Сергей Мельгунов - "Красный террор" в Россiи 1918 - 1923
В Брянскe, как свидeтельствует С. М. Волконскiй в своих воспоминанiях,[291] существовал «обычай» пускать пулю в спину послe допроса. В Сибири разбивали головы «желeзной колотушкой»… В Одессe — свидeтельствует одна простая женщина в своих показанiях — «во дворe Ч. К. под моим окном поставили бывшаго агента сыскной полицiи. Убивали дубиной или прикладом. Убивали больше часа. И он умолял все пощадить». В Екатеринославe нeкiй Валявка, разстрeлявшiй сотни «контр-революцiонеров», имeл обыкновенiе выпускать «по десять-пятнадцать человeк в небольшой, спецiальным забором огроженный двор». Затeм Валявка с двумя-тремя товарищами выходил на середину двора и открывал стрeльбу.[292]
В том же Екатеринославe предсeдатель Ч. К., «тов. Трепалов», ставил против фамилiй, наиболeе ему непонравившихся, сокращенную подпись толстым красным карандашем «рас», что означало — расход, т. е. разстрeл; ставил свои помeтки так, что трудно было в отдeльных случаях установить, к какой собственно фамилiи относятся буквы «рас». Исполнители, чтобы не «копаться» (шла эвакуацiя тюрьмы), разстрeляли весь список в 50 человeк по принципу: «вали всeх».[293]
Петроградскiй орган «Революцiонное Дeло»[294] сообщал такiя подробности о разстрeлe 60 по Таганцевскому дeлу.
«Разстрeл был произведен на одной из станцiй Ириновской ж. д. Арестованных привезли на разсвeтe и заставили рыть яму. Когда яма была наполовину готова, приказано было всeм раздeться. Начались крики, вопли о помощи. Часть обреченных была насильно столкнута в яму и по ямe была открыта стрeльба.
На кучу тeл была загнана и остальная часть и убита тeм же манером. Послe чего яма, гдe стонали живые и раненые, была засыпана землей».
Вот палачи московскiе, которые творят в спецiально приспособленных подвалах с асфальтовым полом с желобом и стоками для крови свое ежедневное кровавое дeло.[295] Их образ запечатлeн в очеркe «Корабль смерти», посвященном в сборникe «Чека» описанiю казней уголовных, так называемых бандитов. Здeсь три палача: Емельянов, Панкратов, Жуков, все члены россiйской коммунистической партiи, живущiе в довольствe, сытости и богатствe. Они, как и всe вообще палачи, получают плату поштучно: им идет одежда разстрeленных и тe золотыя и пр. вещи, которыя остались на заключенных; они «выламывают у своих жертв золотые зубы», собирают «золотые кресты» и пр.
С. О. Маслов разсказывает о женщинe-палачe, которую он сам видeл. «Через 2–3 дня она регулярно появлялась в Центральной Тюремной больницe Москвы (в 1919 г.) с папироской в зубах, с хлыстом в рукe и револьвером без кобуры за поясом. В палаты, из которых заключенные брались на разстрeл, она всегда являлась сама. Когда больные, пораженные ужасом, медленно собирали свои вещи, прощались с товарищами или принимались плакать каким-то страшным воем, она грубо кричала на них, а иногда, как собак, била хлыстом… Это была молоденькая женщина… лeт 20–22». Были и другiя женщины-палачи в Москвe. О. С. Маслов, как старый дeятель вологодской кооперацiи и член Учредительнаго Собранiя от Вологодской губ., хорошо освeдомленный о вологодских дeлах, разсказывает о мeстном палачe (далеко не профессiоналe) Ревеккe Пластининой (Майзель), бывшей когда то скромной фельдшерицей в одном из маленьких городков Тверской губ., разстрeлявшей собственноручно свыше 100 человeк. В Вологдe чета Кедровых — добавляет Е. Д. Кускова, бывшая в это время там в ссылкe[296] — жила в вагонe около станцiи… В вагонах происходили допросы, а около них разстрeлы. При допросах Ревекка била по щекам обвиняемых, орала, стучала кулаками, изступленно и кратко отдавала приказы: «к разстрeлу, к разстрeлу, к стeнкe!» «Я знаю до десяти случаев, — говорит Маслов — когда женщины добровольно „дырявили затылки“». О дeятельности в Архангельской губ. весной и лeтом 1920 г. этой Пластининой-Майзель, бывшей женой знаменитаго Кедрова, корреспондент «Голоса Россiи»,[297] сообщает:
«Послe торжественных похорон пустых, красных гробов началась расправа Ревекки Пластининой со старыми партiйными врагами. Она была большевичка. Эта безумная женщина, на голову которой сотни обездоленных матерей и жен шлют свое проклятье, в своей злобe превзошла всeх мужчин Всероссiйской Чрезвычайной Комиссiи. Она вспомнила всe маленькiя обиды семьи мужа и буквально распяла эту семью, а кто остался не убитым, тот убит морально. Жестокая, истеричная, безумная, она придумала, что ее бeлые офицеры хотeли привязать к хвосту кобылы и пустить лошадь вскачь, увeровала в свой вымысел, eдет в Соловецкiй монастырь и там руководит расправой вмeстe со своим новым мужем Кедровым. Дальше она настаивает на возвращенiи всeх арестованных комиссiей Эйдука из Москвы, и их по частям увозят на пароходe в Холмогоры, усыпальницу русской молодежи, гдe, раздeвши, убивают их на баржах и топят в морe. Цeлое лeто город стонал под гнетом террора».
