Пол Эврич - Русские анархисты. 1905-1917
В марте 1918 года, когда большевики перенесли место пребывания правительства подальше от уязвимого «окна в Европу», прорубленного Петром I, обратно в леса старой Московии, ведущие анархисты Петрограда, не теряя времени, переправили свои штаб-квартиры в новую столицу. Москва, где теперь сфокусировались все свершения революции, быстро стала центром анархистского движения. Анархо-синдикалисты немедленно начали печатать в Москве «Голос труда», а орган анархо-коммунистов «Буревестник», который еще несколько месяцев продолжал появляться в Петрограде (он был окончательно закрыт в мае), вскоре обрел место в «Анархии», ежедневной газете Московской федерации анархистских групп. Прошло не так много времени, и Московская федерация заняла место своих конкурентов из Петрограда, как ведущая организация анархо-коммунистов страны.
Созданная в марте 1917 года, Московская федерация устроила свою штаб-квартиру в старом Купеческом клубе, который на волне Февральской революции был конфискован отрядом анархистов и получил новое название – Дом анархии. Большинство членов федерации составляли анархо-коммунисты, среди которых изредка встречались синдикалисты и индивидуалисты. Весной 1918 года самыми заметными членами федерации кроме Аполлона Карелина и братьев Гординых (они перебрались в Москву из Петрограда) были Герман Аскаров (в годы после революции 1905 года он был самым острым полемистом из числа анархо-синдикалистов и под именем Оскара Буррита издавал эмигрантский журнал «Анархист»), Алексей Боровой, профессор философии Московского университета, одаренный оратор и автор множества книг, брошюр и статей, которые пытались примирить анархизм индивидуалистов с доктриной синдикализма, Владимир Бармаш, опытный агроном и ведущий участник анархистского движения во время революции 1905 года, который приобрел большую известность тем, что в 1906 году ранил окружного прокурора, а два года спустя совершил побег из московской Таганской тюрьмы. Среди них был и Лев Черный (П.Д. Турчанинов), известный поэт, сын армейского полковника и сторонник варианта анархо-индивидуализма, известного как «ассоциативный анархизм» – доктрина, почерпнутая главным образом у Штирнера и Ницше, призывавших к свободной ассоциации независимых индивидуальностей. Черный служил секретарем федерации, а Аскаров был главным редактором ее органа «Анархия». Федерация посвящала свою энергию главным образом распространению анархистской пропаганды среди беднейших классов Москвы. В клубах, возникших в промышленных районах Пресни, Лефортове, Сокольниках и Замоскворечье, Аполлон Карелин и Абба Гордин вели оживленные дискуссии среди рабочих. В общем и целом федерация теперь избегала «эксов», если не считать захватов частных домов, самым громогласным защитником которых был Лев Черный.
В течение первых месяцев 1918 года анархисты Москвы и других городов вели критический обстрел главным образом правительства Советов. Даже после Октябрьской революции они быстро определили объекты для недовольства: создание Совета народных комиссаров (Совнаркома), «националистическая» Декларация прав народов России, появление Чека, национализация банков и земли, подчинение фабричных комитетов – короче, возвышение «комиссарократии, рака нашего времени», как ехидно выразилась Ассоциация анархо-коммунистов Харькова.
По словам анонимной анархистской брошюры того периода, концентрация власти в руках Совнаркома, Чека и ВСНХ (Высший совет народного хозяйства) положила конец всем надеждам на свободную Россию: «Большевизм день за днем и шаг за шагом доказывал, что государственная власть обладает неизменными характеристиками; она может менять свое название, свои «теории», своих прислужников, но суть ее остается – власть и деспотизм в новых формах».
Анархо-коммунисты из Екатеринослава вспомнили слова «Интернационала» о том, что народу не даст освобождения «ни Бог, ни царь и ни герой»; они призывали массы к самоосвобождению, заменив диктатуру большевиков новым обществом «на основе равенства и свободного труда».
Точно так же в сибирском городе Томске анархисты призывали к устранению в России новой «иерархии» тиранов и организации бесклассового общества на основе «инициативы снизу». «Рабочий народ! – восклицал журнал анархо-коммунистов во Владивостоке. – Верь только в себя и в свои организованные силы!»
