Марьяна Скуратовская - Принцессы Романовы: царские дочери
Анне Павловне удалось и сыновей своих воспитать в любви и уважении к России. «Русомания сыновей принца Оранского», согласно словам их современника полковника Фрица Гагерна, в 1839 году сопровождавшего принца Вильгельма-Александра в Россию, была известна всей Европе и не вызывала восхищения. Могущественная Россия и без таких верных сторонников среди европейских владык казалась опасным соседом, а уж при наличии таковых…
Но, несмотря на «русоманию», в Голландии, Бельгии и Люксембурге принцессу Анну любили. Что неудивительно: по примеру матери и сестер, Анна Павловна активно занималась благотворительностью, в частности создала более 50 приютов для детей из бедных семей. Детей она действительно любила – так же как и ее мать. Да, эта женщина была бы идеальной женой Бонапарту и воплотила бы все его мечты! Вслед за Вильгельмом и Вильгельмом-Александром на свет в 1820 году появился Вильгельм-Фредерик-Генрих, затем, в 1822 году, Вильгельм-Александр-Эрнст-Фредерик-Казимир и в 1824 году – единственная дочка Вильгельмина-Мария-София-Луиза. Потеряла Анна Павловна только одного ребенка, младшего сына: он родился в мае, а умер в октябре 1822 года. Остальные ее дети отличались завидным здоровьем и почти не доставляли матери беспокойств. Впрочем, Анне Павловне пришлось пережить еще одного своего сына, второго, самого любимого, – Вильгельма-Александра, которого она называла «мой Александр» и который погиб в результате несчастного случая на охоте в самом расцвете сил, в тридцатилетнем возрасте, в 1848 году.
* * *Тяжелым испытанием стал для всех 1830 год: 25 августа 1830 года под влиянием Июльской революции во Франции началась бельгийская революция. Удивительно, что искрой, из которой возгорелось пламя этой революции, стала… премьера оперы.
25 августа в брюссельском «Театре де ла Монне» впервые давали оперу французского композитора Даниэля Обера «Немая из Портичи». До этого городские власти не разрешали пьесу к постановке. И, как оказалось, не напрасно.
Сюжет пьесы, премьера которого прошла в Парижской опере в феврале 1828 года, основывался на историческом событии: народном восстании, поднятом в Неаполе в середине XVII века. «Немую из Портичи» уже успели поставить во многих театрах Европы. Ее премьера в Брюсселе была приурочена к торжествам по случаю дня рождения короля Вильгельма I.
Когда по ходу оперы ее герой Мазаньелло призвал товарищей к борьбе против испанского засилья, вскричав «К оружию!», по залу «Театра де ла Монне» пронесся взволнованный гул. После спектакля зрители не разошлись, как обычно, – напротив, перед театром собралась огромная толпа…
Начавшиеся в Брюсселе волнения быстро охватили другие бельгийские города. Участники восстания созвали Генеральную ассамблею, которая потребовала отделения Бельгии от Голландии.
Вильгельм I пытался справиться с ситуацией собственными силами, но не удалось. Он обратился к четырем великим державам Европы – России, Великобритании, Австрии и Пруссии, – но их правители не сочли нужным вмешаться. Супруг Анны кронпринц Вильгельм 5 октября срочно прибыл в Брюссель из Антверпена, но… не стал участвовать в подавлении восстания и признал независимость Бельгии. В сущности, он не имел на это права, он же не был правителем, так что с позиций закона его поступок никак не помог бунтовщикам, зато отец-король оскорбился до глубины души. В апреле 1831 года кронпринц попытался исправить свою ошибку, принял командование над нидерландскими войсками и в течение десяти дней сражался с восставшими. Но на помощь мятежным провинциям пришли французские войска. А на помощь королевской семье не пришел никто… Даже Россия, на которую семейство Оранских особенно уповало. Она была слишком занята усмирением Польского восстания и не смогла помочь военной силой, а может, и не захотела: возможно, император Николай I счел невыгодным с политической точки зрения защищать своих «бедных родственников», тогда как против них выступают и народ, и главы большинства европейских держав. Бельгийский Национальный конгресс проголосовал за независимость своей страны, за конституционную монархию. Одним из условий стало то, что бельгийский престол никогда не сможет занимать ни один из представителей династии Оранских. В январе 1831 года на Лондонской конференции послы России, Великобритании, Франции, Австрии и Пруссии от имени своих государей признали независимость Бельгии, где на трон взошел Леопольд Саксен-Кобургский. Весь мир понимал, что англичанам перемена власти очень выгодна: сам принц Леопольд был женат на английской принцессе Шарлотте, а его сестра была замужем за принцем Кентским, так что теперь Бельгия оказывалась практически под властью Великобритании.
Вскоре семья кронпринца навсегда покинула Брюссель и переехала в Гаагу. При этом Анне Павловне пришлось оставить во дворце многие ценные вещи, привезенные ею из России, что, конечно же, ее опечалило… Но, в сущности, Анна Павловна пережила революцию достаточно спокойно: в высокую политику она не вмешивалась и в конфликте между свекром и мужем держала нейтралитет. Она делала то, что должна делать женщина и государыня: взяла на себя заботу о пострадавших, не делая различий между сражавшимися на стороне короля и на стороне восставших. Она участвовала в организации госпиталей, жертвовала на лечение и на помощь семьям, потерявшим кормильца.
