Вольфганг Акунов - ЧЕСТЬ И ВЕРНОСТЬ. ЛЕЙБШТАНДАРТ История 1-й танковой дивизии СС Лейбштандарт СС Адольфа Гитлера
Парадным символом оркестра ЛАГ (как и других военных оркестров частей вермахта, СА и СС) являлся бунчук (по-немецки: «шелленбаум», то есть буквально «древко с бубенчиками»), увенчанный орлом с распростерными крыльями и с перуном древнеримского бога-громовержца Юпитера в когтях. Под орлом к древку «шелленбаума» было подвешено напоминавшее древнеримский вексиллум 4-угольное полотнище красного цвета с золотой бахромой, золотыми кистями по краям и вышитым золотыми нитками ранним вариантом партийного орла НСДАП с вписанным в золотой дубовый венок вращающимся черным крюковидным крестом в когтях. Под полотнищем к древку бунчука была прикреплена 8-лучевая серебряная звезда со штралами и черным вращающимся крюковидным крестом в круглом центральном медальоне. Под звездой к древку бунчука был прикреплен полумесяц рогами вверх, с подвешенными к нему снизу латунными бубенчиками в форме звездочек, чередующимися с колокольчиками и подвещенными к рогам полумесяца 2 волчьими хвостами — черным и белым — по бокам. Под полумесяцем размещался латунный колокол с подвешенными к его нижнему краю чередующимися колокольчиками и бубенчиками. В общем и целом, «шелленбаум» оркестра Лейбштандарта Адольфа Гитлера напоминал своей верхней половиной боевой значок древнеримского легиона, а нижней — бунчук янычар времен Османской империи — «настоящая турецкая музыка», по выражению доброго сказочника Ганса-Христиана Андерсена, описавшего подобный инструмент в своей сказке «О том, как буря перевесила вывески» — правда, Андерсен именовал его не «древком с бубенчиками», а «птицей» («Самым замечательным инструментом в оркестре была «птица»… длинный шест, увенчанный полумесяцем и обвешанный всевозможными колокольчиками и бубенчиками — настоящая турецкая музыка! Шест поднимали и раскачивали из стороны в сторону, колокольчики звенели и бренчали, а в глазах просто рябило от золота, серебра и меди, сверкавших на солнце»)[404] . Единственное различие заключалось в том, что турки (и татары) украшали свои бунчуки не волчьими, а конскими хвостами.
Горны, фанфары и другие духовые инструменты оркестра ЛАГ были украшены занавесками-вымпелами из черного бархата с серебряной бахромой. На вымпелах с одной стороны была вышита серебряная мертвая голова и выполненная серебряными готическими литерами надписью Штандарт АдольфаГитлера[405] под черепом с костями, а с другой — сдвоенная эсэсовская руна «сиг» (совуло»), также вышитая серебряными нитками, и 2 пучка из 3 серебряных дубовых листьев в нижних углах. Большой барабан, в который били на торжественных церемониях, был также украшен серебряными мертвой головой и надписью Штандарт Адольфа Гитлера на черном фоне[406]
Музыканты Лейбштандарта носили на плечах так называемые «ласточкины гнезда» (нем.: «швальбеннестер»)[407] [407], именуемые также «музыкантскими крылышками» — матерчатые накладки полукруглой формы, закрепленные на верхней части плечевых рукавных швов мундиров. Эсэсовская версия «ласточкиных гнезд» состояла из чередующихся черно-серебряных вертикальных полос. Тамбур-мажора отличало от остальных музыкантов ЛАГ наличие серебяной бахромы, шедшей по нижнему краю «музыкантских крылышек».
О песенном творчестве СС
Не затеваем боя мы,
Но помним Перекоп.
Всегда храним обоймы
Для белых черепов.
Николай Асеев. Конница
Буденного.
Что же касается песен Шуцштаффеля. то они, вопреки широко распространенному заблуждению, отнюдь не содержали в себе ничего «людоедского» или «человеконенавистнического» — даже если взять самую — якобы! — «человеконенавистническую» из них, сочиненную Гансом Баумом, носящую «очень страшное» название «Дрожат прогнившие кости» (Es zittern die morschen Knochen…) и звучащую по-немецки следующим образом:
Es zittern die morschen Knochen
Der Welt vor dem roten Krieg.
Wir haben den Schrecken gebrochen,
Für uns war’s ein grosser Sieg.
Wir werden weiter marschieren,
Bis alles in Scherben faellt.
Denn heute da hoert uns Deutschland,
Und morgen die ganze Welt.
В переводе на русский язык текст песни Гансе Баума звучит следующим образом:
Дрожат прогнившие кости
Мира перед красной войной[408] .
