Сергей Сергеев-Ценский - Севастопольская страда (Часть 1)
- Как с потерей судов? - Корнилов вздернул голову.
- Я говорю, ваше превосходительство, о тех нескольких судах, которые придется затопить в фарватере Большого рейда, чтобы неприятельский флот не прорвался в бухту... Несколько старых судов, семь-восемь. Геройство, конечно, хорошая вещь, но здесь, в данном случае, оно совершенно не у места... Нам теперь просто не до геройства, господа! Дело идет ведь о ничуть не романтической, а самой обыкновенной защите Севастополя нашего от очень сильного, как оказалось, врага! Суда, какие мы должны будем затопить для этой защиты, построят, конечно, вновь со временем на наших же верфях, но если нам вот сейчас, в такой момент критический, не могут прислать достаточно сухопутного войска, то станем вместо этого неприсланного войска на бастионы сами и бастионы даже можем назвать именами тех самых судов, какие придется затопить, и вот матросам будет казаться, пожалуй, что они опять на своих кораблях, только корабли стоят так прочно на якорях, что никакая буря их не сорвет... Но это уж я в область поэзии ударился, что совершенно ни к чему, конечно... Я все сказал, господа, что думал сказать.
И капитан Зорин так же мешкотно уселся на свое место, как и поднялся.
- Это ваш собственный план? - подозрительно поглядев на него, резко спросил Корнилов.
- Да, разумеется, это мой личный взгляд на положение наше, проговорил уже не так уверенно Зорин, заметив, что какое-то неловкое молчание наступило в кают-компании после его слов.
- Надеюсь, что этот ваш план, - сделал ударение на слове "ваш" Корнилов, - не будет никем разделен.
Он сказал это сухо, как будто даже презрительно, но вдруг услышал:
- В словах капитана Зорина много правды, если только не все они правда!
Это сказал вице-адмирал Новосильский, самый молодой из вице-адмиралов.
А капитан 1-го ранга Кислинский заявил еще определеннее:
- Я вполне согласен с капитаном Зориным.
Этого никак не ожидал Корнилов. Это было уже похоже на открытый бунт младших в чине против высшего начальства.
Однако неудержимо заговорили именно эти младшие в чине:
- Единственный выход из положения - затопить суда в фарватере!
- И всем идти на бастионы!
- Как будто бастионы под обстрелами противника не то же самое, что и суда в море!
- Геройство остается геройством и на бастионах, и подвиги подвигами!
- И если даже такого случая не было в истории, то пусть будет первый случай в Севастополе!
Корнилов увидел вдруг по этим возгласам, таким откровенным, что его предложение не принято большинством военного совета. Он поглядел на Нахимова, ища у него поддержки, но Нахимов усиленно сосал свою трубку, заволакивая себя дымом, как из мортиры, и был безмолвен.
- Хорошо, господа, - сказал Корнилов громко, вставая с места. Больше мы обсуждать этот вопрос не будем. Должен все-таки сказать вам: готовьтесь к выходу в море! Будет дан сигнал, что кому делать. На этом кончим.
Все встали из-за стола, переглядываясь и пожимая плечами. Корнилов сам отворил дверь кают-компании и увидел, что к нему по коридору направлялся лейтенант Стеценко.
- Как? Вы уже здесь? - удивился Корнилов.
- Я от его светлости, ваше превосходительство.
- А-а! Где же в данный момент его светлость?
- Вероятно, уже переехал на Южную сторону.
- Вот как! А где же армия? На Инкермане?
- Приказано все средства перевозки как флота, так и порта предоставить на переброску армии северной на Южную сторону, ваше превосходительство. С этим приказанием я и послан его светлостью.
- Значит, армия вся возвращается в Севастополь и становится на его защиту? Я очень рад!.. А союзники? Где же их армия?
- Неизвестно. По-видимому, еще не тронулась с места.
- Вот как? Они, стало быть, дают нам лишний день на подготовку к их встрече? Это гораздо лучше сложилось, чем можно было думать, гораздо лучше!.. Я сейчас же распоряжусь насчет перевозки войск и буду у князя по очень важному делу...
В отворенную дверь кают-компании Стеценко разглядел и Нахимова, и Истомина, и двух Вукотичей, и кое-кого из капитанов 1-го ранга.
На корабле ему сказали уже, что тут собран Корниловым военный совет, но он думал, что над ним по-дружески подшутили. В том уставе для главнокомандующего, который несерьезно, правда, но все-таки довольно назойливо складывался в его голове, совсем не было и даже не предполагалось статьи о военном совете.
