Петр Мультатули - Господь да благословит решение мое (Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов)
Отсутствие единого мнения о возможности десантной Босфорской операции и непрекращающиеся споры вокруг нее отразились и на реорганизации русского флота. До 1913 года, то есть до самого кануна войны, морское министерство считало, что главным в предстоящей войне будет Балтийский флот. Именно поэтому проходило его укрепление. При этом, Балтийскому флоту ставились чисто вспомогательные задачи - помешать высадке неприятельского десанта в тылу русской армии, или, по возможности, его затруднить{356}.
Эти соображения в дальнейшем легли в основу планов развертывания Балтийского флота в случае войны. Черноморский театр боевых действий до 1913 года считался второстепенным. Это мнение, как считает Дмитрий Алхазашвили, было ошибочным и привело к потере времени и средств. Трудно с этим не согласиться. "Потребовались потрясения 1912-1913 годов, - продолжает Алхазашвили, - чтобы планы Морского министерства изменились кардинальным образом. Теперь, после младотурецкой революции, итало-турецкой и двух балканских войн, уже всем стало очевидно, что именно в этом регионе присутствие нового русского флота наиболее желательно. Отныне линейный флот, создаваемый на Балтике, признавалось более целесообразным использовать для действий по захвату Дарданелл"{357}. К 1914 году на первый план выходили задачи выхода России в мировой океан, гегемонии на Балканах, что станет возможным тогда, когда Россия станет твердой ногой в проливах Босфор и Дарданеллы и в Эгейском море. В начале 1914 года военно-морская концепция России была определена в пользу черноморского театра военных действий. В решении Главного Штаба ВМФ значилось: "Принять за основу наших планов войны идею сосредоточения всего нашего флота в Средиземном и Черном морях"{358}.
Начало Первой мировой войны и вступление в нее Турции вплотную привели к необходимости реализовывать на деле проекты и планы по захвату Босфора. Уже 24 ноября 1914 года старший лейтенант Левицкий подает в Главный штаб ВМФ свой проект, который назывался "Записка по вопросу об организации десантной операции для завоевания проливов". В ней говорилось: "России в ближайшем будущем предстоит, надо надеяться, окончательно разрешить в свою пользу давно назревший вопрос о проливах. Задача эта может быть решена при дружном сотрудничестве флота и армии. Если в настоящий момент главная роль по подготовке решения вопроса принадлежит флоту, тогда как армия, до полного нашего господства на море и до выяснения обстановки на Западном фронте, не имеет возможности приложить к этому делу все свои силы, то взамен этого, когда господство на Черном море будет всецело в наших руках, главную роль будут разделять армия и флот, причем более сложная задача ляжет на первую, именно выполнение самой десантной операции"{359}.
Захват Босфора виделся важнейшей задачей всеми: от простого офицера до Императора. Николай II рассматривал эти завоевания, как важнейшие для России и как ключ к общей победе. Уже в Высочайшем манифесте по случаю нападения Турции на Россию 2 ноября 1914 года Царь говорил: "Вместе со всем Народом Русским Мы непреклонно верим, что нынешнее безрассудное вмешательство Турции в военные действия только ускорит роковой для нее ход событий и откроет для России путь к разрешению завещанных ей предками исторических задач на берегах Черного моря"{360}.
Между тем, в начале войны Царь не вмешивался в общий ход военных действий, а великий князь Николай Николаевич и его штаб считали Босфорскую операцию второстепенной. Адмирал А.Д. Бубнов вспоминал: "Весьма показательным в этом отношении является нижеследующий случай: однажды, в начале войны, за завтраком в вагонересторане у великого князя Николая Николаевича, мой сослуживец В.В. Яковлев и я, сидя за одним столом с генерал-квартирмейстером генералом Ю.Н. Даниловым, завели с ним разговор о решении вопроса о проливах, на что он нам ответил: "Об этом поговорим позже, когда будем на реке Одере," - иными словами, после победы над Германией"{361}.
Но в то же самое время Царь продолжал бороться над разрешением вопроса "о проливах" на дипломатическом фронте. Морис Палеолог приводит слова царя, сказанные им, по утверждению французского посла, во время беседы с ним в 1914: "Я должен буду обеспечить моей империи свободный выход через проливы. [...] Турки должны быть изгнаны из Европы; Константинополь должен отныне стать нейтральным городом, под международным управлением. [...] Северная Фракия, до линии Энос - Мидия, была бы присоединена к Болгарии. Остальное от линии до берега моря было бы отдано России"{362}.
3 марта 1915 года французскому послу было заявлено Императором еще более твердо: "Я не признаю за собой права навлекать на мой народ ужасные жертвы нынешней войны, не давая ему в награду осуществление его вековой мечты. Поэтому мое решение принято, господин посол. Я радикально разрешу проблему Константинополя и проливов"{363}.
