Сборник статей - Неизвестная война. Правда о Первой мировой. Часть 1
Ротмистр Меньшиков приказал поручику взять двенадцать солдат, перейти границу и выяснить, нет ли поблизости немецких частей. Поручик Снежков и я попросили разрешения пойти с разведчиками; сейчас для нас все было внове, и мы рвались в бой. Нам и в голову не приходило, что существует вероятность нарваться на вражескую засаду и погибнуть. Мы еще в полной мере не осознали, что война уже является абсолютной реальностью. Нам казалось, что наконец-то начинаются настоящие приключения. Мы были словно дети, играющие в прятки, но уверенные, что их в конце концов найдут. Мы передвигались с осторожностью, словно преследуя добычу, готовые при малейшем шуме выхватить шашки и револьверы.
Вскоре наши романтические иллюзии развеялись. Углубившись на 500 метров в глубь чужой страны, мы встретили русского солдата-пехотинца, беззаботно возвращавшегося на нашу территорию с украденными в немецкой деревне гусями. Эта картина вернула нас к действительности, и, быстро проскакав несколько деревень и не встретив ни одного немецкого отряда, мы вернулись в эскадрон.
Поздно вечером в эскадрон был доставлен запечатанный конверт, который следовало вскрыть в полночь. В нем содержался приказ относительно нашего завтрашнего участия в переходе границы. Из приказа мы поняли только одно: переходим в наступление; нам не сообщили, что это будет разведка боем, после чего мы должны вернуться на свою территорию, в Россию. Только позже нам стали известны планы Гурко. Он хотел попытаться захватить Маркграбово, немецкий город, находившийся примерно в десяти километрах от нашей деревни, просто чтобы понять, насколько сильное сопротивление окажут немцы. Эта была просто широкомасштабная разведывательная операция. В этой операции участвовала наша дивизия, в полном составе, и стрелковый полк. На границе в полной боевой готовности постоянно находились стрелковые и кавалерийские полки. В этом смысле у них было преимущество перед пехотными полками, которым требовалось время для того, чтобы перебросить сформированные из резервистов полки, практически вдвое увеличив их численность.
Наш эскадрон и два стрелковых взвода получили приказ защищать левый фланг наших войск, которые должны были перейти в наступление на широком фронте. Мы не должны были принимать непосредственное участие в наступлении на Маркграбово. Операция началась затемно. Гусары вскочили в седло, и ротмистр Меньшиков, занявший свое обычное место впереди эскадрона, осенил себя крестным знамением. Я никогда не был особенно религиозен и не привык креститься, но, оглянувшись вокруг и отметив, что все перекрестились, решил сделать то же самое.
Больше часа мы двигались в темноте; стрелки опережали нас метров на триста. Мы двигались колонной по узкой грязной дороге, в то время как пехота шла развернутым строем по полю. Время от времени пехотинцы останавливались, тревожно прислушиваясь, а затем продолжали двигаться вперед. В процессе наступления им удалось уничтожить небольшой немецкий пехотный отряд. Вместо привычных команд, раздавались условные сигналы – птичьи крики, странно звучавшие в ночной тишине. Действие стрелковых взводов вызвало такое уважение со стороны наших солдат, что, когда мы повернули налево, отделяясь от наших стрелков, некоторые гусары тревожным шепотом спрашивали:
– Мы делаем это ради их пользы? Потом мы опять объединимся с ними?
На рассвете нас обстреляло немецкое подразделение. Меньшиков приказал моему взводу спешиться и выбить немцев с занятой позиции. Я принял решение сделать небольшой крюк, чтобы пройти через рощу. Немцы, вероятно, заметили, как мы вошли в рощу, и, хотя не видели нас, принялись обстреливать вслепую. Воздух наполнился какими-то свистящими и чмокающими звуками. Я еще никогда не попадал под обстрел и не был знаком с этими звуками.
– Что это, ваша честь? – спросил ехавший рядом со мной унтер-офицер.
– Полагаю, что пули, – беззаботно ответил я.
Ни один из моих солдат не был ранен или убит, поэтому пули пока еще оставались каким-то абстрактным понятием. Когда мы подошли к позиции, с которой немцы вели огонь, там уже никого не было.
Вот так я впервые услышал «свист» пуль. В армии ходит шутка: солдата спрашивают, слышал ли он когда-нибудь свист пуль. «Дважды, – отвечает солдат. – Один раз – когда она пролетела мимо меня, а второй – когда я пролетел мимо нее».
В этот день наш эскадрон не столкнулся лицом к лицу с немецкими солдатами, поэтому Сидоровичу пришла в голову идея, что нас просто обстреляли «мирные жители». Кстати, вполне возможно. Некоторые гражданские лица по собственной инициативе обстреливали наши небольшие воинские подразделения.
