Сборник статей - Отечественная война 1812 года. Неизвестные и малоизвестные факты
…Из-за московского пожара императору пришлось 17 сентября оставить Кремль и переехать в Петровский дворец, но на следующий день он вернулся обратно.
Таким образом, благодаря принятому русскими решению вторая столица вместе с необъятным количеством оставшихся там богатств были уничтожены, что произвело на нас неизгладимое впечатление! У нас многие рассуждали, что в 1814 году, следовало бы в порыве ожесточения, поступить с Парижем так, как поступили русские с Москвой в 1812 году, и рассуждали, каков был бы итог от поджога Парижа, особенно при наличии благоприятных климатических условий. Но кто и когда ограничил средства, разрешенные для спасения независимости своего отечества? После московского пожара из 4 тысяч каменных домов осталось две сотни; из 8 тысяч деревянных домов пятьсот, более или менее поврежденных 850 церквей[17].
Ситуация, сложившаяся в результате занятия Москвы и московского пожара, стала для нас весьма серьезным испытанием… Достижение мира с Александром становилось отныне весьма трудным делом. Двигаться вперед было тяжело, отступать – еще хуже, учитывая наличие большого количества раненых и отсутствие реорганизованной армии, создать которую в сожженной Москве было также нелегко. Если можно было бы дать решающее сражение в начале мая, все пошло бы по-другому…
Иногда утверждали, что после московского пожара императору следовало бы немедленно отступить на Смоленск. Наоборот, следовало удержаться во второй столице России из-за двух соображений: собрать в Москве достаточные запасы снабжения или, наконец, заключить мир, так как армия уменьшилась до 100 тысяч человек. К тому же усталая и дезорганизованная армия, находившаяся в Москве, не могла никаким образом исполнить подобное отступление, – не просто отступление, а отступление на огромные расстояния с боями. Мы могли избежать боев, если сумели бы осуществить хотя бы один марш втайне от врага. О спокойном отступлении без боев на большие расстояния даже не стоило и мечтать! Можно было, конечно, уйти с намерением вернуться при стечении благоприятных обстоятельств. В таком случае, при наличии ограниченного пространства и в сложившихся обстоятельствах, громадное значение приобретал дух армии. Отступление в подобного рода обстоятельствах привело бы не только к расширению театра военных действий, но и переходу всей полноты инициативы в руки неприятеля, который атаковал бы нас там, где захочет, и когда захочет.
…24 сентября Наполеон сделал Александру конфиденциальные мирные предложения, и 4 октября адъютант Наполеона генерал Ж.-А.-Б.-Л. Лористон отправился в лагерь Кутузова с письмом к царю. Во время этой безрезультатной миссии в русскую штаб-квартиру, до 5 октября на аванпостах прекратилась стрельба, и у нас, несмотря на активные действия казаков на наших коммуникациях на дороге Москва-Можайск, появился шанс на заключение мира. Местные помещики, со своей стороны, не отсиживались в имениях, и превратили возбужденных надеждами на скорую и легкую добычу крестьян в партизан. В 7 часов утра 18 сентября 4 тысячи крестьян-казаков, поддержанных регулярными войсками, вышли из леса и застигли врасплох дивизию легкой кавалерии, захватив парк двух артиллерийских батарей. Хотя вездесущий и великолепный король Неаполитанский отбил нападение, мы потеряли тысячу человек.
…До конца сентября наши фланги и тылы подвергались постоянным нападениям отрядов казаков, не перестававшим атаковать обозы с провиантом. Трудность снабжения увеличивалась и невозможностью заключить сделку с крестьянами, которых грабили казаки или случайные команды, посланные за добычей провианта и фуража.
…Некоторые советчики в Москве советовали императору сражаться с врагом его же средствами, то есть опустошить 2 тысячи селений и дворцов на расстоянии одного марша вокруг Москвы. Этот план уже был плох, к тому же он не мог претвориться в жизнь в силу благородных чувств Наполеона[18]. Напротив, 7 октября он призвал жителей города и деревни вернуться в свои дома. Командир 8-го армейского корпуса генерал Ж.-А. Жюно получил приказ эвакуировать всех раненых на Вязьму, откуда губернатор Смоленска генерал Л. Бараге д’Илье должен был их отвезти к себе. Всего в госпиталях насчитывалось 15 тысяч раненых или больных; военно-хозяйственная служба требовала на их эвакуацию из Москвы, при помощи имевшихся транспортных средств, 50 дней. Таким образом, император планировал оставить Москву, превратившуюся в груду развалин, или занять только Кремль с 3 тысячами солдат. Но после 15-дневных работ по восстановлению Кремля Наполеон отказался от идеи оставить отряд в Кремле, так как для поддержания порядка в городе требовались 20 тысяч человек, что уменьшило бы общую численность армии и самым отрицательным образом повлияло бы на ее маневренность.
