Россия в эпоху Петра Великого. Путеводитель путешественника во времени - Зырянов В. В.
В домашней обстановке главным предметом одежды становился шлафрок (с немецкого schlafen – «спать», rock – «одежда»), все прочнее входивший в повседневную моду. Носили его бояре и дворяне. Его надевали поверх рубашки и кюлота. Нередко обеспеченные хозяева утепляли зимние шлафроки мехом. Портные в основном шили такое платье из бархата или шелка.
Данный костюм во многом отличался от традиционной русской мужской одежды, кафтана с длинными рукавами, длинного платья из бархата, сверху донизу застегнутого на множество пуговиц, шубы и меховой шапки с высокой тульей и бархатным верхом.
Изменилась и культура женского наряда. На смену консервативным тяжеловесным сарафанам и закрытым рубахам, драпировавшим формы своих хозяек и скрывавшим все неровности и несовершенства фигуры, пришли французские платья. Традиционное древнерусское женское платье было многослойным, широким. Обновленные принципы не терпели всех старых привычек прятать фигуру за многими слоями одежды. За счет модернизированных нарядов с открытыми плечами изменилось к лучшему и положение женщины.
Эти платья выделялись широким и глубоким декольте. Основу костюма составляли юбка, корсаж и распашное платье. Ближе к телу лежала льняная сорочка. Корсаж в талии был сильно затянут, рукава достигали локтя. Дополняла платье широкая юбка. Менялись стандарты красоты: прически обрели локоны, а яркие румяна и белила вошли в набор каждой знатной красавицы. Непременным атрибутом нового наряда был неудобный корсет, который невозможно было надеть без помощи служанок. Он серьезным образом стеснял движения, и многие молодые дамы, непривычные к повседневному ношению таких узких стеснительных новшеств, падали в обморок. Бытует мнение, что корсет еще и ослаблял организм перед лицом заболеваний желудка и легких. В аристократических семьях было принято декорировать его шелком, пуговицами, кружевами, лентами. С витиевато отделанным верхом контрастировала широкая юбка. Она сохраняла форму за счет вшитого каркаса – фижмы, также суровые русские зимы принуждали изнутри утеплять ее ватином.
Внедрять на практике новые модные образы приходилось со скрипом, ибо население Московии с неохотой расставалось с привычными облачениями, нередко игнорируя царские постановления. На городских воротах даже распоряжались вывешивать чучела в новых одеждах, чтобы горожане запоминали, как должно одеваться, а как не должно. Указы повторялись неоднократно, чтобы до самых тугоухих горожан дошли нерадостные вести: надлежит сменить наряд. Небогатым дворянам отвели два года доносить старое платье и, чтобы избежать обманов, специальным образом клеймили его.
Главная петровская креатура – городская среда, ее визуальная, образная составляющая ограждалась от вида старой русской действительности, как то: русского платья и пышных бород. Но, тем не менее, лишенные старомодных образов Московии горожане могли наблюдать устаревшие наряды и длинные бороды на крестьянах, прибывающих в город по делам. Но опять же: въезжать в древнего вида платье и с русской бородой разрешалось не бесплатно: плата составляла 40 копеек с пешего и 2 рубля с конного.
Контраст с традиционным «дресс-кодом» древнерусского мира был разительным. Взгляд горожанина и крестьянина привык к кафтанам с длинными рукавами, длинным бархатным платьям, застегнутым на все пуговицы, шубам, меховым шапкам. Тем не менее петровское поколение впитало и переварило западные коды, адаптировав их под местные сословные реалии. Конструктивно чуждые формы плотно вошли в обиход, насильно вытеснив древнерусские стандарты.
