Лин Паль - Все тайны Третьего Рейха
Гитлер хорошо понимал, что с помощью свободы прессы ему удастся гораздо быстрее ознакомить массы со своими мыслями, чем если бы он оставался на воле. Суд стал той самой, долгожданной, трибуной, с которой будущий фюрер наконец-то смог обратиться к немецкой нации. Организаторы этого суда не понимали, что собственными руками дают Гитлеру тот счастливый шанс, о котором он прежде не мог и помыслить! И Гитлер свой шанс использовал полностью. Он не только расширил аудиторию, он еще и обрел нимб мученика. Ведь для простых граждан Веймарской республики судили патриота, а в покалеченной версальским договором Германии каждый немец, прошедший войну, считал себя патриотом.
«Тот факт, что немцы послушно следовали за Гитлером, — объяснял этот казус Гудериан много лет спустя, — имел тоже свои причины; эти причины были созданы в первую очередь ошибочной политикой, которую проводили державы-победительницы после Первой мировой войны. Эта политика и создавала предпосылки, питательную среду, на которой смогло взойти семя национал-социализма, приведшее к безработице, тяжелым налогам, унизительным передачам части территорий страны другим государствам, потере свободы, отсутствию равенства и военной беспомощности. Пренебрежение четырнадцатью пунктами президента Вильсона во время заключения Версальского договора со стороны стран-победительниц в Первой мировой войне подорвало у немцев доверие к великим державам. Стало быть, человек, который обещал народу освободить его от цепей Версаля, играл в сравнительно легкую игру, тем более что формально существовавшая Веймарская демократия, несмотря на честные стремления, не могла добиться каких-либо крупных внешнеполитических успехов и не в состоянии была преодолеть внутренние трудности в стране».
Человек, посмевший публично заявить о своем отношении к версальским соглашениям и сесть за это (так было для немецкого народа) в тюрьму, не мог не вызвать хотя бы интереса. Очевидно, настроения в поддержку «пострадавшего за Версаль» были так велики, что в заключении Гитлер пребывал совсем недолго, да и заключение было использовано им тоже во благо: Гитлер учился. Благо у него оказался достойный сотоварищ — Рудольф Гесс. Тот открывал книги, о которых Гитлер и представления не имел. И из тюрьмы Гитлер вышел несколько иным человеком, нежели тот, что в нее попал. Он это прекрасно и сам понимал.
Сделал ли Гитлер сам себя, или за этим стояли какие-то силы? Силы, в плане людей, решивших использовать бывшего фронтовика, конечно, хватало. Многие, с кем ему приходилось в эти первые годы сталкиваться, так или иначе желали его использовать. Одни — для развала оппозиции, другие — для достижения собственного благополучия. Умерший от болезни Дитрих Экхарт, специально заводивший с Гитлером беседы по поводу еврейства и прочим актуальным вопросам, надеялся, что оттачивает убеждения Гитлера. Недаром за пару дней до смерти он записал в своем дневнике: «Следуйте за Гитлером! Он будет танцевать, но это я, кто нашел для него музыку. Я посвятил его в „Тайную Доктрину“, дал средства общаться с Высшими Силами. Мы снабдили его средствами связи с Ними. Не скорбите по мне: я повлиял на историю больше, чем любой другой немец».
Конечно, Экхарт вполне мог верить, что дал Гитлеру тайное знание (он был тоже другом Гесса и Хаусхофера), даже и Гитлер мог думать, что Экхарт приобщил его к тайнам. Алистер Кроули, тот и вообще был убежден, что «…они взяли его с улицы, обучили ораторскому искусству, риторике, стратегии и благодаря действию тщательно выверенных доз мескалина вывели его на личного демона», а «…до этого он был неотесанным, заикающимся австрийским идиотом, дешевым богемным художником и извращенцем». Откуда Кроули взял последнее, по поводу извращенца, никому не ведомо. Впрочем, про мескалин — это навряд ли правда. Остается только верное направление мыслей, обучение. Тюрьма как раз и была тем местом, где много времени для чтения и бесед, много времени для обдумывания своей будущей жизни.
По большому счету, все эти люди, говорившие, будто они сделали Гитлера, ошибались. Гитлер, конечно, с удовольствием открывал для себя новое, но единственное, что они сделали, — они убедили Гитлера, что тот способен достичь задуманного. До этого партийца одолевали сомнения. Теперь сомнения исчезли. Он твердо знал, что будет делать, как будет делать и самое главное — что никто не сможет преградить ему дорогу.
