В.И. Карпец - Русь Мiровеева (опыт «исправления имен»)
КЛЮЧ К ЗАКЛЮЧЕНИЮ
Опубликованная ныне (в том числе в сборнике «Россия перед Вторым пришествием») подлинная Присяга Дому Романовых 1613 года, ограничивающая требование верности конкретной ветви Единого Царского Дома самим Михаилом Феодоровичем и его сыном, позволяют нам считать не запретным возможные отступления от «официозно-романовской» историографии синодального (петербургского) периода и дают большую, чем прежде, свободу для рассмотрения «Династического вопроса» в самом широком смысле, полагая, однако, незыблемым сам принцип династической легитимности в его целом. Более того, в отличие и от официозно-синодального «юридизма», и, тем более, от конституционно-демократического фетишизма, мы стремимся к возведению династического права (и шире, всей соответствующей философии права) на онтологический уровень. Следуя за Л.А.Тихомировым, мы считаем возможным и необходимым еще более обосновать его выводы, исходя из некоторых не только правовых и исторических, но и онтологических предпосылок. Мы, по сути, уже говорили о них. Но теперь следует обозначить их кратко и внятно.
Первая. Царь земной есть «образ одушевлен Самого Царя Небесного» (Преп. Максим Грек).
Вторая. Царский Род есть продолжение во времени одного и того же Царя, избранного в Превечном Совете Пресвятой Троицы и дарованного Богом на земле в эоне. Царство земное — проявление эонического Царского предызбрания. Вселенский Патриарх Антоний писал к Великому Князю Московскому Василию Димитриевичу так:
«Нет ничего хорошего, если ты говоришь: мы имеем Церковь, а не Царя. Невозможно христианам иметь Церковь, но не иметь Царя. Ибо Царство и Церковь находятся в тесном союзе и общении между собою, и невозможно отделить их друг от друга. Послушай верховного апостола Петра, говорящего в первом соборном послании: Бога бойтеся, царя чтите, не сказал „царей“, чтобы кто не стал подразумевать именующихся царями у разных народов, но „царя“, указыввая на то, что один только Царь во вселенной».
Царский Род и есть этот «один только Царь», длящийся во времени; верность этому Роду не может зависеть от человеческих качеств и политики как бы сменяющих друг друга его членов.
Религии, строго разделяющие Творца и Творения (то есть иконоборческие или иконоотрицающие), такие, как ислам и талмудический иудаизм, в принципе делают Царство невозможным. Единственно легитимным в рамках этих религий могут быть только радикальное государствоотрицание или же теократия в республиканской форме. Причем ислам и иудаизм находятся в совершенно разном бытийном положении. Исламская республика типа современного Ирана, государство абсолютно легитимное sui generis. В то же время ожидаемый талмудистами «машиах», мыслимый как царь, невозможен в принципе, если подходить к нему с точки зрения самого иудаизма: потому-то его приходится рассматривать исключительно в християнской оптике как антихриста, «вместохриста». В свою очередь, в языческом мире, основанном на признании некоей «предбожественной реальности», возможны только «цари» как физические потомки богов — проявлений этой «предсущностной бездны». Православное християнство, основанное на единстве обоих Заветов, — Первого и Нового — исходит из совершенно иных, вечных, но и вечно новых проявлений божественных энергий. Царь есть Божий Возлюбленный (именно так переводится имя царепророка Давыда) и как Возлюбленный потенциально безсмертен в единстве с Любящим. При этом сами основы Царского Чина и Царского Рода укоренены в недрах Пресвятой Троицы как первообразы того Божественного Эроса, который в славяно-русьском (т.е. Богоцарском) языке объемлется словом любы (во множественном числе).
Согласно Священному Писанию и Преданию, первочеловек («гласоимный», или MEROIS) Адам, до падения нарицающий имена «всей твари», и есть Первоцарь и первообраз Царя Царей. Падение его и проистекающие из этого падения смерть и время соделывают необходимым земное царство как образ Царствия вечного (Божия) и Царства эонического (Царства первого Адама, нарицающего имена тварей). Святой Григорий Нисский писал:
«Подобно тому, как в этой жизни мастера каждому орудию придают вид соответственно надобности, так и наилучшый Мастер сотворил нашу природу как бы сосудом, нужным для царственной деятельности (энергии), устроив чтобы и по душевным преимуществам, и даже по телесному виду она была такая, как требуется для царствования […] Ибо как принято у людей, чтобы те, кто пишет образы державных, воспроизводили бы черты облика и обозначили бы царсткое достоинство облачением в порфиру, так что и образ обычно называется „царь“, — так и человеческая природа, поскольку приуготовлялась (выделено нами — В.К.) для начальствования над другими через подобие Царя всего, стала как бы одушевленным образом, приобщенным первообразу и достоинством, и именем».