Реакция анархо-синдикалистов на новый режим была столь же резкой. В группе «Голос труда» Волин осудил большевиков за то, что они поставили промышленность под контроль государства. Максимов пошел еще дальше, объявив, что теперь невозможно поддерживать Советы с чистой совестью. Лозунг «Вся власть Советам!», объяснил он, хотя анархисты никогда полностью его не принимали, все же был «прогрессивным» призывом к действию перед Октябрьским восстанием; в то время большевики, не в пример «оборонцам» и «оппортунистам», разлагавшим лагерь социалистов, представляли собой революционную силу. Но после Октябрьского переворота, продолжал Максимов, Ленин и его партия отказались от своей революционной роли ради того, чтобы стать политическими боссами, и превратили Советы в хранилища государственной власти. Пока Советы служат властям, приходил он к выводу, каждый анархист несет обязанность бороться с ними.
Поток поношений со страниц анархистской прессы достиг апогея в феврале 1918 года, когда большевики возобновили мирные переговоры с немцами в Брест-Литовске. Анархисты объединились с другими левыми «интернационалистами» – левыми эсерами, меньшевиками-интернационалистами, левыми коммунистами, – чтобы протестовать против любых соглашений с германским «империализмом». На возражения Ленина, что русская армия слишком слаба и измотана, чтобы продолжать воевать, анархисты отвечали, что профессиональные армии в любом случае никуда не годятся и что теперь защита революции – задача народных масс, организованных в партизанские отряды. 23 февраля на совещании в ЦИК Советов Александр Ге, лидер фракции анархо-коммунистов, яростно выступил против заключения мирного договора: «Анархо-коммунисты объявляют террор и войну на два фронта. Лучше умереть за всемирную социалистическую революцию, чем жить в результате соглашения с германским империализмом»[32]. И анархо-коммунисты и анархо-синдикалисты доказывали, что партизанские отряды, которые сразу же возникнут на местах, выведут из строя и деморализуют захватчиков и в конечном итоге уничтожат их, как в 1812 году была уничтожена армия Наполеона. В конце февраля Волин в «Голосе труда» живо описал эту стратегию: «Основная цель – продержаться. Оказать сопротивление. Не сдаваться. Бороться. Вести неустанную партизанскую войну – здесь, там и повсюду. Идти вперед. Или отступать и гибнуть. Мучить, терзать врага, нападать на него». Но призывы Волина и Ге были обращены к глухим: 3 марта делегация большевиков подписала Брест-Литовский мирный договор.
Его условия оказались еще жестче, чем опасались анархисты. Россия уступила Германии более четверти своих пахотных земель со всем их населением и три четверти металлургической и сталеплавильной промышленности. Ленин настаивал на том, что соглашение, несмотря на его жесткие условия, обеспечивало насущную необходимость перевести дыхание и позволяло его партии консолидировать силы революции и вести их вперед. Тем не менее для возмущенных анархистов договор был унизительной капитуляцией перед силами реакции, предательством всемирной революции. Это был в самом деле «похабный мир>, говорили они, повторяя слова самого Ленина. Уплатить такую цену территорией, населением и ресурсами, утверждал Волин, было «позорным действием». На IV съезде Советов, который собрался 14 марта, чтобы ратифицировать договор, Александр Ге и его товарищи (всего их было 14 человек) голосовали против.
Спор из-за Брест-Литовского договора внес ясность в процесс растущего охлаждения отношений между анархистами и партией большевиков. После свержения Временного правительства в октябре 1917 года их брак по расчету достиг своей цели. К весне 1918 года подавляющее большинство анархистов потеряли все иллюзии по поводу Ленина и искали возможности окончательного разрыва с ним, в то время как большевики со своей стороны обдумывали, как подавить своих недавних союзников, в которых уже не было никакой необходимости и чей непрестанный критицизм раздражал новый режим так, что он не мог его больше терпеть.
И больше того – анархисты, продолжая свои оскорбительные выпады, начали представлять более серьезную опасность. Частично в порядке подготовки к неизбежной партизанской войне против немцев, а частично в виде ответа на враждебные действия советского правительства местные клубы Московской федерации анархистов занялись организацией отрядов Черной гвардии (черное знамя было эмблемой анархистов) и вооружением их – ружьями, пистолетами и гранатами. Из своей штаб-квартиры в Доме анархии лидеры федерации старались внушить черногвардейцам хоть какое-то представление о дисциплине, ограничить активность местных клубов в их пропагандистской деятельности и в «реквизиции» частных резиденций.
