Белла Шагал - Горящие огни
Вот опрокинутая с вершины холма в реку церковь. Крест наклонился и сейчас сломается на гребне волны. За ним потянулись деревья городского парка. Их ветки сплелись и перепутались в водяной ряби, колокольчиками трепыхаются листья. Узнаю размытые парковые скамейки. Сколько раз я на них сидела!
А поверх этого отражения наползают и застывают похожие на белых медведей облака.
Весь город со своими домами, окнами, крышами словно оторвался от земли и скользит по реке.
Вдруг меня кто-то толкает, а затем на нас наваливается толпа.
- Ой! Меня сейчас сбросят в воду!
- Где Абрашка? Златка, где ты?
Со всех сторон вопят.
- Плоты, вон плоты!
Деревянный мост сотрясается от топота и крика.
Вдали, на горизонте, возникает вереница плотов - кажется, спускается с неба. Они плывут так медленно, что движения почти не заметно. Повисает тишина. Все глаз не сводят с бревен.
На двух концах каждого плота невозмутимо стоят, опираясь на длинные шесты, дюжие деревенские парни и словно спят наяву.
Потихоньку плоты все же приближаются. Уже слышен плеск весел. Лавина стволов подползает к мосту.
А навстречу им несутся крики, будто их не хотят запустить в город.
- Эй, там! Куда правишь? Куда тебя черт несет? Сломаешь шею! Бери левее! Слышь! Левее!..
- Где там левее? Правее давай! - Зычный голос перекрывает все остальные.
Каждый считает, что может справиться куда лучше плотогона. В возбуждении зрители пихают друг друга, как будто подталкивая тем самым плоты.
Гребцы задирают головы, ищут, откуда кричат. И обозленно плюют в воду.
- Чего они хотят от нас?
Плыли себе и плыли преспокойно день и ночь. А подплывешь к городу - с ума можно сойти. Мало того что в каждом городе перегораживают путь страшные каменные столбы. Поди-ка обогни их! Даже волны и те разбиваются. А тут еще целая толпа на мосту только и ждет, чтоб плоты разъехались.
"Попробуй, уцелей! Даже если минуешь мост, сверху орава посыплется."
И все бурлит вода; опоры, как разъяренные хищники, издают угрожающий рык.
Плоты уже совсем рядом. Господи, что же будет? Я хватаюсь за перила, меня сдавливают в лепешку. Руки болтаются над водой. Я закрываю глаза страшно смотреть вниз.
- Златка, не знаешь, где Абрашка?
Вот кто ничего не боится. А Златка трусит еще больше, чем я. И от страха больно щиплет за руку.
- Пусти! - Я отталкиваю ее.
Вдруг - дикий грохот! У меня глаза лезут на лоб. Где же плоты?
Все смешалось. Бушует вода. Всплывают короткие и длинные бревна. Скрепы лопнули, и плот рассыпался, словно коробок спичек. Бревна пляшут и крутятся вразнобой в бешеном кипенье волн. Сплавщики перепрыгивают с одного на другое, взлетают и ухают вниз, не выпуская из рук шестов.
Толпа на мосту гикает и хохочет. Плот разнесло, вот умора!
И никому не жалко сплавщиков, которые мечутся, как сумасшедшие, пытаются подцепить и подтащить своими тростинками-крюками толстенные бревна. А волны ревут и уносят их.
От берегов на помощь плотогонам отчаливают лодки. Но их качает и швыряет во все стороны в водяной каше.
- Очумел, что ли, куда прешь?
- Бросай шест, олух, не то я тебе голову проломлю!
- Эй, поднажми, косорукий! Чего скорчился?
- А ты что разорался! Пошел к черту!
- Сам пошел!..
- Лодки, весла, шесты сталкиваются, мешают друг другу. Зеваки на мосту бегают из стороны в сторону, будто хотят собрать бревна сверху.
Одни лодочники чешут в затылке и плюют в воду, другие - ловят и волокут бревна.
Я бреду домой расстроенная. Все тело ломит, будто я сама разбилась вместе с плотом. Бревна так и мельтешат перед глазами, мне никак от них не отделаться.
Когда же плоты пройдут под мостом? Наверное, ночью... Когда все спят, стихает и вода, на мосту никого нет - вот тогда-то они крадучись проскользнут меж задремавших опор.
В КОНДИТЕРСКОЙ
С самого утра в доме кутерьма. Все чистится и моется. Готовиться посуда к Пасхе. Вилки, ложки и ножи начищаются до блеска. Пузатый самовар испускает искры, как стрелы.
- Гляди, Саша! - Я наклоняюсь к самовару. - Вон твоя и моя голова!
- Отстань ты со своими глупостями! Выдумает тоже! У меня полно дел, надо помочь Шае. Сегодня седер!
Будто я не знаю!..
Мама дала мне длинный список вкусных вещей, которые нужно купить. Сама она занята в магазине и поручила это дело мне. Наверное, потому, что я лакомка.
- Башенька, будь настоящей хозяйкой. Позаботься, чтобы все было самое лучшее.
