Пётр Кошель - История сыска в России, кн.1
Далее рисуется тяжёлое положение низших классов, изнывающих под игом обязательного труда в пользу господ, доказывается неосновательность санкционирования этого порядка авторитетом Священного писания, ибо Бог, создавая людей, хотел их равенства, и, наконец, делается ссылка на пример «граждан образованных стран, которые единодушно восстали и сбросили с себя поносное иго невольничества, сделавшись свободными гражданами… Иго рабства в России от времени становится несноснее, и должно полагать, что на будущее время оно будет ещё несноснее. Из опытов видно, что причина величия государств есть свобода граждан, но в России иго рабства в большой силе: значит, она никогда не взойдёт на степень величия. Почему для блага России и потомства ничего больше не остаётся делать, как собрать благомыслящих граждан в одно общество, которое бы всячески старалось о ниспровержении власти, присвоивших её несправедливо, и об ускорении свободы. Для сего-то, благородные сограждане, ниспровергнем соединёнными силами невольничество, восстановим свободу и через то заслужим благодарность потомства».
Рабочее тайное общество являлось уже чем-то совершенно новым, и тем суровее, конечно, была жандармская расправа. Но, преследуя рабочих бунтовщиков и тщательно регистрируя все случаи рабочих волнений, жандармы не забывали и необходимости некоторой «социальной профилактики». Недаром в 1835 году был издан первый фабричный закон. Обозревая свою деятельность за 50 лет, III Отделение с особым удовлетворением отмечало проявленное им внимание к «нуждам рабочего класса».
«В 1841 году, – читаем в юбилейном отчёте, – была учреждена под председательством генерал-майора корпуса жандармов графа Буксгевдена особая комиссия для исследования быта рабочих людей и ремесленников в С. – Петербурге. Представленные ею сведения были сообщены подлежащим министрам и вызвали некоторые административные меры, содействовавшие улучшению положения столичного рабочего населения. Между прочим, на основании предположений комиссии, по инициативе III Отделения, была устроена в С. – Петербурге постоянная больница для чернорабочих, послужившая образцом подобному же учреждению в Москве».
Но ни рабочее, ни крестьянское движение не могли занять сколько-нибудь видного места в работе жандармского аппарата. Первое ещё только зачиналось, а второе, по самым своим формам, не могло оправдать существование III Отделения. Стихийно возникавшие крестьянские бунты не могли быть предотвращены никаким полицейским надзором, никакой тайной агентурой. В борьбе с массовым движением жандармы выступали либо в качестве усмирителей, либо с мудрыми предложениями мер предосторожностей. Центральной же их задачей была борьба с крамолой «образованных классов», как тогда говорили. Но, как мы видели выше, ни дворянство, ни буржуазия в массе своей революционностью не блистали. Рассматривая настроения отдельных групп, жандармы отдавали себе отчёт в этом обстоятельстве.
Обзоры III отделения
Уже в «обзоре общественного мнения» за 1827 год мы находим картину отношения к правительству различных социальных групп. Помимо непосредственного интереса, этот очерк любопытен ещё и тем, что даёт социальную иерархию жандармского общественного деления.
На первом месте обзор ставит «двор», то есть «круг лиц, из коих собственно и составляется придворное общество». Здесь жандармский надзор отмечает две группы: телом и душой преданных императору и партию вдовствующей императрицы. Впрочем, настроение придворных, по справедливому мнению III Отделения, несущественно: «Мнение двора не представляет значения для правительства, так как оно (мнение) не играет никакой роли в обществе».
На втором месте стоит «высшее общество», то есть столичная аристократия и бюрократическая верхушка. Здесь обзор устанавливает довольно грубое деление на две группы: «довольных» и «недовольных». Недовольные – это либо опальные вельможи прежнего царствования, либо же сторонники аристократической конституции на английский манер, члены английского клуба. Последние кажутся опаснее, но ни те, ни другие не представляют сколько-нибудь значительной угрозы в смысле перехода к какому-нибудь действию.
