Руслан Иринархов - Непростительный 1941. «Чистое поражение» Красной Армии
Большими силами и возможностями обладал и Военно-морской флот СССР, насчитывавший в своем составе 929 боевых кораблей и катеров, 470 вспомогательных судов, 260 береговых батарей, 3678 самолетов разных типов, особую бригаду морской пехоты. Три флота (Северный, Балтийский и Черноморский), имевшие в своем составе 182 боевых корабля основных классов, прикрывали фланги западной группировки советских войск. Как отмечал народный комиссар ВМФ Н. Г. Кузнецов: «В общем, хотя мы и не успели создать крупный флот, оснастить наши морские силы всеми новейшими средствами борьбы, все же это был флот боеспособный, полный решимости защищать Родину вместе со всеми ее Вооруженными Силами»[153].
Огромная группировка войск Красной армии, сосредоточенная на западных границах СССР от Баренцева до Черного моря, большие мобилизационные ресурсы вселяли у руководства страны полную уверенность в несомненной победе над любым противником. Как вспоминал Маршал Советского Союза А. А. Гречко: «Благодаря титанической деятельности руководства страны и армии, огромным усилиям всех народов СССР страна к началу Великой Отечественной войны обладала мощной военной силой»[154]. И эту оценку и в дальнейшем не оспаривал ни один из руководителей советской страны и армии.
Несомненно, что некоторые из проводимых в Советском Союзе мероприятий стали известны германскому правительству. Как вспоминал бывший генерал вермахта Курт Типпельскирх (к началу Второй мировой войны возглавлял Разведывательное управление Генерального штаба сухопутных сил Германии): «Конечно, от русской разведки не укрылось, что центр тяжести военной мощи Германии все больше перемещался на восток. Русское командование принимало свои контрмеры. 10 апреля Высший Военный Совет под председательством Тимошенко решил привести в боевую готовность все войсковые части на западе. 1 мая были проведены дальнейшие неотложные военные приготовления и приняты меры для защиты советской западной Границы. 6 мая Сталин, который до сих пор был только Генеральным секретарем коммунистической партии, хотя и самым могущественным человеком в Советском Союзе, стал преемником Молотова на посту Председателя Совета Народных Комиссаров и, таким образом, официально возглавил правительство. Этот шаг означал, по крайней мере формально, усиление авторитета правительства и объединение сил…
Советский Союз подготовился к вооруженному конфликту насколько это было в его силах. На стратегическую внезапность германское командование не могло рассчитывать. Самое большее, чего можно было достигнуть, — это сохранить в тайне срок наступления, чтобы тактическая внезапность облегчила вторжение на территорию противника»[155].
По данным своих разведслужб руководству фашистской Германии было вполне понятно, что с каждым днем Красная армия становилась все сильней и сильней и дальше переносить срок вторжения было нельзя. В перехваченной советской разведкой телеграмме турецкого посла в Москве от 26 марта 1941 года отмечалось: «Судя по заслуживающему внимания донесению… учитывая быстрые темпы подготовки Красной армии… немцы считают, что акция против России стала настоятельной необходимостью»[156].
Но удалось ли сохранить в тайне от советского правительства новую дату планируемого начала войны? Нет, руководство Советского Союза и Красной армии прекрасно знало о готовящемся на 22 июня 1941 года нападении фашистской Германии. Об этом свидетельствует и запись в еще не опубликованном дневнике Семена Михайловича Буденного. Да и на заданный генералу Василевскому в середине июня 1941 года одним из руководителей военных округов вопрос: «Когда начнется война?» — Александр Михайлович откровенно ответил: «Хорошо, если она не начнется в течение ближайших 15–20 дней»[157] (этот разговор состоялся в середине июня 1941 года. — Р.И.).
Если на карту Восточной Пруссии, Польши, Чехословакии, Венгрии, Румынии поставить флажки с данными о сосредоточении и группировках войск вторжения, то даже не посвященному в военные дела человеку станет ясно то тревожнейшее положение, которое сложилось на западной границе СССР летом 1941 года. В каждом населенном пункте, хуторе, деревне расположились вражеские войска. Не на отдых же они сюда пришли! Игнорировать эти факты руководство советской страны и армии, конечно, не могло.
