Игорь Закурдаев - Владимирский централ. История Владимирской тюрьмы
Все «бериевцы» занимались активной деятельностью и требовали работу, каждый по-своему. В отличие от Судоплатова и Эйтингона, которые представляли руководству страны и государственной безопасности предложения о проведении спецопераций или спецформирований, Шария и Людвигов получили работу по переинвентаризации библиотеки тюрьмы. В тот период библиотека Владимирской тюрьмы у заключенных пользовалась большим уважением. В своей книге «С бериевцами во Владимирской тюрьме» Револьт Иванович Пименов пишет: «Время от времени другие из бериевцев подключались к просмотру книг, работа порой по разным причинам прерывалась. Завершилась она изъятием из библиотеки большинства интересных книг. Дело в том, что, входя в систему МВД — МГБ, тюрьма не получала тех циркуляров, которыми на воле в 1925–1953 годах из вольных библиотек изымалась «устаревшая литература», подлежавшая размалыванию на макулатуру при соблюдении определенных правил. Из-за отсутствия циркуляров в тюремной библиотеке сохранялись книги авторов, расстрелянных этой самой бериевской бандой или, раньше, ежовской. И едва они принялись за составление каталога, как у них волосы встали дыбом на короткостриженых головах; курьезно, что среди них не было лысых. Например, знают они, что Георгий Венус — враг народа, посажен в 1937 году, а книга его «Война и люди. 17 месяцев с дроздовцами» (это роман, а не хроника) 1931 года издания (четвертое; первое было в 1926 году) свободно выдается каждому заключенному в тюрьме, губит идеологически его душу! И они начали писать рапорты о необходимости изъятия, уничтожения, запрещения и т. п. воспитательных акций. Ну, с Венусом-то они опростоволосились, ибо того реабилитировали посмертно году в 1957-м. Но в целом они своей «большевистской непримиримостью» достаточно запугали администрацию, которой недосуг было затребовать списки реабилитированных авторов. От лавины доносов бериевцев с громкими словами — не спастись».
Впоследствии библиотека Владимирской тюрьмы подверглась, как в годы репрессий, чистке, запрещенные книги были ликвидированы, и от былой библиотеки осталась только легенда.
Этот период был отмечен рядом мер по либерализации пенитенциарной системы. Заключенным разрешалось получать до четырех продуктовых передач ежемесячно. Но ко всем сидевшим предъявлялись одинаковые требования. Подъем в шесть утра, у тех, кто сидел в одиночных камерах, кровать поднималась к стене и запиралась на замок. В день разрешалась прогулка от получаса до сорока пяти минут. Для дневного отдыха полагался всего один час, после обеда, когда надзиратель отпирал кровать. В своих воспоминаниях ветеран УИС Н.А. Краснов, проходивший в то время службу во Владимирской тюрьме, отметил, что «бериевцы» в основном сидели на режимном корпусе № 2, иногда их переводили и на режимный корпус № 1. В камерах, где они размещались, всегда было много книг. Иногда они просили, чтобы их разместили по одному.
После разделения НКВД СССР на два различных ведомства — НКВД СССР и НКГБ СССР — было создано Тюремное управление НКВД СССР. В 1954 году Совет министров преобразует Тюремное управление в Тюремный отдел МВД СССР. В декабре 1958 года Совет Министров СССР принял Постановление «Об утверждении Положения об исправительно-трудовых колониях и тюрьмах МВД СССР. Данным Положением закреплялись основные функции учреждений уголовно-исполнительной системы:
— обеспечение отбывания наказания по приговорам судов;
— исправление и перевоспитание осужденных с целью подготовки их к честной жизни;
— предупреждение совершения осужденными новых преступлений.
В соответствии с данным Положением в СССР появились следующие виды учреждений:
1. Исправительно-трудовые колония (исправительно-трудовые лагеря) облегченного, общего, строгого, спецстрогого режимов.
2. Детские трудовые колонии общего и строгого режимов.
3. Детские трудовые воспитательные колонии общего режима.
4. Тюрьмы общего и строгого режима.
В 1959 году Тюремный отдел был реорганизован и включен в систему Главного управления мест заключений.
В союзных республиках проводилась работа по изменению нормативно-правовых документов. Так, 9 декабря 1961 года Президиум Верховного Совета РСФСР утвердил «Положение об исправительно-трудовых колониях и тюрьмах РСФСР. На основании Положения в РСФСР были созданы:
1. Исправительно-трудовые колонии общего, усиленного, строгого и особого режимов.
2. Тюрьмы общего и строгого режимов.
3. Детские колонии общего и строгого режимов.
4. Детские трудовые и воспитательные колонии общего режима.
Возможно, именно в этот период Владимирская тюрьма получила наименование ОД 1/СТ 2.
