Ирина Сергиевская - Пантеоны Кремля
Поговаривали, что в ведомстве Берии на вдову Орджоникидзе было заведено оперативное дело под грифом «Наблюдение за Шустрой», где фиксировались все разговоры Зинаиды Гавриловны, касающиеся смерти ее мужа. Однако она строго хранила в тайне подлинные обстоятельства гибели Серго даже после смерти Сталина. Поэтому ведомство Берии и оставило ее в покое, в отличие от других родственников и близких, на которых обрушился шквал репрессий.
Совершенно необъяснимо, но никакого расследования обстоятельств смерти Серго Орджоникидзе не проводилось. Более того, не было даже осмотрено пулевое отверстие, не говоря уже о других экспертизах. Через некоторое время начались усиленные аресты. Все врачи, кто подписывал акт смерти Орджоникидзе, были расстреляны. В результате в оборот была запущена официальная версия о смерти в результате паралича сердца.
Было ли это убийство, хитро спланированное Сталиным, или самоубийство, совершенное человеком, доведенным до крайнего отчаяния, – об этом остается только догадываться, как и о многих других случаях, связанных с добровольным уходом из жизни ближайших соратников генсека.
Соседом товарища Серго по Кремлевской стене является видный советский государственный и партийный деятель – Александр Дмитриевич Цюрупа. По словам его соратников, Цюрупа был одержим утопической идеей всеобщего Счастья, Равенства и Братства, но на пути к всеобщему благоденствию пролил немало крови. Именно Цюрупа, назначенный наркомом продовольствия РСФСР, был одним из идеологов создания комбедов (комитетов бедноты) и продотрядов, проводивших политику ограбления деревни, за что получил прозвище Отец кровавых продотрядов.
Созданная по инициативе Цюрупы Продармия (свыше 75 тыс. человек) под угрозой оружия заставляла крестьян сдавать хлеб, подавляла местные продовольственные мятежи, проводя при этом массовые расстрелы. Много позже советская пропаганда превратила Цюрупу в очередной советский миф: была широко распространена история о том, что Александр Дмитриевич, сопровождая поезда с хлебом, отобранным у крестьян, падал в голодные обмороки. Так, в кинофильме «Ленин в 1918 году» народный комиссар продовольствия РСФСР падает в голодный обморок во время доклада в кабинете председателя Совнаркома В. И. Ленина.
Преждевременная смерть Г. К. Орджоникидзе, партийная кличка Серго, до сих пор окутана непроницаемой тайной
Главный безбожник страны
В нише Кремлевской стены находится урна с прахом первого комиссара Кремля Емельяна Михайловича Ярославского (настоящие имя и фамилия – Миней Израилевич Губельман), террориста, сделавшегося фальсификатором истории и главным официальным советским богоборцем. По его инициативе в печати была развернута травля церкви, осквернялись храмы, вскрывались раки с мощами святых. По воспоминаниям Н. С. Хрущева, Ярославского называли «советским попом», так как он был одним из главных руководителей антирелигиозной политики советского руководства. Его антирелигиозный комитет во главе с «главным безбожником страны» составлял списки на аресты служителей православной церкви. Многие из них были сосланы в лагеря или расстреляны.
Ярославский был активным сторонником В. И. Ленина, но когда выяснилось, что новым вождем будет Сталин, он стал убежденным сталинистом. Он написал книгу «О товарище Сталине», полную неприкрытой лести и низкопоклонства, руководил «переделкой истории» по заказу вождя, за что получил почетнейшую Сталинскую премию.
Ярославский был редактором журналов «Безбожник», «Безбожный крокодил», «Безбожник у станка», под его руководством издавалось множество антирелигиозных брошюр, святотатственных плакатов и открыток. Так, один из рисунков изображал, как Бог вдувает Адаму душу через клистирную трубку.
В конце 1920-х гг. главный безбожник страны наложил запрет на исполнение духовной музыки Чайковского, Рахманинова, Моцарта, Баха, Генделя и других композиторов, обосновав так: «В данный момент церковная музыка, хоть бы и в лучших ее произведениях, имеет актуально-реакционное значение».
