Робер Гайар - Мария, Владычица островов
Тем временем по всему кораблю слышались дикие крики - матросы обрушили град ударов на непокорных негров, немилосердно избивая их длинными кнутами из крокодиловой кожи.
Все люки, ведущие в трюм, были открыты, и темноту вонючих подпалубных помещений рассекали хлесткие щелчки кнутов и оглашали вопли несчастных рабов, которых еще только что перед этим истязанием ошпаривали кипятком. Невольники вопили что было мочи и молили о пощаде, но озверевшие матросы, которые к тому же мстили за страшную смерть товарища, не унимались. Вновь и вновь щелкали кнуты, вгрызаясь в темнокожие тела, навсегда оставляя шрамы невольникам.
Теперь, когда за судьбу корабля можно было больше не опасаться, капитан осмелел и приободрился. Указав на огромного негра - зачинщика бунта, - стоявшего в прежней позе возле борта, Морен приказал:
- Привяжите этого негодяя к мачте и вкатите ему сотню горячих.
Он произнес "сотню", не удосужившись подумать. Никакой человек не в состоянии вынести подобного наказания. Оно означало неминуемую смерть.
Сильные руки схватили негра, который даже не пытался сопротивляться, поволокли его к мачте и крепко-накрепко привязали спиной к палубе. Черты его лица, еще совсем недавно перекошенного от ярости, уже совсем разгладились, а в глазах, несколько минут назад налитых свирепой злобой, появилась печаль. Жак, приблизившись к гиганту, пожалел, что не может с ним объясниться. Несмотря на все лишения в пути - ужасную кормежку, тесноту и неимоверную духоту, - невольник выглядел могучим и был отменно сложен.
Матрос, которому капитан велел взять в руки хлыст и нанести первый десяток ударов, уже замахнулся рукой, когда дю Парке велел ему остановиться. Негр, уже напрягшийся в ожидании первого удара, изумленно оглянулся. Впрочем, увидев губернатора, роскошная одежда которого выдавала человека, занимавшего по меньшей мере такой же ранг, как и капитан, он вряд ли испытал облегчение. Негр на собственном горьком опыте уже убедился, что такие люди куда чаще используют свое высокое положение с жестоким умыслом, нежели в добрых целях. Тем более, что он не мог понять ни слова из того, что говорил губернатор.
- Развяжите этого человека, - распорядился Жак. - Я покупаю его.
У Морена даже челюсть отвисла.
- Вы покупаете его? - выкрикнул он тоном, из которого следовало, что губернатор явно не в своем уме. - Его? Но ведь именно он затеял бунт! Человек, который рискнет его купить, будет жить, как на пороховой бочке! В этого негра просто дьявол вселился!
- Я же сказал - я его покупаю, - процедил дю Парке. - Прикажите развязать его и передать мне.
Хотя и не понимая ни единого слова из разговора губернатора с капитаном, негр тем не менее догадался, что по поводу его предстоящего наказания возникли какие-то разногласия. После того как его отвязали от мачты, он снова скрестил на груди руки и смотрел перед собой с холодным и презрительным выражением. Дю Парке поневоле проникся уважением к храброму невольнику.
- Закуйте его как следует, - велел капитан. - И убедитесь, чтобы кандалы и цепи были достаточно прочными - эта здоровая скотина не должна причинить неприятностей господину губернатору.
Матросы извлекли откуда-то тяжелые цепи и начали подступаться к могучему невольнику, но Жак жестом остановил их. Он подошел вплотную к негру, вынул из-за пояса пистолет и сначала направил его ствол на бочку, а потом прижал дуло к груди чернокожего. Решив, что раб должен догадаться, что означает этот жест, дю Парке снова заткнул пистолет за кожаный пояс.
- Оставьте его, - приказал он. - Думаю, он и сам уже смекнул, что при первом же подозрительном движении получит пулю в сердце. - Губернатор повернулся к Морену, который осуждающе качал головой и вообще всем своим видом выказывал неодобрение. - Мне по-прежнему нужны еще четыре раба. Если внизу остались приличные негры, не изрезанные на куски, пришлите их ко мне. Я расплачусь с вами после того, как осмотрю их.
Дю Парке зашагал к трапу, сопровождаемый по пятам огромным негром, который шагал, гордо подняв голову и не обращая внимания на истекающие кровью запястья. Губернатор кивком приказал невольнику спуститься первым, и тот, ни секунды не колеблясь, проворно соскользнул в поджидавший челн. Жак спустился следом. Усадив темнокожего гиганта между собой и гребцом, чтобы не упускать его из вида, Жак велел лодочнику грести к берегу.