Речь идет именно о первоначальном, не падшем естестве человека, которое во времени архетипически и иконографически воспроизводится в природе Царя и Царского рода. Архимандрит Киприан (Керн) задает вопрос и отвечает на него:
«В чем же усматривает с.Григорий тайну Триипостасного Божества в нашей природе? […] Во-первых, тайна Св.Троицы символически прообразуется в трех прародительских Ипостасях, т.е. в Адаме, Еве и их сыне».
В связи с этим архимандрит Киприан приводит выдержки из сочинений святого Григория Нисского, чрезвычайно важные в свете нашей проблематики:
«Адам, не имеющий тварной причины и нерожденный, есть пример и образ не имеющего причины Бога Отца, Вседержителя и Причины всего; рожденный сын Адама предначертывает образ рожденного Сына и Слова Божия; а происшедшая от Адама (но не рожденная от него) Евва знаменует исходящую ипостась С.Духа. Потому-то Бог и не вдувает ей дыхание жизни, что она является примером (типом) дыхания и жизни Св. Духа, и что она имеет через Св.Духа воспринять Бога, Который есть истинное дыхание и жизнь всех».
И далее:
«…нерожденный Адам не имел среди людей другого, подобного ему, нерожденного и не имеющего причины; точно так же и нерожденная, а происшедшая Евва, т.к. они истинные примеры нерожденного Отца и Св. Духа; тогда как рожденный сын их имеет среди всех людей настоящих рожденных сынов, братьев, подобных ему, ибо они образ и примерное подобие Христа, рожденного Сына».
В свете изложенного мы легко можем видеть проступающую сквозь раздробленность исторических фактов характерную аналогию, точнее, «иконологию». Исходя из единства Царского Рода как Руси (изначальной Сурии или Сирии, или державы Рош-Реш) — а мы убедились, что замечания многих авторов о единой Рюрико-Романовской династии, по-видимому, справедливы, — «вторая раса» является как бы отображением царской избранности первой, Рюриковичей, но также и восполнением и исполнением. В княжатах Решских — Кобыличах — присутствует (через линию Полоцких князей, по крайней мере) Рюрикова кровь, то есть оба эти рода единокровны, единоприродны, но различны, «раздельно-нераздельны», вторая раса как бы исходит из первой, «изводится» из нее.
Эти аналогии простираются еще дальше — если «Рюрик» означает «сокол», то Царицу Анастасию именовали «голубицей», кстати, прежде всего сам Иоанн IV, чьего художественного дара и чуткости к символике отрицать невозможно. Мы обращаем внимание на настойчивую, нерукотворную закономерность: в моменты династической, да и просто исторической неустойчивости, на изломах, «помощь» приходит именно через женскую линию потомков Вейдевута, в дохристианской древности проявлявших отчетливые черты именно женских проявлений, в то время как Рюриков род — начало сугубо мужское. Между прочим, по сведениям В.С.Передлольского, Криве-Кривейте совершали свои жертвоприношения в женском одеянии (что только подчеркивает их связь с невинно проливаемой жрецами кровью — menstrui mundi). Разумеется, речь здесь идет о безднах тайны беззакония, но христианское освящение через Таинства Святой Церкви способно не только смывать следы этой тайны, но и придавать питаемому этой жертвенной кровью бытию совершенно новое измерение. Не случайно преподобный Иосиф Волоцкий писал в «Просветителе»: «…и как в древности Русская земля всех превзошла своим нечестием так сейчас, словно на золотых крыльях взлетев на небеса, она всех превзошла благочестием». Понятно, что в этом случае древний архетип, сколь бы осуждаем он ни был с точки зрения современной морали, оказывается паримическим, прообразовательным. И в этом смысле «вторая раса» Русских Царей предстает совершенно иначе, чем узурпаторы-Каролинги, «вторая раса» французский королей, разорвавшая династическую цепь, но совсем противоположным образом — как дополняющее мужское, царственное начало вторым, женским связующим. Здесь поразительно даже совпадение по именам. Далеко не во всем разделяя взгляды В.С.Соловьева, высказанные им в его книге «Россия и Вселенская Церковь» (более того, отвергая его католические симпатии), мы тем не менее позволяем себе привести его толкование на Книгу Бытия, совершенно неожиданно открывающую тайну Имени Царского Рода. Кстати, по духу и смыслу этот отрывок не только не римо-католический, но даже, скорее, антикатолический. Остается лишь удивляться сочетанию церковно-политической «латинофилии» Соловьева и принципиально «антифилиоквистской» природе его метафизики и онтологии. Речь у философа идет о первом стихе Бытия — "Bereshit bara Elokhim»:
