Олег Гордиевский - КГБ
Миф об огромных отрядах «Пятой колонны», который будоражил умы в западных странах во время войны, а также «охота на ведьм» времен холодной войны, главным образом, за вымышленными коммунистами в Соединенных Штатах, возглавляемая сенатором Джозефом Маккарти, помогают понять, почему у Сталина возникла навязчивая идея об антисоветской подрывной деятельности. Но сталинская «охота на ведьм» значительно отличалась как по форме, так и по масштабам от того, что испытал Запад. Обеспокоенность Черчилля по поводу «Пятой колонны» вскоре прошла. Уже к концу 1940 года он приходит к выводу, что «поиски ведьм» не приносят ничего, кроме вреда. Во время холодной войны американская администрация была не инициатором, а скорее — одним из объектов маккартизма. Главным же «охотником за ведьмами» в Советском Союзе был сам Сталин.
В отличие от Запада, где количество жертв охоты за вымышленными шпионами и диверсантами в течение двух мировых войн и преследований вымышленных коммунистов во время холодной войны исчислялись единицами, в Советском Союзе в 30-е годы вымышленные враги народа уничтожались миллионами. Сталин и его пособники, использовав вымышленный шахтинский заговор, положили конец эпохе НЭПа, эпохи терпимости к буржуазным интересам, и начали последовательное наступление на «классовых врагов», подрывающих экономику: буржуазных специалистов в промышленности и кулаков (зажиточных крестьян) на селе. Покончив с «левой оппозицией», Сталин присвоил себе ее радикальную политику коренного социалистического переустройства советской экономики. Бухарин и «правая оппозиция», которые выступали за менее радикальную политику, основанную на компромиссе, а не на классовом конфликте, оказались более простой мишенью, чем «левая оппозиция». В январе 1929 года Бухарин был выведен из состава Политбюро. Одной из главных причин, побудивших сталинское руководство провести в течение следующего года ускоренную программу индустриализации в качестве основной части пятилетнего плана и обязательную коллективизацию на селе, направленную на уничтожение «кулака как класса», было хроническое чувство неуверенности перед лицом классовых врагов внутри страны и империалистов за границей. Обращаясь к Центральному Комитету в ноябре 1928 года, Сталин настаивал на том, что выживание «социализма в одной стране» зависит от способности советской экономики обогнать Запад: «Или мы сделаем это, или нас раздавят». Он повторил свои слова в феврале 1931 года:
«Одной из отличительных черт истории старой России было то, что ее постоянно били из-за ее отсталости… Мы на 50 или 100 лет отстали от развитых стран. Мы должны сократить эту дистанцию за 10 лет. Или мы сделаем это, или мы пропадем.»
Идеализм и отсутствие уверенности в безопасности легли в основу сталинской идеи переустройства советской экономики. Перспектива великого скачка в развитии социалистической экономики зажгла умы нового поколения членов партии, повторив тем самым ленинский опыт 1917 года. 50 лет спустя советский диссидент Петро Григоренко вспоминал, с каким «энтузиазмом и страстью» он и другие молодые коммунисты восприняли слова Сталина, который назвал 1929 год «годом великого перелома»:
«Не хватало хлеба, были длинные очереди, вот-вот должны были ввести карточки и должен был начаться голод, но несмотря на это, мы все были увлечены идеей Сталина, мы все скандировали: „Да, великий перелом, ликвидация мелких крестьянских хозяйств, уничтожение самой почвы, на которой может возродиться капитализм. Пусть только акулы империализма попробуют напасть на нас! Мы на верном пути к победе социализма!“
Сталинская экономическая программа завоевала на свою сторону многих из тех, кто в прошлом поддерживал Троцкого. Пятаков, председатель правления Госбанка и бывший ближайший соратник Троцкого, обращаясь в октябре 1929 года к Совету народных комиссаров с пламенной речью, сказал: «Настал героический период нашего социалистического строительства».
«Героический период» социалистического строительства, который явился источником энтузиазма для многих членов партии, нуждался в инструменте принуждения ОГПУ. В ноябре 1929 года все заключенные, отбывавшие наказание сроком более трех лет за якобы политические или уголовные преступления, были переведены в ведение ОГПУ, чья широкая сеть трудовых лагерей (ГУЛАГ) быстро выросла в 30-е годы в главный источник принудительного труда для советской экономики. Идеалистическая вера и грубая сила первой пятилетки преобразовали советскую промышленность. Ставя недостижимые производственные задачи с уверенностью в том, что «нет такой крепости, которую бы не взяли большевики», удалось добиться гораздо большего, чем можно было бы предположить, исходя из реальной ситуации в стране. Возникли новые промышленные центры на Урале, Кузбассе и Волге, на пустом месте выросли города Магнитогорск и Комсомольск-на-Амуре, новая техника пришла в отдаленные районы Казахстана и Кавказа, была построена гигантская плотина на Днепре, практически утроился выпуск электричества. Все это было сделано в начале 30-х годов, когда депрессия, породившая июльскую трагедию на Уолл-стрит в 1929 году, привела Запад к полному упадку. Советские официальные лица с гордостью сравнивали успехи социалистического строительства с неразрешимыми противоречиями международного капитализма.
