Наталья Велецкая - Символы славянского язычества
Прыжки через костер, как и другие формы трансформации ритуала отправления легатов к праотцам, отражают процесс символизации в пережиточных формах его. Так, замену живых посланцев знаками выражают антропоморфные чучела, маски животных, куклы, деревца и т. п. символы человека. Дальнейшая форма трансформации ритуала выражается в обычае бросать в костер рубашки, лапти и другие предметы старой одежды или же одежду с больных. Это — тоже знаки, но несколько иного рода: они исходят из принципа замены целого частью его.
Рудименты ритуального отправления в «мир иной» проявляются у разных славяно-балканских народов в различных пережиточных формах, символизирующих как сожжение «легатов» в купальском костре, так и знаковую замену их — в южнославянском обычае ходить босиком по горячему пепелищу{335}, в особой роли самой старой женщины селения у белорусов (приходит к костру за огнем, и с ним ее гонят ударами полынью, пока не скроется из виду){336} и т. п.
Совокупность ритуальных действ, связанных с Ивановым днем, важна не только для понимания генетической сущности купальской обрядности, а и для выявления форм преобразования языческой символики на протяжении истории традиции. В традиционной купальской обрядности содержатся основные элементы ритуала отправления легатов к праотцам, выраженные в формах знаковых и символических: общественный характер действа, шествие к определенному установлением обычного права месту костра, ритуальное возжигание его специально добытым архаическим способом «живым огнем», круговые танцы вокруг пламени, оргиастические действа, сочетающиеся с фарсовым оплакиванием, разные формы борьбы, состязаний или имитации их, определяющее значение которых для будущего отражается в пословице: «На Ивана Купала кого побьют, пропало!»{337}
Для понимания генезиса и структуры календарной обрядности, процесса изменения форм ее на протяжении истории традиции, функциональной сущности костров как характерного элемента основных календарных циклов необычайно важны белтейнские костры кельтского мира, прежде всего в силу того, что корни их — в глубочайшей древности, если не в праистории. В связанных с ними действах содержатся убедительные свидетельства связи календарной обрядности с астральными представлениями, которые, в свою очередь, находились в зависимости от астрономических наблюдений и основывающихся на них экологических знаний.
Сопоставительный анализ тех немногочисленных данных, которыми мы располагаем о ритуальных кострах древних кельтов, друидов, кельтского населения Британских островов в Средневековье и в Новое время, приводит к заключению о том, что генезис белтейнских костров восходит к ритуалу проводов легатов в обожествленный Космос{338}.
«В Шотландии, в Ирландии и в других местах Британских островов в определенные астрономические даты на протяжении года зажигались огромные костры — знаки препинания во времени, зависящие от склонения Солнца. Обычай этот сохранился чуть ли не до середины XIX века. Письменные свидетельства о нем довольно путаны, так как христианские проповедники пытались положить конец этому древнему обряду, связать соответствующую дату с церковным календарем или же, когда это удавалось, незаметно слить новую религию со старым обычаем. Этнологи связывали этот обряд с друидами, и белтейнский костер считался символом кельтского друидического солнечного бога…
Костры зажигались по всей стране в ночь накануне летнего солнцестояния, зимнего солнцестояния, а также накануне весеннего и осеннего равноденствий. В Норидже (Англия) в день летнего солнцестояния вниз с холма скатывали горящее колесо, которое изображало солнечный диск, опускающийся к горизонту.
Кроме того, костры зажигались еще четыре раза в год — когда склонение Солнца составляло 16,3° к северу или к югу. Эти склонения фиксируют календарные даты солнцестояния или равноденствия, условно говоря, 4 февраля, 6 мая, 8 августа и 8 ноября по нынешнему грегорианскому календарю. Таким образом, год делился на восемь примерно равных частей. Это деление очень близко к датам тех солнечных направлений, которые Том, а до него Локьер обнаружили в мегалитических сооружениях. Поскольку мегалиты древнее кельтских друидов, белтейнские костры, возможно, пришли к нам из мрака доисторического периода»{339}.