После переезда Анна Павловна обосновалась в усадьбе Сустдейк, причем позаботилась о том, чтобы придать дворцу и парку сходство с архитектурным ансамблем ее любимого и родного Павловска. Она постаралась воссоздать атмосферу российской императорской резиденции: с портретами русских государей на стенах, с посудой Петербургского фарфорового завода, с малахитовым столом, созданным уральскими мастерами. В Сустдейке прошли ее самые счастливые годы. Анна Павловна жила так же, как ее мать, в каждодневных заботах о детях. Переписывалась с родными, скорбела об утратах, когда один за другим уходили из жизни братья, мать, сестра… Особенно тяжело Анна Павловна пережила кончину матери. Они были очень близки перед ее отъездом из России, и со смертью Марии Федоровны для ее младшей дочери по-настоящему закончилось детство: исчезло то чувство защищенности, которое дарила ей мать, пусть находившаяся далеко, но все же в любой момент готовая предложить помощь и моральную поддержку.
Анна Павловна была счастливой матерью, но отношения с мужем у нее с годами становились все прохладнее: слишком разные характеры, слишком разные цели. Она мечтала быть «королевой для народа», веря в то, что ей внушили еще в России: для государя всегда на первом месте должен стоять его долг, забота о благе подданных. Тогда как Вильгельм пользовался своим высоким положением сугубо в эгоистических целях, не считался с расходами на собственные удовольствия, построил несколько роскошных замков, собрал дорогую коллекцию живописи, устраивал балы и праздники, а одержимость жены благотворительностью считал то ли нелепой блажью, то ли позой, но никак не искренним велением души. Супруги друг друга не понимали, и Анна Павловна чувствовала себя все более одинокой – и все больше замыкалась в себе. Придворные считали, что у принцессы Оранской просто тяжелый характер. Но сохранился драгоценный документ, благодаря которому мы можем видеть, что одиночество и непонимание причиняли Анне Павловне душевные страдания. Это – принадлежавшее ей русское Евангелие, на полях которого она делала записи карандашом, всегда по-русски, чтобы никто из любопытствующих не смог прочесть и понять. Принцесса Оранская писала о своих размышлениях и сомнениях, о том, как она тоскует по родине, хотя прошло уже так много лет. Но никого, даже любимого сына Александра, даже сестру Марию и брата Николая, последних оставшихся в живых родных ей людей, Анна Павловна не посвящала в свои переживания…
Со свекром, королем Вильгельмом I, Анна Павловна сохранила добрые отношения. Хотя король так и не простил сыну его поведения во время революции, на невестку его гнев не распространялся. Король был достаточно умен, чтобы понимать, какое сокровище они приобрели в лице этой русской царевны: и Нидерланды как государство, и его сын как мужчина… Анна Павловна была идеальной женой и со временем могла стать прекрасной королевой. Не из тех, кто своей волей правит и принимает судьбоносные решения, но из тех, кто мягко направляет супруга, усмиряет страсти и вызывает всеобщее обожание. А это так важно, чтобы правителя искренне любили! Если не его самого, то хотя бы его семью.
Впрочем, Анна Павловна пробыла кронпринцессой рекордно долгий срок: титул наследной принцессы Оранской она носила целых двадцать четыре года! Король Вильгельм I отличался завидным здоровьем. Так что его сын мог оставаться кронпринцем и еще столько же лет, до самой своей старости, если бы не скандал, приключившийся в королевском семействе как раз по причине хорошего здоровья государя. Как говорится, седина в бороду, а бес в ребро: у Вильгельма I было немало любовниц, но особенно бурную страсть он питал к одной из придворных дам – к графине Генриетте д’Ультремон. Что самое возмутительное, она дружила с королевой Вильгельминой, его супругой. Правда, при жизни королевы Генриетта щадила чувства подруги и скрывала свои отношения с королем. Зато после смерти королевы в 1837 году Генриетта и Вильгельм зажили практически как супруги. Всех это безумно возмущало, все ненавидели графиню д’Ультремон – бельгийку, католичку, надменную гордячку. В кальвинистской Голландии католиков вообще не любили, а уж то, что именно с католичкой король обманывал их добрую королеву, придворным казалось особенно возмутительным. А уж когда король заявил, что хочет узаконить отношения со своей сорокасемилетней возлюбленной и жениться на ней, всеобщее несогласие практически вылилось в бунт. Правда, маленький и бескровный, потому что это был бунт придворных, но он мог перерасти в революцию, если бы Вильгельм I все-таки решился возвести католичку на трон. В газетах уже появились оскорбительные статьи в адрес графини д’Ультремон, а в Амстердаме по улицам разбрасывали листовки, в которых угрожали королевской любовнице смертью, если она посмеет появиться в городе. Письма с угрозами приходили и лично Генриетте д’Ультремон.