Русские правящие круги также считали обладание проливами вопросом первостепенной важности. Некоторые полагали, что их приобретение важнее даже союза с Антантой. Так, русский посол в Сербии князь Трубецкой писал 9 марта 1915 года министру Сазонову: "Проливы должны принадлежать нам. Если мы сможем получить их от Франции и Британии, борясь с Германией, тем лучше; если нет, будет лучше получить их в союзе с Германией против всех остальных. Если мы потерпим поражение в этом вопросе, вся Россия спросит нас, за что наши братья проливают кровь"{364}.
Наконец, Николай II потребовал от союзников прямого ответа: "Дают ли они определенное согласие на включение Константинополя в состав Российской империи в случае победы?"
Для союзников это был весьма непростой и болезненный вопрос. Дать согласие России на обладание проливами и Константинополем означало пустить ее в зону своих жизненных интересов, куда англичане никого пускать не хотели по приведенным выше причинам. Но и отказывать России в этом праве тоже было рискованно. Россия несла самые тяжелые жертвы в ходе войны и имела право на соответствующую компенсацию. Кроме того, прямой отказ русским мог вызвать активность тех сил в их правительстве, чье мнение выразил князь Трубецкой. Выход же России из войны, или, хуже того, переориентировка ее на Германию, грозил крахом Антанте. В английских правящих кругах возник раскол по этому вопросу. Уинстон Черчилль предлагал ограничиться общими заверениями русским о симпатии к поставленным вопросам; Бонар Лоу уверял, что "если Россия будет иметь все, что она пожелает, результатом явится отчуждение Италии и балканских государств". Им возражал сэр Эдуард Грей, который указывал, что если Англия не поддержит Россию в вопросах о проливах, то ее поддержит Германия, и тогда сепаратный мир между ними неизбежен. "Абсурдно, - говорил Грей, - что такая гигантская империя, как Россия, обречена иметь порты, перекрытые льдами на протяжении значительной части года, или такие порты, как на Черном море, которые закрыты в случае любой войны"{365}. В результате мнение Грея победило в британском кабинете. Его поддержал и Ллойд Джордж, который полагал, что за Константинополь и проливы русские будут готовы на огромные уступки в других вопросах. "Русские настолько стремятся овладеть Константинополем, что будут щедры в отношении уступок во всех прочих местах".
Зависимость победы от обладания проливами понимали как союзники, так и немцы. Адмирал фон Тирпиц писал: "У Дарданелл происходит борьба... Если Дарданеллы падут, то война для нас проиграна...".2 Французский капитан 1го ранга Клод Фарер писал тоже самое: "Если бы проливы были бы открыты, Гинденбург был бы побежден в Польше и пал бы немецкий фронт во Франции... сообщение между Средиземным и Черным морями было бы восстановлено. Русская армия была бы обильно снабжена военным снаряжением, а наше армия была бы подкреплена русскими полками. Турция была бы принуждена капитулировать и война была бы закончена"{366}.
Поэтому союзники были вынуждены признать за Россией право обладать проливами и Константинополем. В середине марта 1915 британский посол лично сообщил Государю, что британское правительство готово дать необходимые гарантии относительно Константинополя при условии установления там свободы прохода всех торговых кораблей и транзитных товаров, перевозимых из нерусских государств, прилегающих к Черному морю. В начале 1915 года между Россией и союзниками разрабатывается будущее управление оккупированного Константинополя. Каждая страна должна была направить туда своего Главноуполномоченного. Министерство иностранных дел России направляет в Главный штаб ВМФ секретный документ, который назывался "Об установлении штата временного управления Императорского Российского Главноуполномоченного в Царьграде". В нем, в частности, говорилось: "Между нами, Францией и Великобританией установлено, что в случае занятия союзными войсками Константинополя, ввиду имеющихся там весьма значительных экономических интересов наших союзников и во внимание к сложным международным вопросам, связанных с занятием нынешней Оттоманской столицы, управление Царьградом будет временно осуществляться тремя Державами. При этом предположено вверить гражданское управление городом и прилегающей территорией трем Главноуполномоченным: Русскому, Французскому и Английскому. Необходимо иметь ввиду, что установление прочного порядка в Царьграде важно, главным образом, для России, которой придется в дальнейшем будущем управлять краем. Для Англии же и Франции на первом месте стоят интересы их подданных, охранять каковые обе державы будут прежде всего, хотя бы и в ущерб интересам коренного населения страны, являющегося будущими поданными России. Поэтому выяснение всех сторон этого сложного дела должно проходить преимущественно по нашей инициативе, как державы наиболее заинтересованной"{367}.