Сколько бы я всего ни накупила и сколько бы угощений ни наготовила Хая, в последний момент все равно чего-то не хватает.
Гости приходят с кучей детей. Все съедается подчистую, и всех припасов оказывается мало.
Я закупаю чуть не всю кондитерскую.
"Для кого столько сладостей?" - будет возмущаться мама. Ведь Хая, при всех своих заботах, уж конечно не забудет испечь пироги и сделать свой коронный чернослив с грецкими орехами и медом.
Мимо этой лавки не пройдешь даже с закрытыми глазами. На улице еще холодно, но из одной подворотни идет горячий сладкий дух, и вкусный запах щекочет ноздри.
Там и находится еврейская кондитерская. Здесь выпекают лучшие в городе пирожные и печенья.
Я подхожу со своим списком к закопченной, будто она ведет прямо в духовку, двери. Ее потускневшая ручка никогда не остывает.
Вхожу и окунаюсь в сладкое облако. Прислушиваюсь так тихо, словно в лавке никого нет. Слышно только ворчанье огня.
Кондитер, его старая жена и костлявая незамужняя дочь - никто не говорит ни слова. Зато все трое приторно улыбаются. Жаркая улыбка разливается по бледным лицам, точно их поливают разогретым сиропом из кувшина. Они купаются в сахаре и меде, даже если им случается съесть кусочек черного хлеба с селедкой. И никогда у них не пахнет, например, луком.
Все трое, тощие и сухие, как головешки, целыми днями снуют в старых тапочках из кухни в гостиную и обратно. Почему они называют лавку салоном? Может, из-за портрета на стене: хозяин с хозяйкой в свадебных нарядах? Косо висящая фотография под стеклом в черной рамке, засиженная мухами. Стулья с драной обивкой и несколько столиков. Когда эти столики загромоздили гостиную, она окончательно превратилась в лавку.
Что купить? Дверь открывается сама собой. В темной прихожей душно, как в парилке. Я вижу хозяйку: она нагнулась к печке и ворошит угли длинной кочергой.
- Здравствуйте! - вежливо говорю я в темноту.
Кондитерша, не разгибаясь, чуть поворачивает голову в мою сторону:
- Здравствуй, Башенька! Как дела? Давно тебя не видела. - Все это она говорит, глядя уже не на меня, а снова в печку.
- А-а, Башенька! Заходи! - Рядом со мной неожиданно выныривает хозяин, я и не слышала, как он вошел. - А я как раз думаю, что это Алтина дочка все не идет? Пончиков скоро не останется. Фруктовой пастилы не хочешь? Она сегодня удалась как никогда.
Дочь тоже тут, остановилась на полпути из кухни в гостиную. У меня щиплет в глазах и першит в горле от густой сладости.
Так что же выбрать? Столы ломятся, как на свадьбе. Вот целая мостовая блестящего карамелью печенья. Вот пухлые, белые, горячие, воздушные пироги. Золотистые миндальные пирожные. На другом столе россыпи булочек и пряничных звезд Давида. Тут же в большой миске остывает маковая масса для начинки, а рядом сияющая на весь магазин царственная ваза с горячим вареньем.
- Что вам доставить? Что мама просила? - спрашивает кондитер.
Я показываю пальцем на блюда:
- Вот это, это и вон то. До свидания, до свидания!
Скорее отсюда, не то задохнусь.
- До свидания, Башенька! Все будет доставлено. Счастливого вам всем праздника!
На улице вдыхаю воздух полной грудью. Как хорошо!
А теперь бегом домой. Как бы пакеты с покупками не прибыли раньше, чем я успею дойти. Припускаю со всех ног.
Так и есть, братья уже надкусили все, до чего добрались.
- Что мама скажет! Это же для гостей!
И я прячу подальше пасхальные сладости.
В ГОСТИ
- Башутка, тебе ватрушку или блины? - будит меня трубный голос Шаи.
- Блины? А что еще есть?
- Что еще? Не ребенок, а наказание! Мало ли, что есть! Есть булочки с маком. Вставай, я тебя причешу. У нас сегодня гости, будешь играть в орехи.
- Как ты думаешь, я выиграю? - Это уже шепчет мне на ухо Саша.
Как только папа уходит вздремнуть после обеда, мы располагаемся в гостиной. Братья достают из карманов пригоршни орехов. Все садятся на пол.
- В правой? В левой? В правой? В левой? - Мальчишки трясут кулаками у меня перед носом. Кулаки гремят, как погремушки, и оглушают меня. Я боюсь ошибиться, а братья норовят меня облапошить.
- В левой!
Я стараюсь удержать их руки, чтоб не жульничали.
Кулак разжимается, и орехи сыплются на пол.
Мы бросаемся ловить их. Я ползаю под столом, выгребаю орехи из-под буфета. Они застревают в щелях. Братья свистят сквозь зубы, гоняют орехи, как мячики, и соревнуются, кто первый поймает ногой.
- Эх, запить бы орехи винцом - мечтает молчаливый Аарон, сплевывая на скорлупки, которыми усыпан весь пол.