Когда они добрались до пристани и высадились, вокруг губернатора мигом собралась толпа. Люди каким-то образом догадались, что на борту "Лузансея" что-то случилось, хотя невольничий корабль стоял на якоре слишком далеко от берега и разглядеть, что творилось на корабле, было невозможно. Дю Парке, не отвечая на сыпавшиеся градом вопросы, отмахивался и пробивался вперед, подталкивая перед собой невольника. Дойдя до конца пристани, он жестом показал гиганту, что они направляются к форту.
Дозорные заметили приближение губернатора и, когда дю Парке с рабом поравнялись с караульной будкой, навстречу вышли солдаты. Дю Парке поручил одному из них отвести негра к Ле Форту, чтобы тот обучил его тому дикому жаргону, на котором чернокожие общались с хозяевами.
Губернатор уже собрался было повернуться и идти в свои апартаменты, когда заметил, что в его сторону направляется господин де Сент-Андре. Дю Парке без секундного колебания зашагал навстречу главному интенданту.
По мере приближения друг к другу оба ускоряли шаг. Господин де Сент-Андре не имел никаких оснований любить молодого губернатора. Более того, он до сих пор точил на того зуб за уготованную встречу - надо же, умчался куда-то, даже не дождавшись, пока причалит корабль! Совершенно возмутило Сент-Андре и оскорбительно равнодушное отношение к прибывшим офицеров форта; он даже подозревал, что и здесь не обошлось без происков дю Парке. Жак, со своей стороны, не мог простить главному интенданту брака с Марией.
Подойдя поближе, вельможи обменялись поклонами, если можно так назвать едва заметные кивки, почти с вызовом. Первым заговорил де Сент-Андре, поздоровавшись с губернатором и приподняв над париком шляпу с огромными полями, разукрашенную пышными перьями и яркими лентами.
- Добрый день, сударь, - ответил дю Парке, в свою очередь приподнимая шляпу, куда более скромную, чем кичливый головной убор Сент-Андре.
- Хорошо, что я вас встретил, - произнес Сент-Андре. - Жаль, что нам не довелось увидеться раньше, потому что я привез не только важные известия, но и весьма ответственные поручения от Американской островной компании.
- Я был бы только счастлив встретить вас, сударь, - нагло соврал Жак. - К сожалению, сложившиеся обстоятельства лишили меня этого удовольствия и мне пришлось поставить интересы колонии выше правил приличия. Я был уверен, что вас примут, как подобает. Надеюсь, все прошло благополучно и вам не на что пожаловаться?
- Больше всего я хотел встретиться с вами лично, - ответил де Сент-Андре, уклоняясь от прямого ответа на вопрос Жака. - Вы и только вы могли помочь мне справиться со многими трудностями, которые неизбежно возникают всякий раз, когда человек впервые попадает в незнакомую страну... Однако, сударь, - добавил он, усмехнувшись, - мне удалось разрешить их самому. Если все пройдет благополучно, то скоро вы будете избавлены от моего столь назойливого присутствия здесь, в форте.
- Мне вовсе не кажется, что ваше присутствие можно назвать назойливым.
- Вчера я целый день разъезжал на лошади по провинции и мне посчастливилось присмотреть подходящую резиденцию, где мы с госпожой де Сент-Андре можем спокойно проживать в удалении от города, не опасаясь приставаний и похабных взглядов солдатни гарнизона.
Жак был застигнут врасплох.
- Вы нашли дом? - растерянно спросил он.
С самодовольной улыбкой главный интендант ответил:
- Думаю, господин губернатор, что на вашем острове от вас ничего нельзя утаить. Так вот, подъезжая к Морне-Ружу, я оказался во владениях одного из колонистов, господина Драсле, который, узнав, кто я такой, любезно согласился продать мне свой дом и плантации.
- Понимаю! - с чувством произнес Жак. - Драсле принадлежит к тем поселенцам, которые зарабатывали на жизнь, выращивая сахарный тростник и продавая сахар. Теперь, после того, как руководство Компании запретило торговать сахаром всем, кроме господина Трезеля, ему, как и многим другим грозит неминуемое разорение.
- Мне ничего об этом не известно, - сварливо ответил Сент-Андре. Однако факт остается фактом - Драсле даже не возразил, когда я предложил ему продать мне свой дом и землю в обмен на концессию, которую я легко устрою ему на острове Мари-Галант. Мне достаточно только послать запрос маркизу де Белилю, и сделка будет надлежащим образом утверждена и оформлена.
- Я очень рад за вас, - произнес дю Парке. - Вы сказали, что привезли мне какие-то поручения от Компании?
- Совершенно верно, - ответил главный интендант. - Кстати говоря, оно касается и человека, которого вы упомянули, господина Трезеля. Компания, похоже, обеспокоена тем, насколько соблюдается предоставленная ему монополия. Кажется, я не ошибусь, если скажу, что на ближайшие шесть лет он и только он имеет исключительное право выращивать сахарный тростник, взамен на то, что будет отдавать одну десятую часть дохода Компании.