В глазах советских людей депрессия не сделала капитализм менее опасным. В июле 1930 года Сталин говорил: «Каждый раз, когда капиталистические противоречия начинают обостряться, буржуазия направляет свой взор на СССР, словно говоря: „Не можем ли мы решить это или другое противоречие капитализма или все противоречия, вместе взятые, за счет CCCP, страны Советов, цитадели революции, которая самим своим существованием революционизирует рабочий класс и колонии… ?“ Вот почему существует тенденция к авантюристическим нападкам на СССР, к интервенции, тенденция, которая укрепляется в результате кризисов.»
После поражения консерваторов на всеобщих выборах в июне 1929 года, с приходом к власти второго лейбористского правительства во главе с Рамсеем Макдональдом и восстановлением англо-советских отношений, Британия больше не рассматривалась Советским Союзом как главный источник военной угрозы. Угроза войны, по словам Сталина, теперь исходила от Франции, «самой агрессивной и милитаризованной страны из всех агрессивных и милитаризованных стран.» Опасения русских усиливались еще и тем, что Франция начала кампанию против СССР, обвиняя его в том, что он ведет политику «демпинга» на западных рынках. В октябре 1930 года французский министр торговли и промышленности отдал распоряжение об ограничении импорта советских товаров и пытался убедить союзников Франции в Восточной Европе последовать его примеру. В ответ Советский Союз полностью запретил ввоз французских товаров и публично осудил агрессивные планы французского империализма. «Французский план, — утверждал Вячеслав Молотов, председатель Совнаркома и будущий комиссар иностранных дел, — заключался в том, чтобы организовать экономическую блокаду СССР в качестве подготовки к вооруженному нападению.»
Новая угроза внешней агрессии подстегнула охоту за внутренними саботажниками, вступившими в союз с иностранцами, особенно с французскими империалистами. 22 сентября 1930 года в прессе было объявлено о том, что ОГПУ обнаружило «контрреволюционное общество», состоящее из 48 профессоров, агрономов и руководителей пищевых предприятий во главе с профессором Александром Рязанцевым. Все они обвинялись в срыве продовольственных поставок. На следующий день передовицы всех газет были заполнены резолюциями собраний трудовых коллективов, призывающими к расправе над контрреволюционными заговорщиками. 24 сентября было объявлено о том, что все 48 злодеев были расстреляны. В газетах публиковались выдержки из их заявлений, в которых они признавались в невообразимых преступлениях. По сообщению советской прессы, в сотнях трудовых коллективов прошли митинги, на которых рабочие «сердечно благодарили славное ОГПУ, обнаженный меч революции, за прекрасную работу по ликвидации этого грязного заговора».
После почти каждого срыва поставок или крупной аварии на производстве, ОГПУ раскрывало еще один «грязный заговор». Одним из самых крупных вымышленных заговоров, раскрытых во время первой пятилетки, был заговор «подпольной Промышленной партии», в котором приняли участие две тысячи инженеров и плановиков, задумавших свергнуть Советскую власть и для этого вступивших некоторое время тому назад в сговор с генеральными штабами десятка государств, возглавляемых Францией, видными французскими государственными деятелями Раймоном Пуанкаре и Аристидом Брианом, а также с такими известными за границей людьми, как Лоуренс Аравийский, нефтяным магнатом Генри Детердингом и, конечно, русским белым Временным правительством в Париже (два члена этого правительства, как потом выяснилось, уже умерли к тому времени), которое хотело вернуться в Россию и восстановить капитализм. Исполнительный комитет Промышленной партии, состоящий из восьми человек, судили показательным судом, который проходил в некогда впечатляющем своей красотой здании бывшего Дворянского собрания. Открытие процесса сопровождалось колоссальной манифестацией более полумиллиона рабочих и служащих, которые, шагая по снегу, выкрикивали: «Смерть! Смерть! Смерть!» Было объявлено о том, что во время заседания суда банды империалистических агентов могут в любое время попытаться спасти обвиняемых и начать массовую кампанию по саботажу. Но после страстного призыва, с которым обратился стареющий Максим Горький к рабочим, крестьянам и интеллигенции всего мира, вражеские агенты отказались от своих планов, и воображаемая угроза войны была отведена.