Мы преодолели страх –
Для нас это стало великой победой.
Мы будем маршировать дальше,
Пока все не разлетится вдребезги,
Потому что сегодня нас слышит Германия,
А завтра (услышит — В.А.) весь мир.
Вот, собственно, и все. Ничего особенно «человеконенавистнического» в данной песне (слова которой, к тому же, переводились в советскую эпоху на русский язык заведомо неправильно — «сегодня мы взяли Германию, а завтра всю Землю возьмем», вместо подлинных слов: «сегодня нас слышит Германия, а завтра услышит весь мир»!), при всем желании, усмотреть не возможно — кроме, разве что, упоминания «прогнивших костей» старого мира. Особенно с учетом огромной популярности в противоположном, то есть большевицком, лагере песен, хотя и «овеянных революционной романтикой классовых битв», но реально людоедских по содержанию, вроде песни на стихи Николая Асеева про то, как «конница Буденного рассыпалась в степи» (слова из которой про то, что «мы» — надо думать, верные сыны трудового народа в красноармейских шинелях — «всегда храним обоймы для белых черепов», предпосланы, в качестве эпиграфа, данной главе). А ведь всенародной любовью пользовалась в предвоенном СССР и другая известная песня — «По военной дороге…», содержавшая в себе, между прочим, такие слова:
На Дону и в Замостье
Тлеют белые кости,
Над костями шумят ветерки.
Помнят псы-атаманы,
Помнят польские паны
Конармейские наши клинки.
На Дону тлели «белые кости» русских патриотов, поднявшихся в 1918 году на борьбу с продавшей и предавшей Россию немцам большевицкой «партией национальной измены». «Псы-атаманы» — это генерал П.Н. Краснов и другие предводители белого русского казачества, беззаветные борцы с большевизмом, кровавая лапа которого дотянулась до них в 1945 году, когда они, сдавшись на честное слово вероломным англичанам, были выданы последними под Лиенцем сталинскому СМЕРШу на верную гибель. Об атамане Краснове и его соратниках можно было с полным основанием сказать словами русского поэта Николая Заболоцкого:
Не владыкою был он в Москву привезен,
Не почетным пожаловал гостем,
И не ратным вождем, на коне и с мечом,
А в постыдном бою с подлецом-палачом
Он сложил свои буйные кости…
А в польском Замостье тлели «белые кости» польских патриотов, также убитых большевиками — совсем как 20 лет спустя в кровавом Катынском лесу…
Что же касается слов, что «мир («все») разлетится вдребезги», то германские национал-социалисты просто позаимствовали для своей песни главную мысль коммунистического «Интернационала» — боевого гимна «пролетариев всего мира» (являвшегося до 1943 года — по совместиительству! — также гимном СССР — «Штаба мировой революции»):
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем.
Даже юные пионеры-ленинцы, всегда готовые к борьбе за дело Ленина-Сталина, и октябрята-«внучата Ильича» пели в советких школах:
Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем…
Слова большевицкой песни о том, как «мы, на горе всем буржуям, мировой пожар раздуем», удивительным образом перекливаются с верой в призванный положить конец Вселенной «мировой пожар» древних гностиков-пифагорейцев. И это не удивительно. Сущность марксистского учения, положенного в основу большевизма, была отнюдь не «научной», а типично гностической. Его основатели, учителя, вожди заявляли об осенившем их высшем «знании» (по-гречески — «гносисе») — абсолютном и окончательном, во веки веков (читатели постарше еще помнит политсеминары, на которых приходилось зубрить основы «единственно верного и научного марксистско-ленинского учения», якобы дающего своим адептам «единственнол верную картину мира и развития человеческого общества»). Все прочие, отличные от этого знания объявлялись заведомо «ненаучными», ложными, причем их ложность не столько проистекала из человеческих заблуждений, сколько являла собой происки сил Зла. Суть же «истинных знаний» заключалась, как у всех гностиков, в том, что существующий мир — отвратителен («мир насилья»!), и неизбежно погибнет (как вариант: заслуживает уничтожения — впрочем, также объявлявшегося неизбежным). Спастись, как во всех гностических учениях, смогут только «избранные» («пролетарии», руководимые своими «совершенными» мудрыми, непогрешимыми вождями). Спасенных же ожидает вечное блаженство в некоем подобии гностической Плеромы, «рая на земле», именуемого «мировым коммунизмом»(«от каждого — по способностям, каждому — по потребностям»). Тот факт, что именно большевизм впервые в истории создал тоталитарную систему, являлся неизбежным следствием его изначально гностической установки.
