Полибий - Всеобщая история.
Как в Азии и Египте рассеявшиеся по городам эллины не дали образоваться восточным деспотиям из обломков монархии Александра, а насажденные ими учреждения обуздывали впоследствии произвол и хищничество римских правителей, так в недрах собственной Эллады в македонский период поднялись и организовались силы на борьбу за политическую независимость и за восстановление старых имущественных отношений, весьма резко нарушенных вторжением македонян в судьбы эллинского мира. Новые поучительные образования и новые попытки эллинов возникли не только без содействия македонян или другого народа, но наперекор им. В последнем освободительном движении главная роль принадлежала Пелопоннесу, как и в то время, когда «великий царь» угрожал эллинам порабощением. Мировое умственное господство Эллады создано было не Филиппом и Александром, не отнятием политической свободы у афинян и других эллинов, но жизненностью эллинских общественных учреждений, силою эллинского гения и образованности: почин, орудия эллинизации мира принадлежали самим эллинам; но в состоянии политической слабости и подчинения эллины шли теми путями, которые прокладывались завоевателями и властными вождями их.
III. Федеративное движение в Элладе.
Объединительные стремления эллинов нашли себе наиболее яркое выражение в федерациях этолийской и ахейской в III—II вв. до Р.X.; но они присущи были эллинам искони. Если существование многих независимых республик в разнообразных политических и бытовых условиях было непреодолимым препятствием к слиянию всех эллинов в единое государство, с единою властью и общими учреждениями, с отсутствием самостоятельной политической жизни в отдельных частях Эллады, то та же самая политическая раздробленность и относительная слабость республик не переставали побуждать эллинов к изысканию действительных средств самозащиты и мирного пользования плодами промышленности, торговли и умственного развития. Предание, сохраненное Плутархом, приписывает главному виновнику афинского величия, Периклу, попытку согласить между собою интересы эллинских государств и водворить прочный мир между ними; попытка не удалась вследствие противодействия со стороны Пелопоннеса, т.е. Лакедемона39*. Начавшаяся при Перикле пелопоннесская война была собственно борьбою между Афинами и Спартою за гегемонию; остальная Эллада поделилась между этими двумя государствами. Казалось, единению эллинов оставалось сделать шаг вперед, — и вот, по известиям Ксенофонта и Плутарха, спартанец Калликратид, товарищ Лисандра по командованию пелопоннесским флотом, намеревается по возвращении в Спарту (406 г. до Р.X.) приложить все старания к примирению афинян и лакедемонян, тогда, надеялся он, эллины будут страшны для варваров40*. Скоро после этого царь Лакедемона Агесилай, узнав об исходе битвы при Коринфе (395 г. до Р.X.) и о гибели большого числа неприятелей, воскликнул: «Несчастная Эллада, своими же руками ты погубила столько людей, что они могли бы, будь живы и сражайся вместе, победить всех варваров»41*. Разумеется, личных стараний и желаний Перикла, Калликратида или Агесилая недостаточно было бы для устранения накопившихся веками препятствий к полному или долговечному замирению эллинских республик; но и факт разделения Эллады на два огромных союза, и надежды выдающихся государственных людей Спарты и Афин на водворение согласия в эллинской нации были только внешним выражением все более развивавшихся и распространявшихся чувств и воззрений. В выработке соответствующего умонастроения главное участие принимали Афины, те самые Афины, которые в изображении некоторых теперешних историков являются наиболее виновными и в раздробленности эллинов, и в слабости их. Плоды умственной деятельности афинян запечатлены глубоким знанием человеческой природы и потому оказывали могущественное образовательное действие не на эллинов только, но и на все позднейшее человечество. Трагедиями Эсхила, Софокла, Эврипида, комедиями Алексида, Анаксандрида, Менандра воспитывались не исключительно афинские, но общеэллинские и общечеловеческие чувства и убеждения; в афинском театре на празднество больших дионисий, главною частью которого были сценические представления, собирались каждый раз эллины из других городов в огромном количестве. Только под этим условием могли сложиться предания о том, как Афины по взятии города Лисандром спасены были от разорения декламацией отрывка из Еврипидовой трагедии, как облегчена была участь несчастных афинян после сицилийской экспедиции исполнением отрывков того же трагика, как лакедемоняне приостановили военные действия против Афин по случаю погребения Софокла и т.д.42* Геродот обнаруживает замечательную терпимость и внимание к варварским народам: египтян обращает в наставников эллинов, религиозные воззрения персов готов поставить выше эллинского антропоморфизма, нравы и обычаи всех народов находят у него одинаковое признание43*. Фукидид и Исократ отличают эллинов от варваров только по степени образования и гражданственности44*. Как рассказывают, Сократ на вопрос, где его отечество, отвечал: «Вся земля»45*. Согласно с этим стоик Зенон (369—254 гг. до Р.X.) учил, что всех людей должно считать гражданами одного государства46*.