В семь утра эскадрон подошел к большой немецкой ферме, расположенной на холме, с которого открывался отличный обзор. Наша дивизия двигалась в направлении Маркграбова; Сумской полк на левом фланге. Сейчас наш эскадрон был не более чем зритель; пока от нас не требовалось никаких действий.
Наступление на Маркграбово шло сначала по пересеченной местности, а затем по узким полоскам земли между многочисленных озер, лежащих перед городом. Это был единственно возможный способ подобраться к городу.
Мы наблюдали за происходящим с холма, и разворачивающаяся внизу картина удивительно напоминала хорошо знакомые нам живописные полотна с изображением баталий XIX века. Временами наши спешившиеся гусары маршировали так, словно они находились на учебном плацу. Гремела артиллерийская канонада. Рвалась шрапнель. Свистели пули. Но наши солдаты упорно шли вперед. Картина была столь завораживающе-прекрасной, что ни мой мозг, ни сердце не пронзала мысль, что мы являемся свидетелями действия, когда люди убивают друг друга.
К середине дня прибыл гусар с сообщением от Гротена. Он отдал честь рукой с зажатым в ней конвертом, поскольку другую руку прижимал к груди. Когда мы спросили, что с ним, он ответил, что ранен в грудь. Мы были в шоке.
– Кто-нибудь еще ранен в полку? – спросил Меньшиков.
– Несколько солдат, ваша честь, и кое-кто из офицеров. Подполковник Адамович тяжело ранен и не приходит в сознание. Корнет Хоружинский при смерти. Ротмистр Лазарев убит.
Только в этот момент я с полной очевидностью понял, что, подойдя к границе, мы попали на войну.
Позже мы узнали, что произошло с нашим полком в окрестностях Маркграбова. Наша кавалерийская дивизия с легкостью отбросила немецкие передовые части и подошла к озерам раньше пехоты. Три наших эскадрона перешли в наступление, а два оставались в резерве: 4-й эскадрон на левом фланге, 6-й на правом. Мой друг Язвин с двумя пулеметными расчетами находился на правом фланге. Подполковник Адамович командовал правофланговой группой. 4-й эскадрон под командованием ротмистра Лазарева наступал на город с юга. Гусары были встречены сильным огнем. Лазарев попросил перебросить к нему пулеметы, но командир бригады, генерал Нилов, отказал в его просьбе; он предпочел оставить пулеметы в резерве.
Первым из офицеров ранили Адамовича. Когда мы еще ехали на поезде к границе, Адамович сказал, что боится не смерти, а тяжелого ранения. С ним случилось то, чего он больше всего боялся. Он был тяжело ранен и уже не вернулся в полк.
Ротмистр Лазарев, пытаясь заставить перейти в атаку свой эскадрон, прижатый к земле немецким огнем, выскочил на лошади вперед. Он представлял отличную мишень для немецких стрелков и вскоре был убит. Мой друг с самого детства Константин Соколов, всего на год старше меня, принял командование эскадроном, и тут же ему сообщили, что смертельно ранен корнет Хоружинский. В «славной школе» Хоружинский был моим «зверем» и всего три дня назад прибыл в полк.
Маркграбово не был хорошо укрепленным городом; немцы, очевидно, и не стремились к этому. Они сконцентрировали весь огонь на левом фланге, где располагался наш полк, а на центр и правый фланг у них просто не хватало сил. Другие полки нашей дивизии вскоре проникли в город, и пехота вошла в Маркграбово без единого выстрела.
Операция закончилась. Поступил приказ отступить. На обратном пути 4-й эскадрон нашел только несколько своих лошадей на том месте, где им поступил приказ спешиться. Пока шел бой, напуганные артиллерийской канонадой лошади разбежались в разные стороны. На одной из оставшихся лошадей ехал гусар, прижимающий к себе раненого корнета Хоружинского. Большинство гусар возвращалось обратно пешком. Пройдя немногим больше двух километров, гусары увидели своих лошадей, бодрой рысью скачущих в их направлении. Впереди скакал Рахманинов, которому удалось собрать разбежавшихся лошадей.
Сражение у Маркграбова, короткое и не имевшее важного значения, стало для нашего полка боевым крещением. Результаты сражения произвели на нас удручающее впечатление. Мы, естественно, не знали, что это была просто разведка боем, и посчитали последующее отступление своим поражением. К тому же мы потеряли трех офицеров, двое из которых были для многих из нас давними друзьями. Лазарева и Хоружинского похоронили в Сувалках.
