Александр Крон - Капитан дальнего плавания
Слушая Николая Яковлевича, отмечаю одну общую для всех участников похода черту. О личной храбрости командира они не говорят. Она - вне обсуждения. Если же они хвалят его за смелость - то за смелость решений.
Храбрость бывает разная. Когда в дни моей молодости о ком-то говорили как о человеке безрассудно храбром, я воспринимал это как высшую похвалу. И лишь позже, в годы войны, стал понимать, что трезвый расчет не противоречит храбрости. Безрассудство предполагает забвение опасности, но не большее ли мужество проявляет командир-подводник, ни на минуту о ней не забывающий, но умеющий противопоставить ей свое хладнокровие и высокий профессионализм? Настоящие герои часто принимают опасные решения, но не потому, что они опасные, а потому, что они оптимальные. Все как в шахматах: тот, кто хочет выиграть у сильного партнера, должен рисковать. Чем крупнее цель, тем сильнее охранение. Беседуя с моряками, вернувшимися из боевого похода, я почти никогда не слышал, чтоб кто-нибудь объяснял свой успех храбростью. Всегда целесообразностью. Здесь нет противоречия, война показала: в большинстве случаев смелые решения оказываются и наиболее целесообразными.
"Залп, произведенный из кормовых аппаратов в 02 часа 50 минут, был исключительно метким. Попали в цель обе торпеды, взрыв был такой силы, что крейсер затонул в течение считанных минут. С мостика "С-13" были видны два высоких султана, а затем один за другим раздались еще три мощных взрыва, вероятно, детонировал боезапас. На этот раз Маринеско предпочел не маневрировать в подводном положении, а, пользуясь замешательством в стане противника, резко оторваться от района атаки. Вместо срочного погружения он скомандовал "полный вперед!" и на полном крейсерском ходу под дизелями ушел в открытое море".
Маринеско еще не знал ни названия, ни класса потопленного им судна, но не сомневался, что это был крупный военный корабль. Таким образом, "С-13" точно выполнила боевой приказ: искать и уничтожать в первую очередь боевые корабли, а также корабли, перевозящие войска. Как стало впоследствии известно, на борту вспомогательного крейсера "Генерал Штойбен" водоизмещением 14660 тонн находилось около четырех тысяч отборных фашистских войск.
У "С-13" еще оставались торпеды, но автономность лодки была полностью исчерпана и пришло время возвращаться на базу. У командира было легко на душе, он имел все основания рассчитывать на сердечную и даже торжественную встречу. Успех его окрылил, и он всячески давал понять экипажу, что этот поход не последний, до конца войны лодка успеет еще раз выйти в море.
Встретили вернувшихся с победой и впрямь хорошо. Рандеву обошлось без недоразумений. Командир дивизиона А.Е.Орел вышел на ледоколе встречать "С-13" и, сойдя на лед, крепко обнял Маринеско. Торжества были скромные, в чужом порту особенно не разгуляешься, но был и банкет с традиционными жареными поросятами, и дружеские объятия, и многозначительные намеки на предстоящие высокие награды. Подразумевалось, что все прошлые провинности Александра Ивановича забыты и в новый поход он пойдет приумножать славу "С-13", к тому времени уже единственной "эски" на Балтике.
За январский поход Александр Иванович был награжден орденом Красного Знамени. Орден прекрасный, но вспомним, что первый поход Маринеско на "М-96", несравнимый по результатам с январским походом "С-13", был оценен выше. Соответственно снижены были награды другим участникам похода.
После войны я имел возможность поделиться своим недоумением почти со всеми прямыми начальниками Александра Ивановича, людьми заслуженными и авторитетными. Исчерпывающего ответа я не получил. Никто из них не ссылался на недостаточную осведомленность, не оспаривал заслуг героя. Говорилось о нетерпимых, порочащих честь советского офицера проступках капитана 3-го ранга Маринеско. Об этих проступках я знал, и мне нечего было возразить.
А ясность все не приходила.
В своей прекрасной статье "Атакует "С-13", опубликованной в 1968 году в журнале "Нева", бывший министр Военно-Морского Флота, Герой Советского Союза Н.Г.Кузнецов писал: "История знает немало случаев, когда геройские подвиги, совершенные на поле боя, долгое время остаются в тени и только потомки оценивают их по заслугам".
Мысль безусловно справедливая и имеющая прямое отношение к подвигу Маринеско.
