Владислав Горохов - Повседневная жизнь России под звон колоколов
В 1404 году в Москве за церковью Благовещения в Кремле на великокняжеском дворе строится башня и на ней «для общей пользы горожан» устанавливают огромных размеров часы. Это чудо только что привезли из средневековой Европы. Н. М. Карамзин уточняет, что эти часы сделал инок из Афонской обители серб Лазарь. Из Троицкой летописи мы узнаём: «Сей же часник наречется часомерье; на всякий же час ударяет молотом в колокол, размеряя и расчитая часы нощныя и дневныя; не бо человек ударяше, но человековидно самозвонно и самодвижно, страннолепно некако сотворено есть человеческою хитростью, преизмечтано и преухищрено».
Вот так и появился прообраз будущего электронного робота — первый механический человек, отбивающий молотом в колокол каждый час.
Самое раннее сохранившееся детище русских мастеров датировано 1539 годом. Известен и автор: на одном из колес в зубчатой передаче стоит надпись: «Зделаны бысть сии часы на Соловки, делал архиепископов мастер Семен Часовик». Это башенные часы Соловецкого монастыря. В монастырской описи Соловецкой обители 1676 года подтверждается, что в это время в монастыре были «часы боевые с перечасьем железные и с кругом указным, а у них четыре колокола перечасных небольших немецкого же литья». Были это часы, изготовленные мастером Семеном почти полтора века назад, или уже другие — сейчас трудно сказать, ведь после описи прошло более трех веков. Но боевые часы имелись, и это факт.
При царе Алексее Михайловиче в любимом подмосковном Коломенском с великолепным дворцом — шедевром русского деревянного зодчества, садами, считавшимися достопримечательностью Москвы, знаменитой шатровой церковью Вознесения, среди многочисленных затей привлекали внимание необычные часы. Их создал в 1673 году русский мастер Петр Высоцкий из Оружейной палаты. Часы разместили в надвратной башне парадного въезда царской резиденции. Внизу с двух сторон ворот сидели на тумбах деревянные львы. Как только начинали бить куранты, львы страшно вращали глазами, открывали пасть и рычали, приветствуя и насколько можно путая царских гостей.
В 1491 году на Красной площади возводятся Фроловские (Спасские) ворота. В то время они ничем не отличались от любых других ворот, размещенных в крепостной стене, защищавшей город, хотя и была у них одна особенность — на плоской кровле возвышалась совсем небольшая башенка-звонница с колоколом, а ее завершала маленькая главка с двуглавым орлом. На рисунках начала XVI века, сделанных с Красной площади, на Фроловских воротах хорошо просматривается под шатровой крышей колокол, не исключено, что часовой. Видимо, часы, к гордости москвичей, совсем недавно установили.
Известно, что в 1585 году уже на трех воротах Кремля: Спасских, Тайнинских и Троицких — были установлены часы с боем. Тайнинские часы «ходили» совсем недолго, а главными кремлевскими курантами стали Спасские. И сейчас они главные куранты России, их перезвоном и гимном страны начинается и заканчивается день. Звон колоколов Спасской башни Московского Кремля отсчитывает не только время, он дорог каждому гражданину России как символ столицы и нашей державы.
На Спасской башне самые первые часы были очень простыми и легкими в обслуживании, они отсчитывали «дневное» и «ночное» время.
Закончилась Смута, и первый царь из династии Романовых — Михаил Феодорович — решил увековечить это событие возведением над Спасскими воротами высокой башни с часами, что и было сделано в 1624–1625 годах. Проект часов предложил английский мастер Христофор Галовей, он же его воплотил в жизнь. Известный «литец» Кирилл Самойлов отлил на Фроловские ворота тринадцать колоколов. По завершении работ довольный царь отблагодарил англичанина, ему вручили 12 рублей, серебряный кубок, атлас, сукно, сорок соболей, сорок куниц и еще кое-что — всего на 100 рублей.
Часы не проходили и года, как страшный пожар полыхнул в Кремле; сгорели соборы и храмы, терема, сгорела и башня. Восстановление часов вновь поручили мастеру Галовею, что он и сделал в 1628 году. Но пожары были страшным бедствием для Москвы, они полыхали вновь и вновь и опустошали дотла целые улицы; им не могли противостоять ни храмы, ни даже кремлевские стены, украшенные надвратными башнями.