Во Владимирской тюрьме находился в заключении американский летчик-шпион Френсис Гарри Пауэрс, сбитый под Свердловском 1 мая 1960 года. Из тюремной карточки: место рождения — город Бурдайн, штат Кентукки; место жительства — город Паунд, штат Вирджиния; должность — летчик; место работы подразделение «10–10» ВВС США. Арестован 1 мая 1960 года за шпионаж. Осужден Военной коллегией Верховного суда СССР на 10 лет. Из них три года тюрьмы и семь лет лагерей. По прибытии во Владимирскую тюрьму на спецмашине из Москвы его определили на 2-й режимный корпус, где была расположена медицинская часть, в камеру № 31. Он сильно отличался от вновь прибывших заключенных. Высокий мужчина 31 года, в черном костюме, в черных лакированных ботинках и в темных солнцезащитных очках. Одной из причин того, что его определили в больничный корпус, было его самочувствие. Из воспоминаний полковника КГБ В.И. Шевченко, курировавшего в тот период Пауэрса во Владимирской тюрьме: «По заключению врачей он был на грани психического срыва. Причины были очевидны. Во-первых, он нарушил приказ, полученный перед вылетом, о подрыве самолета и себя в случае провала операции. Во-вторых, не воспользовался отравленной иглой, что была зашита у него в воротнике, стал давать показания на суде, где подтвердил, что является американским шпионом. Во время его посещений представителем госбезопасности лежал на кровати лицом вниз и ни с кем не хотел разговаривать. А разговоры пытались вести на обыденные темы: что ел, что смотрел в тюремном кинозале, как спал».
Позднее к нему в камеру поместили еще одного заключенного — латыша, арестованного за шпионаж в пользу Швеции. Латыш беседовал с Пауэрсом, а все их разговоры прослушивались и записывались. Сокамерника звали Зигмунд Круминьш. Из тюремного дневника Пауэрса: «Декабрь, 1. Начал «Войну и мир», очень хорошо, на ужин капуста. Декабрь, 2. Говорил с полковником КГБ. Это было странное интервью. Он спросил меня, хорошо ли со мной обращаются. Я ответил, что гораздо лучше, чем я ожидал. Хотя уверен, что не существует приятных тюрем. Как мне нравятся фильмы? Не желая показаться неблагодарным, я сказал ему, что они «интересны». После его ухода мы с Зигмундом заговорили об обмене. США располагали только двумя заключенными сравнимой значимости: Мортон Соубел, осужденный по делу Розенбергов, и полковник Рудольф Абель, советский шпион, осужденный в 1957 году. Январь, 13. Превосходный день сегодня. Полковник (из местного КГБ) сказал мне, что мое освобождение из тюрьмы полностью зависит от того, как Кеннеди отреагирует на тост Хрущева, произнесенный накануне Нового года. Я, конечно, надеюсь, что Кеннеди в своей речи двадцатого выскажется твердо за улучшение отношений и снижение напряженности в мире. Надеюсь, что он повторит то, что говорил во время избирательной кампании, об извинениях за мой полет. Январь, 22. Часть речи Кеннеди в сегодняшней «Правде», — мой сокамерник говорит, что для меня она лучше и быть не могла. Февраль, 7, 1962. Зайдя с нами в камеру, полковник КГБ спросил: — Хотели бы вы отправиться завтра в Москву? — Отлично, — ответил я, все еще заинтригованный. — И без охраны, — добавил он».
Многие заключенные знали, что вместе с ними сидит Пауэрс, и хотели взглянуть на заморского шпиона, хотя все это могло закончиться карцером. Содержался Пауэрс на особом положении, ходил вместе со своим сокамерником в своей одежде. В отличие от других заключенных, которых стригли под машинку раз в десять дней, у них была прическа, лица чисто выбриты. Он пробыл почти два года в тюрьме. В начале февраля 1962 года Пауэрса увезли в Москву, в Лефортовскую тюрьму. 10 февраля его обменяли на советского разведчика Рудольфа Абеля (Фишера Вильяма Генриховича).
Ветеран УИС Ираида Яковлевна Борисевич работала дезинфектором и надзирателем во Владимирской тюрьме с конца 40-х до 70-х годов прошлого века. Работая на прожарке белья, ей неоднократно приходилось сталкиваться с проблемами при замене личного белья на казенную одежду. Ираида Яковлевна вспоминает: «Когда привели осужденную Зою Федорову, у нее белье было все шелковое, и расставаться с ним она никак не желала, но после того, как ей объяснили, что за отказ подчиняться требованиям она может оказаться в холодном карцере, она решила не ругаться с администрацией и переоделась в казенную одежду. Был и курьезный случай: привели в дезинфекторскую для «прожарки» белья осужденных монашек, после того как их одежда была отправлена в специальную камеру для обработки, включен режим «прожаривания», а это очень высокая температура, но датчик температуры был сломан, и через некоторое время белье вспыхнуло. Я очень расстроилась и долго плакала; сначала монашки негодовали, а потом простили, ведь не со зла. За сгоревшее белье у меня высчитали из зарплаты. Уже в шестидесятые, работая надзирателем на 2-м режимном корпусе, неоднократно видела американского летчика-шпиона Пауэрса, он очень плохо говорил на русском языке, и при раздаче пищи приходилось жестами показывать, что от него требуется, подать миску или кружку. Через некоторое время ему дали в камеру книжку-переводчик, и, когда ему наливали в миску суп с лапшой, он говорил «опять червяки»» (на тюремном жаргоне суп с лапшой именовался «баланда с червяками». — Прим. авт.).