III
Когда Корнилов, распорядившись о перевозке войск, приехал в Екатерининский дворец, Меншиков был уже там и завтракал. Он сидел за столом один. Он держался сутуло, понуро, какой-то не желтый даже, а обескровленный, точно не армия, а лично он был тяжело ранен на алминском турнире. Корнилову он показался теперь похожим на рыцаря из Ламанча*: не хватало только острой эспаньолки. И хотя Меншиков любезно, как всегда, пригласил его разделить с ним завтрак, Корнилов заметил на себе недовольный чем-то и пристальный взгляд князя.
_______________
* Р ы ц а р ь и з Л а м а н ч а - Дон Кихот, герой
одноименного романа испанского писателя Сервантеса.
- Перевозку войск наладили? - спросил Меншиков.
- Распорядился, ваша светлость... Войскам вы приказали бивуакировать на Куликовом поле?
- Да-да-а... Их надо привести в известность, переформировать... От Владимирского полка, например, осталось нижних чинов всего на один батальон, и то мирного состава, а офицеров и на три роты не хватит... Многим надобно выдать новую амуницию... Их надо накормить, надо, чтобы они отдохнули немного...
- А дальше куда их и как?
- Когда противник покажет свою деятельность, будет известно и нам, что нам делать... Пока же он, по-видимому, хоронит убитых, которых у него, я думаю, не меньше, чем у нас... Но скажите мне, Владимир Алексеич, вот что... Сейчас у подъезда я встретил капитана Кислинского... шел в парадной форме... Я спросил его: "Почему парадная форма?" Он отвечает, представьте, что идет с военного совета!.. Гм... С военного со-ве-та! Будто вы собрали флагманов флота и командиров кораблей на совет по поводу...
- По поводу ближайших действий флота, ваша, светлость! - досказал, видя затруднения князя, Корнилов.
- Разве ближайшие действия флота не были предуказаны вам мною? Князь откинулся на спинку стула. - Разве я вам не сказал вчера, что нужно сделать?
- Вы мне сказали, ваша светлость, относительно того, чтобы затопить суда на входе в Большой рейд, но я почел это за предложение только, а не за приказ...
Корнилов почувствовал, что он бледнеет, становится так же бескровен с лица, как и старый князь. Сердце его начало биться беспорядочно и гулко, и трудно стало дышать.
- Какого же вы ждали еще приказа? Бумажки с моей подписью?
- Да, именно... именно приказа на бумаге, ваша светлость! Оправдательного документа перед государем... перед историей, наконец!
Меншиков собрал все свое небольшое лицо в очень сложную гримасу.
- История будет писаться потом, сейчас она делается.
В этой гримасе было и презрение к истории, как она и кем она там пишется, и старая ненависть к своей подагре, которая начала заявлять о себе настойчиво, и борьба с зевотой, которая совершенно его одолевала, но считалась им неприличной, и злость на своего повара, который не нашел в своем арсенале ничего другого, кроме жалкой яичницы с ветчиной ему на завтрак, а ветчина оказалась твердой, совсем не по его челюстям, но вызвать повара и накричать на него было неудобно: мешал не вовремя явившийся Корнилов, который созывает какие-то "военные советы", пользуясь его отсутствием. Корнилов же подхватил только смысл его слов, не обратив внимания на смысл гримасы.
- Совершенно верно, ваша светлость, - горячо сказал он, - история делается на наших глазах, но нужно, чтобы ее делали мы сами, а не Сент-Арно! Мы не должны ждать, что соблаговолят с нами сделать союзники, мы должны поставить их в невозможность сделать то, что они задумали сделать! Мы должны перемешать и перепутать их карты и ходы!
- Слова! - Князь махнул двумя пальцами, вытирая подбородок салфеткой. - Как именно перепутать их ходы?
- Прежде всего так: они рассчитывают, что наш флот замер от ужаса перед их флотом, как кролик перед удавом в зверинце, - а мы вдруг покажем им, что они нам нисколько не страшны, и нападем на их флот!
Меншиков узнал от капитана Кислинского, о чем говорилось на военном совете, но намеренно сделал круглые, изумленные, неподвижные глаза, прежде чем спросить Корнилова:
- Вы не этот ли свой проект и обсуждали на... так называемом совете военном?
- Этот, да, ваша светлость! Именно этот, и только этот... Как творцы истории мы выступали с очень большим запозданием, точнее - нас просто застали врасплох... историю готовились делать там - в Париже, в Лондоне, в Константинополе, в Варне, а мы только смотрели на это... издали смотрели, и как будто это нас совсем не касалось. Но если армия наша... если она оказалась мала, хотя ее можно было увеличить значительно, то флот мы увеличить за такой короткий срок не могли, флот остался таким же, каким и был: он вполне боеспособен и готов к выступлению по первому приказу вашей светлости.
