведь фильм надо было выпускать. Выход был найден: решено было после кадров осеннего немецкого наступления вмонтировать сцену, равноценную, по мнению авторов фильма, захвату Москвы. Ею оказалась пятая годовщина «антикоминтерновского пакта», пышно отпразднованная в немецкой столице 25 ноября 1941 года. Зрителям, пришедшим в кино и ожидавшим видеть марш дивизии СС «Рейх» по улице Горького, пришлось удовлетвориться видом зала имперской канцелярии и постной физиономией Иоахима фон Риббентропа, приветствующего своих коллег, приглашенных в Берлин из всех стран гитлеровской военной коалиции.
Это была на редкость разношерстная компания. Под первыми номерами шли основатели «антикоминтерна» — Германия, Япония и Италия, подписавшие этот пакт 25 ноября 1936 года. За ними — Финляндия, Румыния и Венгрия. Следующую группу составляли марионеточные государства — Словакия, Хорватия, а дальше — государства, которые фактически не существовали, а числились: квислинговская Норвегия, нанкинский Китай, коллаборационистское «правительство» Дании. Все они 25 ноября 1941 года объявили о вступлении в «антикоминтерновский пакт». К ним примыкали франкистская Испания и, разумеется, профашистские элементы из всех стран Европы, призванные инсценировать «международный крестовый поход» против большевизма.
Как сложилась эта военная коалиция и как она функционировала? Уже после войны стали известны документы, говорящие о том, какие склоки происходили среди господ антикоминтерновцев, в первую очередь между нежно обожавшими (и искренне ненавидевшими) друг друга фюрером и дуче. Ведь это только в дурном фарсе можно вообразить себе двух союзников, которые скрывают друг от друга самые важные планы. А именно так и случилось: Муссолини готовил в секрете от Гитлера свое нападение на Албанию, а Гитлер сообщил дуче о сроках начала операции «Барбаросса» за один день до 22 июня 1941 года.
Очевидно, нужно быть по меньшей мере мастером комедии (или трагикомедии), чтобы написать драматическое произведение под названием «Гримасы коалиции». После окончания войны найдено много документов, которые свидетельствуют о том, что, немецкая сторона проявляла по отношению к своим союзникам недоверие высшей степени. В частности, когда летом 1965 года в чешском Черном озере были найдены документы VI управления Главного управления имперской безопасности СС, то значительная часть из них относилась к той разведывательной сети, которую организовали немцы на территории Италии. Объектами разведки были не просто итальянцы: нет, ими были высшие чины фашистской империи, за которыми тщательно следили немецкие агенты, информировавшие обо всем Берлин.
Несколько иначе обстояло дело в Испании, где методы действия немецких представителей находили форму, совсем абсурдную для представителей дружественной державы. Так, например, если проштудировать переписку между Вильгельмштрассе и немецкими дипломатическими представителями в Мадриде, то можно установить, что на определенном этапе развития испано-германских отношений — начиная примерно с конца 1942 года — в умах некоторых немецких дипломатов и политиков появилась «интересная» идея: им показалось, что упрямого Франко, который не спешил выполнять все указания из Берлина, можно заменить кем-нибудь другим. В частности, уже с декабря 1942 года немецкий представитель в Мадриде обратил особое внимание на генерала Аугустино Муньоса Грандеса — бывшего командира «Голубой дивизии», человека весьма близкого к Франко и известного своими прогерманскими симпатиями. 16 января 1943 года посланник Мольтке доносил в Берлин, что он имел длинный разговор с Муньосом Грандесом. Мольтке писал:
«О своих отношениях с каудильо генерал высказался в том смысле, что Франко относится к нему с ревностью, в том числе и потому, что глава государства думает, что он, Муньос Грандес, находится в особо интимном и доверительном отношении к фюреру».
Дальнейшие высказывания Муньоса Грандеса были настолько недружелюбными по отношению к каудильо, что Мольтке испугался и поспешил заверить генерала в своей лояльности к Франко. Однако этот разговор стал предметом оживленной переписки — тем более что в апреле 1943 года Муньос Грандес пригласил к себе немецкого военного атташе и заявил, что он хочет принять меры для улучшения германо-испанских отношений. Этот разговор вызвал новый поток переписки, в ходе которой высказывались самые откровенные предложения сделать ставку на Муньоса Грандеса — против Франко[206].
Мы знаем, что все эти планы ни к чему не привели — развитие событий на Восточном фронте отбило у Берлина охоту заниматься всякого рода интригами в Испании. Но этот эпизод — один из многих в цепи «коалиционных нежностей», которыми обменивался Гитлер со своими союзниками. Своих союзников венгров фюрер считал никудышными вояками, хотя и добивался их посылки на фронт; о румынах говорил, что им нельзя доверять, а Финляндию, которой клялся в верности, втихомолку собирался включить в состав Великогерманской империи. Гитлеру платили той же монетой.