14 октября выпал первый снег. Наполеон, желая вынудить неприятеля эвакуировать укрепленный лагерь и отбросить его на несколько маршей, чтобы уйти на зимние квартиры, велел занять 17 октября дефиле Винково для маскировки своих намерений. 19-го император оставил Москву со Старой гвардией, 1-ми 3-м корпусами, всего 72 тысячи человек, двинувшись по Калужской дороге, которую прикрывало 100-тысячное войско Кутузова.
Я со своей дивизией остался в Москве, под командованием маршала Мортье: 3.600 фузилер-гренадер, 400 лошадей из 12-го уланского полка и 1.200 спешенных кавалеристов. Мортье имел приказ взорвать Кремль и вывезти всех больных и раненых. «Я не буду докучать вам приказами, – написал герцогу Тревизскому император, – но помните, что у нас осталось много раненых. Разместите их по повозкам Молодой гвардии, кавалерийским повозкам, но вывезите всех! Тем, кто спасал своих граждан, римляне давали гражданские короны: исполнив возложенное мною на вас поручение, вы заслужите не столько мою признательность, но признательность именно со стороны этих несчастных, которых спасете. Используйте всех лошадей, которых сможете найти, в том числе не забудьте и о своих собственных: именно так я и сделал при Сен-Жан-д’Акре[19]. В первую очередь берите офицеров, потом унтер-офицеров, в первую очередь французов. Соберите всех находящихся под вашим командованием генералов и офицеров и заставьте их проявить к раненым всю человечность, которую следует проявлять в сложившихся обстоятельствах».
…23-го герцог Тревизский взорвал Кремль и оставил Москву[20].
С вечера 19 октября, по приказу Наполеона, я оставил Москву в качестве командира охраны эвакуированных из города казны и имущества интендантской штаб-квартиры. Я увозил с собой трофеи из Кремля: крест с колокольни Ивана Великого; многочисленные украшения для коронации императоров; все знамена, взятые русскими войсками у турок на протяжении целого века; украшенное драгоценными камнями изображение Богородицы, подаренное в 1740 году императрицей Анне Иоанновне Москве в память о победах против поляков и о взятии Данцига в 1733 году[21]. В казне находились серебро в монетах и переплавленные в слитки серебряные предметы, найденные в огромном количестве в сожженной Москве.
Сопровождая казну и трофеи, я двигался вдоль растянувшихся на 15 лье (66 км) обозов нашей армии, груженных бесполезной поклажей. Французы, мужчины и женщины, проживавшие до войны в Москве, были для наших войск тяжелым бременем: мало кто пережил из них отступление из Москвы.
Удивительные встречи
Андрей Попов
Изучение партизанских действий во время Отечественной войны 1812 года осложняется одним существенным обстоятельством – отсутствием сведений с противоборствующей стороны. Это затрудняет верификацию показаний партизанских командиров, которые имели привычку преувеличивать свои подвиги и несусветно завышать потери «супостатов», благо что это было почти невозможно проверить. Скрупулезно исследуя данный предмет, мы обнаружили несколько показаний воинов Великой армии, которым пришлось столкнуться с российскими партизанами. Использование их сообщений позволяет создать более объективную и «многоцветную» картину партизанской войны.
Мнения современников о бесстрашном партизане А. С. Фигнере были противоречивыми. Его сослуживцы И. Т. Радожицкий и К. А. Бискупский, а также М. И. Кутузов и А. П. Ермолов весьма высоко отзывались о его деяниях и моральных качествах. Но другие мемуаристы, П. X. Грабе, H. Н. Муравьев, Д. В. Давыдов и К. Мартенс говорили о его жестокосердии и бесчеловечном обращении с пленными. Не беря на себя смелость a priori судить о справедливости тех или иных суждений, полагаем, что деятельность Фигнера должна быть сначала изучена по источникам. Обратимся к первым шагам Фигнера на партизанском поприще.
H. Н. Муравьев рассказывал: «Когда войска наши выступали из Москвы, Ермолов ехал мимо роты Фигнера, который… просил позволения ехать переодетым в Москву, чтобы убить Наполеона. Ермолов приказал ему ехать с ним в главную квартиру и просил Кутузова позволить этому отчаянному человеку ехать в Москву».
