Андрей Низовский - Легендарное оружие древности
Палаш Скопина имеет обоюдоострый стальной клинок, слегка сужающийся к острию; длина его составляет 87,5 см, ширина — 4 см, а общая длина палаша с рукоятью — 110 см. Рукоять — с загнутой головкой, крестовина с опущенными концами и перекрестьем. Оправа рукояти изготовлена из позолоченного серебра и с правой стороны украшена бирюзой и шпинелью. В центре перекрестья помещена очень крупная овальная бирюза, а по бокам и снизу — три небольших квадратных шпинели, вставленные в гнезда из позолоченного серебра. Один конец крестовины также украшает небольшая бирюза (другой конец крестовины обломан). Оправа рукояти изготовлена из позолоченного серебра и украшена тисненым орнаментом, с правой стороны декор дополнен бирюзой и шпинелями. В середине рукояти помещен крупный бирюзовый камень, вверху и внизу — шпинели, а по краю, вокруг — одиннадцать небольших камней бирюзы.
Длина ножен составляет 99 см, что значительно превышает длину клинка. Оправа ножен изготовлена из позолоченного серебра и имеет замысловатый прорезной орнамент в виде мелких цветов гвоздики и вьющихся стеблей. Оправа состоит из отдельных пластин — устья, наконечника и четырех обоймиц: две обоймицы с правой стороны имеют вид широких фигурных пластинок, а две с левой стороны — узких полосок. Каждую обоймицу украшают одна крупная шпинель и четыре бирюзовых камня средней величины. Две верхние обоймицы имеют дополнительно серебряные кольца для пристегивания к поясу. В середине устья помещены две крупные бирюзы и две крупные шпинели, а края подчеркнуты вставками из бирюзы средней величины и лазурита (лазуритовые вставки, по мнению специалистов, представляют собой результат поздней реставрации). Наконечник ножен украшают два крупных, неправильной формы бирюзовых камня и три крупных шпинели; вдоль краев наконечника располагаются на одинаковом расстоянии друг от друга четырнадцать вставок из бирюзы.
Первоначально считалось, что палаш следует считать работой турецких мастеров начала XVII века, однако позднейшие исследования показали, что оружие Скопина было, по-видимому, изготовлено в Персии. В конце XVI — начале XVII века. Москва поддерживала довольно оживленные торговые отношения с Ираном, и в описях имущества многих русских бояр и дворян той поры нередко упоминаются иранские (кизылбашские) сабли. Так, из описи имущества Бориса Годунова (1589 г.) следует, что у него было целых четыре иранских сабли. Поэтому нет ничего удивительного в том, что палаш персидской работы мог оказаться и у Скопина-Шуйского, близко стоявшего к царскому двору. Еще в 1604 году, будучи стольником, Скопин присутствовал на обеде в Грановитой палате, данном в честь персидского посла; послов же обычно сопровождали купцы, у которых можно было приобрести дорогое парадное оружие иранской работы. Не исключено также, что палаш был преподнесен М.В. Скопину-Шуйскому за боевые заслуги, во время встречи его в Москве после победы над Тушинским вором.
О том, что оружие Скопина-Шуйского было изготовлено персидскими мастерами, свидетельствует манера декоративного украшения палаша: сочетание голубой бирюзы и розовой шпинели характерно именно для Персии конца XVI — начала XVII века. Известно, например, что в 1592 году персидский посол привез московскому царю Борису Годунову булатную саблю, оправа которой была украшена шпинелями (лалами) и бирюзой. Бирюзой и шпинелью украшены также трон Бориса Годунова и седло конца XVI века, привезенное из Персии (ныне в Оружейной палате в Москве). Характерна для персидских оружейников и манера украшать ножны не сплошь, а отдельными деталями. Оправа ножен палаша Скопина-Шуйского также состоит из отдельных деталей — устья, наконечника и обоймиц. В то же время клинок палаша со всей очевидностью не может быть персидским: парадные иранские клинки всегда были булатные и, как правило, имели клейма и восточные надписи, наведенные золотом или серебром. Клинок же палаша Скопина-Шуйского не булатный, не имеет никаких восточных клейм и надписей, а по своим размерам не соответствует ножнам, которые на 11,5 см длиннее клинка. Очевидно, что первоначальный персидский клинок был заменен — возможно, уже после смерти Скопина — более коротким клинком работы западноевропейского или русского мастера, что в XVII столетии делалось весьма часто.