Другое сообщенiе той же газеты добавляет:
В Архангельскe Майзель-Кедрова разстрeляла собственноручно 87 офицеров, 33 обывателя, потопила баржу с 500 бeженцами и солдатами армiи Миллера и т. д.
А вот другая, одесская, «героиня», о которой разсказывает очевидец 52 разстрeлов в один вечер.[298] Главным палачем была женщина-латышка с звeроподобным лицом; заключенные ее звали «мопсом». Носила эта женщина-садистка короткiе брюки и за поясом обязательно два ногана. С ней может конкурировать «товарищ Люба» из Баку, кажется, разстрeленная за свои хищенiя,[299] или предстательница Унечской Ч. К. «звeрь, а не человeк», являвшаяся всегда с двумя револьверами, массой патронов за широким кожаным поясом вокруг талiи и шашкою в рукe. Так описывает ее в своих воспоминанiях одна из невольных бeглянок из Россiи. «Унечане говорили о ней топотом и с затаенным ужасом». Сохранит ли исторiя ея имя для потомства? В Рыбинскe есть свой «звeрь» в обликe женщины — нeкая «Зина». Есть такая же в Екатеринославe, Севастополe и т. д.
Как ни обычна «работа» палачей — наконец, человeческая нервная система не может выдержать. И казнь совершают палачи преимущественно в опьяненном состоянiи — нужно состоянiе «невмeняемости», особенно в дни, когда идет дeйствительно своего рода бойня людей. Я наблюдал в Бутырской тюрьмe, что даже привычная уже к разстрeлам администрацiя, начиная с коменданта тюрьмы, всегда обращалась к наркотикам (кокаин и пр.), когда прieзжал так называемый «комиссар смерти» за своими жертвами и надо было вызывать обреченных из камер.
«Почти в каждом шкапу — разсказывает Нилостонскiй про Кiевскiя чрезвычайки[300] — почти в каждом ящикe нашли мы пустые флаконы из-под кокаина, кое-гдe даже цeлыя кучи флаконов».
В состоянiи невмeняемости палач терял человeческiй образ.
«Один из крупных чекистов разсказывал — передает авторитетный свидeтель[301] — что главный; (московскiй) палач Мага, разстрeлявшiй на своем вeку не одну тысячу людей (чекист, разсказывавшiй нам, назвал невeроятную цифру в 11 тысяч разстрeленных рукой Мага), как-то закончив „операцiи“ над 15–20 человeками, набросился с криками „раздeвайся, такой сякой“ на коменданта тюрьмы Особаго Отдeла В. Ч. К. Попова, из любви к искусству присутствовавшаго при этом разстрeлe. „Глаза, налитые кровью, весь ужасный, обрызганный кровью и кусочками мозга, Мага был совсeм невмeняем и ужасен“ — говорил разсказчик. „Попов струсил, бросился бeжать, поднялась свалка и только счастье, что своевременно подбeжали другiе чекисты и окрутили Мага“…
И все-таки психика палача не всегда выдерживала. В упомянутом отчетe сестер милосердiя Кiевскаго Краснаго Креста разсказывается, как иногда комендант Ч. К. Авдохин не выдерживал и исповeдывался сестрам. „Сестры, мнe дурно, голова горит… Я не могу спать… меня всю ночь мучают мертвецы“… „Когда я вспоминаю лица членов Чека: Авдохина, Терехова, Асмолова, Никифорова, Угарова, Абнавера или Гусига, я увeрена, — пишет одна из сестер, — что это были люди ненормальные, садисты, кокаинисты — люди, лишенные образа человeческаго“. В Россiи в послeднее время в психiатрических лечебницах зарегистрирована как бы особая „болeзнь палачей“, она прiобрeтает массовый характер — мучающая совeсть и давящiе психику кошмары захватывают десятки виновных в пролитiи крови. Наблюдатели отмeчают нерeдкiя сцены таких припадков у матросов и др., которыя можно видeть, напр., в вокзальных помeщенiях на желeзных дорогах. Корреспондент „Дней“[302] из Москвы утверждает, что „одно время Г. П. У. пыталось избавиться от этих сумасшедших путем разстрeла их и что нeсколько человeк таким способом были избавлены от кошмара душивших их галлюцинацiй“.
Среди палачей мы найдем не мало субъектов с опредeленно выраженными уже рeзкими чертами вырожденiя. Я помню одного палача 14 лeт, заключеннаго в Бутырской тюрьмe: этот полуидiот не понимал, конечно, что творил, и эпически разсказывал о совершенных дeянiях. В Кiевe в январe 1922 года была арестована слeдовательница-чекистка, венгерка Ремовер. Она обвинялась в самовольном разстрeлe 80 арестованных, преимущественно молодых людей. Р. признана была душевно-больной на почвe половой психопатiи. Слeдствiе установило, что Р. лично разстрeливала не только подозрeваемых, но и свидeтелей, вызванных в Ч. К. и имeвших несчастье возбудить ея больную чувственность… Один врач разсказывает о встрeченной им в госпиталe „Комиссаршe Нестеренко“, которая, между прочим, заставляла красноармейцев насиловать в своем присутствiи беззащитных женщин, дeвушек, подчас малолeтних».[303]