Если Перикл или Фукидид имел основание называть Афины «школою Эллады», то, разумеется, в том смысле, что влияния афинской образованности распространялись на всех эллинов без различия местности и политических учреждений. Поэты, философы, скульпторы, живописцы переезжали из города в город, вдали от родины пользовались сочувствием и влиянием и основывали школы на чужбине. Эсхил умер в Сицилии, Еврипид в Македонии, Фидий работал для платейцев, элейцев, лемносцев и других эллинов. Не говоря о таких центрах эллинской образованности, как Коринф, Сикион, Аргос и другие подобные, даже Ферм этолян и Мегалополь аркадян в IV—III вв. до Р.X. украшались многочисленными памятниками ваяния и живописи47*. Мегалополь был построен с соблюдением всех правил строительного искусства Гипподамом Милетским (371—358 гг. до Р.X.)48*. Успехи торговли, промышленности, художественного творчества усиливали взаимные сношения между различными государствами, умножая общеэллинские интересы и подготовляя почву для согласного решения общих задач общими мирными и военными средствами.
Вот почему конец пелопоннесской войны составляет эпоху в истории объединительного движения эллинов; поборниками его выступают вожди демократической партии, тогда как на стороне общинной городской исключительности оказываются так называемые аристократы, или олигархи, опирающиеся на Спарту и через нее на царя мидян. Ближайшим поводом к образованию союзов является опасность, угрожающая свободе республик сначала от спартанцев, потом от персов, македонян и римлян. Каждый властолюбец, государство ли это или отдельное лицо, заботился о политическом раздроблении Эллады под предлогом охранения свободы каждого государства, причем властолюбивые стремления иноземцев встречали противодействие в народном большинстве республик, только не в олигархах. Для подавления объединительного движения потребовался постыднейший в летописях договоров, так называемый Анталкидов мир, купленный спартанцами ценою предательства азиатских эллинов исконным врагам их и утеснителям, персам (ол. 98,2 = 387 г. до Р.X.)49*. По силе этого договора, вызванного ближайшим образом коринфскою войною, Фивы должны были отказаться от власти над беотийскими городами, аргивяне и коринфяне от слияния государств их в единое целое, тогда как сами спартанцы не удаляли гармостов из городов, зависимых от них50*. В 385 г. они упразднили Мантинейскую республику, принудив мантинейских граждан расселиться по деревням, чем нанесен был удар Аркадии. В 383 г. они предприняли поход против олинфского союза на Халкидику, кончившийся присоединением олинфян к союзу лакедемонян, причем по пути занята была Кадмея спартанским гарнизоном с Фойбидом во главе51*. Еще до Анталкидова мира спартанцы под тем же предлогом освобождения меньших городов сокрушили гегемонию Элиды в области того же имени52*.
Однако не прошло и десяти лет, как господство Спарты, основанное на принижении важнейших республик путем расторжения союзов и гегемонии, рушилось. В 379 г. Фивы избавились от спартанского гарнизона, установили у себя демократию, снова подчинили некоторые города Беотии и стремились с переменным успехом образовать сплоченное единое государство наподобие того, как афинская республика сложилась в доисторическое время из независимых первоначально демов, или поселков. Для характеристики фивских стремлений к централизации и степени успешности их важно сравнение беотийских городов с лаконскими периэками в речи Эпаминонда, обращенной к спартанцам в 371 г. до Р.X.53* Термины «беотяне» и «фиванцы» употребляются Ксенофонтом в одном и том же значении граждан одного фиванского или беотийского государства; отдельные наименования для беотян по городам уступают место общему имени фиванцев после освобождения Фив от спартанского гарнизона: «беотяне фиванские» о фиванцах — с одной стороны, «фиванцы» о всей совокупности беотян — с другой.