Мистически настроенные соратники, породившее их общество «Туле», играя на вере Гитлера в то, что он избранный, мессия немецкого народа, дали ему ощущение непобедимости. Конечно, среди этих мистиков были вполне разумные люди, которые желали использовать убежденность молодого вождя в непогрешимости, чтобы на его убежденности самим достичь власти. Они-то понимали, что многим фигура этого нового вождя кажется смешной. Но «маленький смешной человечек», похожий на Чарли Чаплина, персонаж комедии, вовсе оказался не таким смешным и не таким доверчивым. Он позволял этим мистикам «управлять» собой, и это было несложно — всех их, и будущего фюрера в том числе, влекли одинаковые идеи. Но управлять Гитлером — это все равно что управлять ветром. Гитлер только делал вид, что им управляют, он был упрям и своеволен, но пока власть только маячила на горизонте, он не рисковал открыто проявлять это своеволие. Да и особых поводов к тому не было: мистики и сами поверили, что нашли подходящего мессию. Относительно будущего государства у них были собственные планы, и в отличие от самого Гитлера эти захребетники фюрера желали его власти не только ради великой Германии. Власть давала положение и деньги.
Гитлер думал иначе. Богатство никогда его не интересовало, напротив, богатство он еще в юности связал с одним нехорошим народом. Гитлер, конечно, не был сторонником равенства, относя эту идею к еврейским, точнее, он стоял за достойную жизнь для одного только народа — для людей с арийской кровью, для немецкой нации, и его партия была рабочей более по наименованию, первые ее члены чаще происходили не из рабочей, а из мелкобуржуазной среды. Эго была весьма разношерстная компания. Как писал Гудериан, искать особенности характера Гитлера нужно в его происхождении: «Перед нами — человек из народа, выходец из мелкобуржуазной семьи, получивший небольшое школьное образование и недостаточное домашнее воспитание, человек, который со своим грубым языком и грубыми нравами чувствует себя на месте лишь в узком кругу своих земляков. Вначале он без предубеждения относился к высшим, культурным кругам общества, особенно во время бесед об искусстве, музыке и на другие подобные темы. Только позднее некоторые лица, составлявшие ближайшее окружение Гитлера и сами не отличавшиеся высокой культурой, сознательно вызывали у фюрера чувство глубокой антипатии к этим кругам. Эти люди стремились противопоставить Гитлера интеллигентным людям и людям высокого происхождения и исключить возможность их влияния на фюрера».
Не стоит все сваливать на неотесанных соратников. Антипатия Гитлера к «высоколобым» или кичащимся своим происхождением была больше связана с его подозрением, что кровь этих граждан разбавлена иной, неарийской, потому как идеи, которые они высказывали, были слишком «общечеловеческими», а знатность и богатство ассоциировались у вождя нации с примесью жидовства. Да и не было у них личных заслуг, то есть того, что ценил Гитлер, — безоглядной веры в будущее страны, храбрости, готовности умереть за Германию и расовую идею, они были для этого либо слишком прагматичны, либо слишком опасливы — то есть готовы идти на компромиссы. Это слово Гитлер ненавидел, сам он никогда не соглашался на компромиссы, а если на словах на них и шел, то это был всего лишь обманный маневр, чтобы потом, получив желаемое, уничтожить тех, кто заставил его это сделать. Гудериан в таком неприятии трезвых немецких голов видел только последствия трудного детства и столь же трудной юности: это и породило якобы «его все увеличивающуюся неприязнь к князьям и дворянам, ученым и юнкерам, чиновникам и офицерам».
На самом деле Гитлер считал себя мессией, который должен восстановить справедливость, а в первую очередь ее можно восстановить, если дать обездоленным право на достойную жизнь. Среди этих обездоленных он как раз и видел всех тех, кто не был князьями и дворянами, учеными и юнкерами, чиновниками и офицерами. Это были простые немцы, ничего, по сути, не имеющие и все отдающие для величия Германии, их-то он и называл чистыми сердцем. Ведь и Христос, которого он считал арийским революционером, искал понимания не у высшего слоя (пусть — еврейского), а у тех, кто был нищим и угнетенным этим слоем, только им он отводил чистоту помыслов и сравнивал их с детьми, чистыми душами, еще не обученными лжи и лицемерию. Не удивительно, что и поверили ему первыми не высшие слои, а «чистые души», то есть выходцы из низов общества. Он желал вести их к победе, и именно им он собирался дать государство, в котором невозможен еврейский паразитизм. Постепенно сторонников у Гитлера становилось все больше, а партия, которая номинировала себя как рабочая, все больше становилась национал-социалистической. Вокруг Гитлера образовалось ядро единомышленников, которые никогда не стали его близкими друзьями, но они искренне любили своего Гитлера. Для него они были необходимыми исполнителями, для них он был тем вождем, за которым они желали идти.