Далее идёт «средний класс: помещики, живущие в столицах и других городах, неслужащие дворяне, купцы первой гильдии, образованные люди и литераторы. Это многочисленный класс, разнородные элементы коего спаяны в одно целое, составляет, так сказать, душу империи». Здесь всё обстоит благополучно: «Улучшение настроения и общественного мнения этого класса прогрессирует с поразительной быстротой». Правда, все эти группы имеют свои мелкие жалобы. Помещики и купцы страдают от налоговой политики и денежных затруднений, литераторы недовольны бездеятельностью Министерства народного просвещения. Но основной факт непреложен: «средний класс» является надёжнейшей опорой правительства.
Следующей социальной группой, выделяемой «обзором», является чиновничество. Последнее не внушает сколько-нибудь серьёзных опасений, но «морально наиболее развращено» и требует попечения с этой стороны. «Хищения, подлоги, превратное толкование законов – вот их ремесло. К несчастью, они-то и правят, и не только отдельные, наиболее крупные из них, но, в сущности, все, так как им всем известны все тонкости бюрократической системы».
В своей борьбе с бюрократизмом III Отделение на словах шло довольно далеко. В «картине общественного мнения за 1829 год» дан разбор всех министерств и министров. В своей критике жандармы, «невзирая на лица», были довольно резки. Так, о министре финансов Канкрине сказано, что он «человек знающий, просвещённый, деятельный и трудолюбивый, но упрямый; не слушает никого, кроме нескольких любимцев, которые его обманывают». Министр внутренних дел Закревский «деятелен и враг хищений, но совершенный невежа». Министр народного просвещения – обскурант. Военный министр граф Чернышёв «пользуется печальной репутацией: это предмет ненависти публики, всех классов без исключения». Морской министр прямо обвинён в воровстве и т. п. Наряду с характеристикой высших бюрократов жестокой критике подвергается и вся государственная система.
Но, как мы отмечали выше, борьба III Отделения с чиновничеством была исторически обречена на неудачу. Несколькими «показательными» процессами и наказаниями нельзя было остановить всё усиливавшийся бюрократизм аппарата. И, сознавая своё бессилие, III Отделение на практике мало боролось с чиновничеством, особенно средним и высшим, не приходившим в личные столкновения с центральной жандармской конторой.
Возвращаясь к «обзору общественного мнения», мы находим в нём ещё три отдельные группы: армию, крепостное крестьянство и духовенство. В армии сравнительно всё хорошо: нельзя, может быть, определённо утверждать, что армия в целом довольна, но надо сознаться, что она «вполне спокойна и прекрасно настроена». Неблагополучно обстоит с крестьянством, жаждущим освобождения, и массой духовенства. Последнее живёт почти в одинаковых условиях с крестьянством и заражается его настроениями.
Вся эта картина рисует сравнительно спокойное состояние общества, да так оно и было на самом деле. И единственное чёрное пятно на безоблачном жандармском небе составляет интеллигентская дворянская молодёжь. В её характеристике автор доходит до пафоса;
«Молодёжь, то есть дворянчики от 17 до 25 лет, составляет в массе самую гангренозную часть империи. Среди этих сумасбродов мы видим зародыши якобинства, революционный и реформаторский дух, выливающиеся в разные формы и чаще всего прикрывающиеся маской русского патриотизма. Тенденции, незаметно внедряемые старшинами в них, иногда даже собственными отцами, превращают этих молодых людей в настоящих карбонариев. Всё это несчастие происходит от дурного воспитания. Экзальтированная молодёжь, не имеющая никакого представления ни о положении в России, ни об общем её состоянии, мечтает о возможности русской конституции, уничтожении рангов, достигнуть коих у них не хватает терпения, и о свободе, которой они совершенно не понимают, но которую полагают в отсутствии подчинения. В этом развращённом слое общества мы снова находим идеи Рылеева, и только страх быть обнаруженными удерживает их от образования тайных обществ».
Таким образом, центром оперативной деятельности III Отделения стала слежка за молодёжью, которая представлялась наиболее благоприятной почвой для возникновения «тайных обществ». Однако «наблюдение вскоре убедило, что преступные замыслы (имеются в виду декабристы) не оставили в обществе почти никакого следа. Оренбургское дело и ничтожная попытка образования тайного общества в Москве (дела Колесникова и братьев Критских) были единственными, можно сказать, исключительными случаями, обратившими на себя внимание Отделения в первые пять лет его существования». С тем большей энергией взялось III Отделение за дело с 1831 года, после польского восстания.