Крестьянский костюм
Несмотря на столь кардинальную перемену внешнего вида высших сословий, облик большей части россиян – простонародья – изменился незначительно. Начало XVIII века практически не знает изменений в крестьянском платье. Костюм рядового крестьянина состоял из туникообразной рубахи до колен, с прямыми рукавами, портов и кафтана. Под мышками рубахи находились прямоугольные вставки – ластовицы. На протяжении всего XVIII века россияне-простолюдины избегали бритвенного инструмента. Также большой популярностью пользовались голошейки (особые рубахи без воротника с разрезом слева) и косоворотки. Материалами для шитья были холст, кумач. Порой прибегали к немецкому сукну. Верхняя одежда была разных типов: сермяга, зипун и поддевка. Все три были кафтанами по форме. Обувались крестьяне на протяжении нескольких веков одинаково: принципиальную роль играла их обеспеченность. Бедные довольствовались лаптями с онучами. Такие лапти состояли из полосы сермяжного сукна (длиной до трех аршин), которую обладатель знатной обувки наматывал себе на ногу с пальцев до колена. От зимних холодов крестьян спасали шубные кафтаны, полушубки. Для экстремальных случаев существовали медвежьи и волчьи шубы.
В XVIII веке сколь-нибудь существенных изменений женского крестьянского платья не произошло. Его модуль и принципы оставались верными старинным образцам. Главной женской прической была коса, смазанная квасом. В основном носили рубашки или сорочки с верхней частью, именуемой «обнимкой». Ее шили из тонкого материала. Исподняя же часть выполнялась из холстины. Особые ленты («вздержки») при стягивании собирали сорочку на рукавах и у ворота в сборку. Поверх сорочки носили сарафан и юбку-паневу. Носили также и глухой сарафан – шушун (короткополую шубку, распашную кофту). Шушун чаще всего носили крестьянки преклонных лет. Роль бюстгальтера играл широкий пояс, надеваемый под рубаху или на сарафан. Другими распространенными предметами одежды были шугай (накидка с рукавами) и епанча (без рукавов). Епанча была похожа на пелерину, с меховой опушкой. Непременной деталью женского наряда было что-то короткое, надеваемое поверх сарафана, обязанное прикрывать грудь. От этого обыкновения впоследствии произошел термин «телогрейка».
VI
Во что верили
Эсхатология
Острое восприятие атмосферы «последних времен» имманентно русскому средневековому сознанию. Оно неоднократно приобретало большой накал, в зависимости от приближения к знаковым датам разной степени важности. Петровская эпоха, в сущности, была одним из кульминационных моментов, когда эсхатологические ожидания и демонические страхи русского народа сначала обрели причину, а затем выплеснулись в едином порыве. С позиций индивидуальной психологии русского человека виделось, будто бы инфернальные силы вырвались в людской мир и правят бал по своим образцам. Безусловно, мировоззренческий шок среднего русского человека, а тем более аристократического сословия, не имел границ. Общество оказалось в дуальной ситуации: с одной стороны, переступить через волю самодержца, помазанника Божьего, чья власть покоилась на независимом выборе народа после Смутного времени и важнейших религиозных документах, было равносильно погибели. Погибели в прямом смысле, ведь история прекрасно помнит мастерство, с которым подданные Петра, да и сам государь орудовали пыточным инструментом и топором. Сразу оговоримся, что эта кровожадность монарха тоже сказалась на мировоззренческом шоке его современников. С другой стороны, тот самый самодержец, который должен быть заступником православного народа перед Господом и единственным его легитимным властителем, отошел от традиционного, правильного мышления и стал устанавливать противные еретические порядки, крупными горстями черпая их из западноевропейской – пиши равно «латинянской» и «лютерской» – практики. Немудрено, что привыкший верить в свою избранность соборный народ возроптал. Нельзя сказать, что тот ропот был нарочито громок: уши служителей Преображенского приказа различали малейший шепот, посему о Петре-Антихристе пересуживали не повышая голос.
Но когда государя уличали в демоничности, называли Антихристом, всегда упоминали и антихристовых слуг, грабивших, во исполнение пророчества «страну поедавших». Непременно вспоминали и о том, что «ныне по городам везде заставы, и нашего православного христианина в городе в русском платье не пропускают и бьют, и мучают, и штрафы берут».