Вместе со своими соратниками Ярославский составлял и подписывал списки запрещенных книг, в которые вошли произведения Платона, И. Канта, В. Соловьева, Л. Толстого, Ф. Достоевского и др. Такие списки рассылались по библиотекам, где обреченные книги должны были быть переданы в спецхраны или уничтожены. Не повезло даже новогодней елке – согласно «обоснованиям» Ярославского, она до 1937 года считалась проявлением религиозных предрассудков. Проявил себя идеолог режима и как врач-сексолог. Так, в своем исследовании «Половой вопрос» он призывал беречь половую энергию для строительства коммунизма.
Последний утес Буревестника
В Кремлевской стене находится урна с прахом вождя советской литературы, основоположника советского реализма, Максима Горького. По мнению исследователей, престижный кремлевский погост стал ему заслуженной платой за порожденную в 1930 году статью «Если враг не сдается – его истребляют», поводом к написанию которой стал процесс над мифической «Промпартией», а также за хвалебные оды рабскому труду заключенных и Соловецкому лагерю смерти.
По совету Сталина М. Горький отправился вместе с другими советскими писателями в легендарный Соловецкий лагерь смерти, недавно еще живописнейший монастырь, превращенный Лениным в советский концлагерь. Возвратившись, великий пролетарский писатель написал в очерках «По Союзу Советов» настоящую хвалебную оду «перековке» человеческих душ. В ней он публично и страстно восхищался лагерным адом, прославлял на весь мир рабский труд и восторженно отзывался о работе чекистов. В результате Солженицын вынес Горькому беспощадный приговор: «Сталин убивал его зря, из перестраховки. Он воспел бы и 37-й год»…
Возможно, главный писатель страны вернул большевистской власти свой долг. За дачи в Крыму и подмосковных Горках, при жизни переименованный Нижний Новгород и за роскошный московский особняк с целым штатом прислуги, охраны и личным гаремом. Кроме того, Моссовет принял решение переименовать главную улицу Москвы – Тверскую – в улицу Горького.
«Деньги, автомобили, дома – все это было нужно его окружающим, – писал Ходасевич о Горьком. – Ему самому было нужно другое. Он, в конце концов, продался – но не за деньги, а за то, чтобы для себя и для других сохранить главную иллюзию своей жизни. Упрямясь и бунтуя, он знал, что не выдержит и бросится в СССР, потому что какова бы ни была тамошняя революция – она одна могла обеспечить славу великого пролетарского писателя и вождя при жизни, а после смерти – нишу в Кремлевской стене для урны с его прахом. В обмен на все это революция потребовала от него, как требует от всех, не честной службы, а рабства и лести. Он стал рабом и льстецом. Его поставили в такое положение, что из писателя и друга писателей он превратился в надсмотрщика за ними».
После того как Горький с семьей навсегда возвратился в СССР, началась самая трагическая глава жизни всех членов семьи великого писателя, «опекуном» которой стал шеф сталинской охранки Генрих Ягода, известный среди современников как «цепной пес Сталина». Самым страшным ударом для Горького стала неожиданная смерть (11 мая 1934 года) его единственного сына Максима. По Москве поползли слухи о причастности к его смерти всесильного чекиста.
Сталин и Горький в скверике у стен Кремля. 1931 г.
Потрясенный смертью сына писатель серьезно занемог и попросил у Сталина разрешения на зиму уехать подлечиться в Италию, но Сталин, опасаясь, что писатель не вернется, ответил ему отказом. Вождь был очень недоволен Горьким: он ожидал от него грандиозного романа о себе, романа, который прогремел бы на весь мир, но так и не дождался.
По слухам, когда домашние агенты донесли, что из-под пера великого пролетарского писателя не выходит ничего, кроме штампов о том, что «Сталин – гениальный продолжатель дела Ленина, вождь и учитель всего мирового пролетариата», вождь мрачно сказал: «Эта ми и бэз таварища Горькава знаем. Исписался старик».
Кремлевские тайныСмерть пролетарского писателя Максима Горького вот уже несколько десятилетий является предметом споров и домыслов. Начало этому было положено вскоре после кончины писателя, когда лечивших его врачей обвинили в том, что они отравили мастера пролетарской литературы. Впрочем, обо всем по порядку.
В конце мая 1936 года Горький заехал на Новодевичье кладбище – навестить могилу своего сына Максима. День был холодный, ветреный, а вечером, как вспоминает медсестра О. Д. Черткова, Горький серьезно занемог. Поднялась температура, появились слабость, недомогание… Болезнь развивалась стремительно, и уже 8 июня Горький находился на пороге смерти.