Наступил 1654 год; он стал очень важной вехой в череде исторических событий, связанных с Россией. Против зарвавшегося польского короля в военный поход освобождать русские земли двинулись русские полки. Возглавил войско сам царь Алексей Михайлович Тишайший, прихватив с собой практически все «думные и придворные чины», а взял он их, чтобы те в отсутствие царя «не мутили воду в Москве». С боями были освобождены от поляков Рославль, Полоцк, Гомель, Могилев, в сентябре войска Речи Посполитой покинули Смоленск и в город вступили русские полки. Победа… Но царя беспокоила ситуация в Москве. Там летом началась и лютовала легочная чума. Люди умирали за три-четыре дня. Началась паника, горожане побежали из столицы, уехала и царица с царевичем Алексеем Алексеевичем, они укрылись за стенами Калязинского монастыря. В Москве монастырские стены не спасали. В Кремле в Чудовом монастыре умерли 182 инока, в Вознесенском женском («пристанище цариц и царевен») — около ста, уцелели единицы. В усадьбе князя А. Н. Трубецкого выжило 8 человек из 270, в усадьбе князя Я. К. Черкасского — 110 из 423, и так всюду.
Народ во всех бедах винил патриарха Никона, его «иконоборство» и «новины», «затоптавшие древнее благочестие». А тут еще августовское солнечное затмение, «когда день превратился в ночь». Народ воспринял его как «наказание за грехи и шатания в вере». Дополняет всю эту безрадостную, трагичную картину отъезд из Москвы в самый критический момент патриарха Никона, бросившего свою паству.
Народ искал спасения в усердных молитвах. И вдруг 5 октября 1654 года ночью заполыхала Спасская башня Московского Кремля. Даже сегодня представляешь, какой ужас безысходности охватил москвичей.
Эпидемия чумы пошла на убыль, когда пришла долгожданная зима; она не раз спасала русских людей, спасла и в этот раз.
Патриарх Никон вернулся в опустевшую Москву 3 февраля 1655 года.
Сын Антиохийского патриарха Макария архидиакон Павел Алеппский рассказывал: Макарий после долгих мытарств, связанных с войной и чумой, въехал в Москву за день до появления Никона. Греки были поражены размерами города. Но «когда мы въехали в город, наши сердца разрывались, и мы много плакали при виде большинства дворов, лишенных обитателей, и улиц, наводящих страх своим безлюдьем».
Через неделю в столицу после «литовского похода» вернулся царь Алексей Михайлович. Какой предстала перед ним Спасская башня, описал Павел Алеппский.
«Над воротами возвышается громадная башня, высоко возведенная на прочных основаниях, где находились чудесные городские железные часы, знаменитые во всем свете по своей красоте и устройству и по громкому звону своего большого колокола, который слышен был не только во всем городе, но и в окрестных деревнях более чем на десять верст.
…По зависти диавола, загорелись деревянные брусья, что внутри часов, и вся башня была охвачена пламенем, вместе с часами, колоколами и всеми их принадлежностями, которые при падении разрушили своей тяжестью два свода из кирпича и камня, и эта удивительная, редкостная вещь… была испорчена. И когда взоры царя упали издали на эту прекрасную, сгоревшую башню, коей украшения и флюгера были обезображены и разнообразные, искусно высеченные из камня статуи обрушились, он пролил обильные слезы».
Как символ запустения и разрухи стояла обгоревшая главная кремлевская башня на площади столицы, называемой Торгом или Пожаром. Задымленные часы молчали, время остановилось.
Не так много сохранилось рисунков середины XVII века, особенно таких детальных, как у посла австрийского императора барона Мейерберга. Он был в Москве в 1661 году и нарисовал боевые часы на Спасской башне. Совершенно очевидно, что в этих часах стрелка в виде луча солнца и само светило, расположенное сверху, оставались на месте, а двигались золоченые цифры высотой 0,7–0,8 метра, размещенные на круге с делениями — циферблате. Его диаметр был чуть больше пяти метров. На небесно-голубом центре все видимое над землей пространство — звезды и луна. Удивительно красивые часы. Показывали они традиционное «русское» время — «дневное» и «ночное».
Часы дожили до начала XVIII века, и вновь беда — пожар в 1701 году. Через год молодой русский царь Петр I заказывает в Амстердаме «три колокольные часовые пары с танцами», и они должны быть «против (по образцу) немецкого обыкновения на двенадцать часов». Эти часы погибли в Троицком пожаре 1737 года. «Современные» часы после многочисленных ремонтов, реставраций мы можем увидеть на Спасской башне Кремля.
А тогда «немецкие» часы морем доплыли до Архангельска, а оттуда обозом в тридцать подвод доставлены в Москву, в Немецкую слободу на двор знаменитого адмирала, командовавшего Азовскими походами Петра I, — Ф. Я. Лефорта.