"Бывает и так, - сказано в статье, - что в годы войны крупным по масштабам событиям не придается должного значения, донесения о них подвергались сомнению и приводят людей в удивление и восхищение значительно позже".
И это совершенно верно. Смущает меня только одно: насколько я могу судить, донесения Маринеско о январском походе 1945 года сомнению не подвергались. О торпедных залпах "С-13" командование знало раньше, чем Маринеско и Крылов вернулись на базу и засели писать отчеты. "Вильгельм Густлов" - не иголка, о его судьбе тогда же стало известно из газет и радио.
В свое время, приступая к работе над книгой, И.С.Исаков завел для материалов о Маринеско специальную папку. Только из статьи Н.Г.Кузнецова я узнал, что незадолго до своей смерти он передал ее Николаю Герасимовичу и посоветовал "при случае вернуться к недостаточно освещенному крупному событию на морском театре войны и написать о необычайной судьбе героя, совершившего замечательный подвиг". То, что Иван Степанович передал папку не мне, своему соавтору, а одному из выдающихся флотоводцев Отечественной войны, было решением совершенно правильным. Николай Герасимович выполнил завет своего друга и соратника, его статья, на мой взгляд, - акт высокого гражданского мужества. Не надо искать в ней зеркального совпадения с оценками Исакова, ценно в ней основное - искреннее желание исправить историческую ошибку и готовность пересмотреть сложившиеся представления о личности героя.
Я не хочу приуменьшать немалые провинности Маринеско, как не отрицал их никогда и сам Александр Иванович. Настораживает меня вот что: самые тяжелые проступки Александра Ивановича, за которые он, бесспорно, заслуживал сурового наказания, были совершены _после_ награждения и даже еще позже - по возвращении из последнего похода. Будь это не так, его бы не выпустили в море. Остается предположить, что на сниженную оценку подвига Маринеско повлияла его прежняя, не забытая и не прощенная вина новогодний загул в Турку. Так, во всяком случае, воспринял это Александр Иванович.
Не здесь ли надо искать истоки многих ошибок? Ошибок, так сказать, обоюдных, из коих одна тянула за собой другую. Не произошло ли тут своеобразного "вычитания"? Из подвига "вычли" провинность.
Никто не будет отрицать права административных и партийных органов учитывать при представлении к наградам не только профессиональные заслуги, но и бытовое поведение. В повседневной жизни так обычно и поступают: заслуги минус проступок. Все это в порядке вещей. Но стоит изменить масштабы - и подобная арифметика сразу обнаруживает свои слабые стороны. Из настоящего подвига ничего вычесть нельзя. Он остается в памяти народной целиком.
Масштаб подвига "С-13" с годами становится все нагляднее. В названной уже статье Н.Г.Кузнецова мы читаем:
"Я помню, как на первом же заседании в Ливадийском дворце в Ялте Черчилль спросил Сталина, когда советские войска захватят Данциг, где сосредоточено большое количество строящихся и готовых немецких подводных лодок. Данциг был одним из основных гнезд фашистских подводных пиратов. Здесь же находилась и Германская высшая школа подводного плавания, плавучей казармой для которой служил лайнер "Вильгельм Густлов".
Далее в статье говорится: "Половину пассажиров лайнера составляли высококвалифицированные специалисты - цвет фашистского подводного флота". Таков масштаб. Понятен интерес Черчилля. Если б Черчилль поинтересовался также, кто потопил "Густлов", спасая тем самым Великобританию от морской блокады, то среди советских моряков, награжденных высшими британскими орденами, мог быть и Александр Маринеско.
Легче всего предположить, что Александр Иванович обиделся за недооценку своих заслуг, а обидевшись, пустился во все тяжкие, стал выпивать, грубить и нарушать дисциплину. Понимать его так - значит очень упрощать этот сложный характер. Конечно, он был обижен, но не за то, что "мало дали", а за то, что припомнили старое. "И команде скостили, а она-то при чем?" говорил он мне. Вины он с себя никогда не снимал, хотя и считал, что январский поход - достаточное искупление всех его прошлых провинностей. Он знал случаи, когда высшие награды получали настоящие штрафники, осужденные за тяжкие преступления, и недоумевал. Концы с концами не сходились, и ответа на свои недоуменные вопросы он ни у кого получить не смог.
Что же случилось с подводным асом, с подводником N_1 (этих званий у него никто отнять не может)? Попробую во всем этом разобраться, опираясь на признания самого Александра Ивановича и на свидетельства людей, его близко знавших. И начну, нарушая хронологию, с последнего похода "С-13".