Тогда возникает правомерный вопрос — почему к 22 июня 1941 года войска западных военных округов не были своевременно приведены в боевую готовность? Если бы руководство страны заранее привело войска Красной армии в боевую готовность, посмело ли тогда правительство фашистской Германии нанести удар по ощетинившейся тысячами стволов армии, по приведенным в готовность тысячам танков и самолетов? Конечно нет!
Но нужно ли это было Сталину и руководству Красной армии? Маховик войны был уже запущен, и остановить его не пыталась ни одна из противостоящих сторон. И как это не прозвучит странно, Сталин, советское правительство и высшее руководство Красной армии ожидали 22 июня 1941 года вторжение войск вермахта на свою территорию, чтобы в глазах мирового сообщества выглядеть не агрессором, а страной, подвергнувшейся нападению. И первым такую версию выдвинул Адмирал флота Советского Союза Н. Г. Кузнецов. Прибыв после начала боевых действий в Кремль за получением указаний, он удивился царившей в нем безмятежности: «В Кремле было так же спокойно, как в обычный выходной день. Видимо, происходит какое-нибудь совещание и где-нибудь в другом месте. Но что совещаться, когда война налицо, и если ее не ожидали (выделено мной. — Р.И.), то следовало хоть теперь со всей энергией организовать отражение врага. Что происходило в этот момент на самом деле, я рассказывать не берусь, но как Нарком Военно-Морского Флота по-прежнему никуда не вызывался и никаких указаний не получал»[158].
Подтверждением этому служит и тот факт, что в архивах не обнаружено ни одной докладной записки руководства Красной армии с просьбой о приведении войск в боевую готовность. Впоследствии Маршал Советского Союза Г. К. Жуков объяснял это тем, что они с наркомом докладывали об этом Сталину устно. Но извините меня, такие доклады устно не делаются, а приводятся аргументированные данные о соотношении противоборствующих сил на границе, на основании которых и принимаются действенные меры.
Высшее руководство РККА считало, что даже при неблагоприятном исходе боев на границе Красная армия сумеет остановить дальнейшее продвижение войск противника в глубь своей территории. Да и что там потеря десятка своих дивизий при «внезапном нападении» для Могучего Советского Союза? Зато будет прекрасный повод перейти границу и стальным катком пройтись по всей Европе. А чтобы наши части шли беспрепятственно на запад, вот и не минировались участки предполья, не ставились инженерные заграждения, не были взорваны пограничные мосты, у границы складировались запасы боеприпасов, топлива, продовольствия, размещались аэродромы.
Но об этом задуманном плане знало ограниченное количество людей в самом ближайшем окружении Сталина. Подтверждением этому служит тот факт, что после катастрофического разгрома войск Красной армии в приграничном сражении не слетели головы ни у Маршала Советского Союза Тимошенко, ни у генерала армии Жукова, они остались на своих местах. Да и направление 22 июня 1941 года, уже после начала боевых действий, в войска приграничных округов представителей высшего командного состава РККА свидетельствует о том, что весь ход операций Красной армии был уже заранее спланирован (наступательный), и их функция заключалась в том, чтобы претворить в жизнь задуманные решения. Если бы нападение войск вермахта было неожиданным для руководства СССР, то присутствие начальника Генерального штаба и других руководителей армии при выработке решений для отражения удара было просто необходимо в Москве.
Руководство СССР и армии в июне 1941 года уже было твердо уверено в том, что Вооруженные силы страны смогут отразить «неожиданный» удар войск вермахта и перейти в победоносное наступление. И подтверждением этому служат слова, сказанные вождем советского народа в апреле 1941 года, когда югославский посол сообщил о возможном нападении Германии на СССР. Ответ И. В. Сталина был очень уверенным: «Мы готовы, если им угодно — пусть придут»[159].
Да, никакого сомнения в будущей победе над врагом у советского правительства уже не было. 5 мая 1941 года на приеме в Кремле выпускников военных академий Сталин разоткровенничался за праздничным столом, сказав такие слова: «…Германия хочет уничтожить наше социалистическое государство… истребить миллионы советских людей, а оставшихся в живых превратить в рабов. Спасти нашу Родину может только война с фашистской Германией и победа в этой войне. Я предлагаю выпить за войну, за наступление в войне, за нашу победу в этой войне»[160].