Судьба палаша М.В. Скопина-Шуйского оказалась удивительным образом связана с реликвией другого выдающегося деятеля эпохи Смуты — князя Дмитрия Михайловича Пожарского (1578–1642). Бывший зарайский воевода и один из руководителей московского восстания 1611 года, Пожарский принадлежал к числу сравнительно молодых военачальников (в 1611 году ему было 33 года), а по чину был только стольником, хотя и происходил из древнего рода князей Стародубских, однако именно он наряду с нижегородским посадским человеком Кузьмой Мининым прославился как освободитель Москвы от поляков в 1612 году и снискал славу национального героя. В годы Смуты Пожарский выдвинулся в первую очередь благодаря своей воинской доблести, твердости характера и непоколебимой верности. «В прежние времена не лежало на нем неправды, — пишет Н.И. Костомаров. — В смутные годы не был он в воровских таборах и у польского короля милостей не просил». Последнее было весьма немаловажным в тазах современников, поскольку мало кто из родовитых русских бояр того времени, в отличие от стольника Пожарского, мог похвастаться подобной характеристикой. В октябре 1611 года Нижегородское ополчение избрало Пожарского своим начальником «за разум, правду, дородство и храбрость к ратным и земским людям».
В 1613 году, при венчании на царство Михаила Романова, Пожарский был пожалован боярством и во время коронации Михаила нес в торжественной процессии одну из царских регалий — державу. В 1618 году он принял активное участие в борьбе с войсками польского королевича Владислава, не оставлявшего надежд занять русский престол. В 1619 году Пожарского назначили главой Ямского приказа, а с 1624 по 1628 год он состоял начальником Разбойного приказа. В августе 1628 года Пожарский стал воеводой в Новгороде, затем участвовал в Смоленской войне, а позднее состоял начальником Судного приказа.
20 апреля 1642 года прославленный герой Смутного времени скончался, а спустя пять лет, в 1647 году, уже упоминавшийся выше князь Семен Васильевич Прозоровский пожертвовал Соловецкому монастырю наряду с палашом М.В. Скопина-Шуйского «по кончине Дмитрия Михайловича Пожарского саблю его с серебряной оправой и с дорогими каменьями». Трудно сказать, при каких обстоятельствах князь Прозоровский стал обладателем этих реликвий, связанных с именами двух самых выдающихся деятелей Смуты. Вместе с палашом Скопина сабля Пожарского оставалась в ризнице Соловецкого монастыря до 1923 года, когда была передана в фонды Государственного исторического музея в Москве.
Общая длина сабли — 106 см. Клинок стальной, гладкий, с так называемой елманью — расширением в верхней трети клинка, близ острия, предназначенным для усиления рубящего удара. На правой стороне клинка, у пяты, сохранилось клеймо в виде фантастического животного, отдаленно похожего на льва; под ним — три углубления в виде кружков. Длина клинка составляет 84,7 см, ширина у основания — 4,9 см, у елмани — 4,1 см. Рукоять с загнутой головкой и крестовиной с перекрестьем обложена чеканным позолоченным серебром и с лицевой стороны украшена бирюзовыми камнями средней величины, вставленными в гнезда из позолоченного серебра. Головку рукояти украшает изумруд, а крестовину — яшмовая пластинка с тремя вставками из бирюзы.
Деревянные ножны длиной 90 см обложены золоченым серебром, с правой стороны — чеканным, а с левой — гладким, с резным орнаментом в виде мелких стилизованных цветов. Вся лицевая сторона ножен украшена камнями бирюзы средней величины, вставленными в гнезда из позолоченного серебра. Устье, наконечник и пять обоймиц декорированы крупными пластинами яшмы, поверхность которых покрыта тонкой золотой насечкой в виде листьев и мелкими рубинами и изумрудами, вставленными в золотые гнезда. Яшмовые пластины окружены бирюзовыми камнями средней величины. Между обоймицами, украшенными ромбовидным орнаментом, помещены восемь полукруглых перламутровых пластинок, на каждой из которых в золотых гнездах укреплено по одному маленькому рубину. Две верхние обоймицы имеют серебряные кольца для прикрепления к поясу.
Сабля князя Пожарского, несомненно, изготовлена в восточном стиле, но, в отличие от палаша М.В. Скопина-Шуйского, в турецком, а не в персидском. Украшение яшмой, например, чрезвычайно характерно для турецких мастеров ХVII века. Из описи имущества царя Михаила Федоровича 1640 года известно, например, что у него была турецкая сабля, оправленная золотом и серебром, с яшмой и бирюзой. В оправе турецких сабель применялся и перламутр. Клинок с елманью также типичен для турецких сабель. О турецком влиянии свидетельствует и характер оправы ножен: на ножнах сабли Пожарского она сплошная, а на ножнах палаша Скопина-Шуйского, имеющего персидское происхождение, в виде отдельных пластин.