Связи белтейнских костров с важнейшими датами — моментами солнечного календаря, прослеженные Дж. Хокинсом, чрезвычайно важны для понимания структуры и основной функциональной направленности языческой календарной обрядности у европейских народов (и не только европейских). Они подтверждают положение о структурной значимости ритуала проводов на «тот свет» в формировании календарной обрядности и основной его функции — через посланников к обожествленным предкам заручиться их помощью и поддержкой в наиболее важные моменты жизни общины, при наиболее жизненно важных обстоятельствах. Не менее значительно и то, что положение Хокинса о белтейнских кострах совпадает с положением В. И. Чичерова о связи календарного обрядового цикла с основными сезонами года, с их сменой и о роли комплекса специальных ритуальных действ в преддверии наиболее важных моментов в жизни общества с земледельческим (или земледельческо-скотоводческим) укладом{340}.
В то время как данные о связи белтейнских костров с важнейшими моментами солнечного календаря позволяют раскрыть основу формирования календарной обрядности, преобразование формы их с течением времени имеет существеннейшее значение для понимания процесса трансформации формальной структуры календарной обрядности и переосмысления ритуалов ее на протяжении истории общества.
«Теперь зимние белтейнские огни заменены елочными свечами… Февральское пылание белтейнских костров было поглощено Сретением — крупным церковным праздником, во время которого полагалось зажигать свечи. Шестое мая затерялось в народных майских гуляньях… Ноябрьское празднование белтейнских костров опять-таки слилось с кануном церковного Дня всех святых. В Англии существует обычай 5 ноября жечь костры и устраивать фейерверки под предлогом сожжения чучела мистера Гая Фокса за его адский пороховой заговор… Но, скорее всего, этот обычай возник из смутно сохранявшихся в народной памяти воспоминаний о кострах друидов, зажигавшихся в ознаменование дня, когда склонение Солнца, равное — 16,3°, возвещает наступление зимы»{341}.
Разновидности форм ритуала проводов на «тот свет» в целом и знаков, символизирующих посланцев к обожествленным предкам, в том числе, рассмотрены в монографии, посвященной ретроспективной реконструкции этого ритуала{342}. Выделены наряду с другими знаками посланцев факелы, свечи и другие формы ритуальных огней, заменивших как пламя ритуальных костров, переносящее посланников к космическим предкам, так и самих посланников. Рудименты ритуала проводов на «тот свет» в масленичной обрядности, в народной традиции, связанной со Сретением, майским деревом и «кузьминками» (1 ноября ст. ст.), также рассмотрены в монографии. Относительно проявления культа предков в народной традиции, связанной с этими праздниками, к уже выявленному ранее следует добавить красноречивую деталь — обряды умилостивления домового в день Кузьмы и Демьяна, почитавшихся как исцелители и кузнецы, передавшие людям эти знания.
Что же касается поминальных действ, связанных с культом предков и ярко выраженных в славянской народной традиции, связанной с этими знаменательными датами, они в этом плане подробно рассмотрены в исследованиях В. Я. Проппа, В. И. Чичерова, В. Чайкановича и др., что избавляет от необходимости специально останавливаться на них. Следует обратить внимание лишь на пословицы, выражающие восприятие Сретения (2 февраля ст. ст.) как начало перелома в состоянии природы{343}, на отражение переломного момента в природе — поворота Солнца на лето, прибавления дневного света в ритуальных святочных песнях «овсень, таусень»{344}. И еще следует обратить внимание на приурочение «дедовой недели», «дедов» у восточных славян к самому концу октября или началу ноября. Поскольку посвященность их родовым предкам, яркие проявления в них языческого культа предков, общинный характер ритуалов, белорусских «дзядов» в особенности, детально изучены в специальной литературе, следует выделить в них лишь детали, наиболее красноречиво выражающие основную функциональную направленность их.
«Дзяды» праздновались по «волокам» — по группам территориально объединенных хозяйств (по-видимому, в основе этих объединений лежали все те же родственные связи). При общественной трапезе старик перед каждым блюдом обращался к предкам, втыкая одновременно ложку в кушанье со словами: «Штоб радзило, расло, жило!»{345}. Если при этом вспомнить, что во всех славянских ритуалах, связанных с культом предков, имеющих явственные аналогии по времени отправления их и основным элементам проявления функциональной направленности в той или иной форме с белтейнскими кострами, фигурируют либо костры, либо их знаки или символы (сожжение соломы, свечи, топление бани и т. п.), то становится очевидным, что все эти ритуалы являются более поздними, трансформированными модификациями древних языческих ритуалов, связанных с белтейнскими кострами.
