Виктор Чернов - Че-Ка. Материалы по деятельности чрезвычайных комиссий
Администрация В.Ч.К. в 1920 г. состояла из коменданта Вейса (латыш), помощников коменданта — Андреева, Головкина, трех дежурных надзирателей — Адамсон (латыш), Берзин (латыш). Рыба (латыш); кроме того имеется заведующий хозяйственной частью этой тюрьмы Мага (латыш). в настоящее время многие из выше перечисленных лиц получили повышение по службе: но все они «верою и правдою» продолжают служить в В.Ч.К.
Одно из повышений должно сейчас же отметить: Мага — ныне начальник тюрьмы-лагеря, имеющейся в доме № 11.
Хочу здесь дать краткую характеристику только что названным лицам.
Комендант Вейс. Лощеный, щеголеватый, лет тридцати, говорят, он бывший студент рижского Политехникума. Большой формалист, но внешно корректный, в особенности с женщинами, по отношению к которым часто даже предупредительно— галантен. Характерная черта его, как, впрочем, и большинства администрации В.Ч.К., — ложь, постоянная ложь заключенным. Деятельный участник ночных экспедиций в «гараж расстрела», Вейс — «церемонемейстер» этих экспедиций,
Помощники Вейса — Андреев и Головкин — принадлежат к разряду «бесцветных чекистов»; причем Андреев— помягче, подобродушнее; Головкин — более груб, чаще впадает в транс ругательств. И Андреев и Головкин — коммунисты послереволюционной формации; до февральской революции и после нее в течение нескольких месяцев Андреев благополучно служил на одной из московских фабрик в качестве конторщика.
Из трех надзирателей латышей наиболее ярок Рыба. Молодой, красивый, с поразительно наглым лицом; ярко выраженный тип сутенера — вот Рыба. Развращенность, похотливость сквозят в каждой черте лица Рыбы. Рыба — один из палачей В.Ч.К. Рыба расстреливает. И веришь слухам о проявляемой им при расстрелах жестокости садиста — таков внешний облик Рыбы.
Адамсон — исполнительный служака, ко всему безучастный, тупой, но достаточно злой. Владеет русской речью, комично ее коверкая, а потому обе тюрьмы В.Ч.К. (и Лубянка 2 и Лубянка 11) полны имитаторов и имитаторш Адамсона. Теперь Адамсон — в «высоком чине», он — помощник коменданта внутренней тюрьмы (Лубянка 2).
Берзин — довольно добродушен и кое когда даже искренне услужлив. Причем у Берзина, несмотря и на ему свойственную сакраментальную молчаливость, всегда заметно различное отношение к «политическим» и «не политическим».
Центральная фигура Б. Лубянки, 11 — Мага — латыш со зверским злым лицом, уже немолодой, никогда почти не разговаривающий с заключенными; молчание свое Мага прерывает только для ругани и угроз, которые по отношению к «не политикам» нередки; угрозы Маги зловещи, и их невольно страшатся, зная, что Мага главный палач В.Ч. К., что в «гараже расстрела» он, Мага — главное действующее лицо. Когда в В.Ч.К. нет занятий по случаю праздничного дня, Мага все тоскливо бродит по камерам, не находя себе места. Но особенно оживлен Мага в дни, предшествующие ночным расстрелам; по оживлению палача ожидающие расстрела очень часто определяют, и безошибочно, что сегодня их «возьмут на мушку». Мага любит и поухаживать: очень часто, особенно по воскресеньям, из «дежурной надзирательской» неслись взвизгивания латышек-надзирательниц. Неоднократно арестованные могли наблюдать шутливую возню даже в коридорах тюрьмы; то Мага, иногда при участии Берзина, тоже весьма «слабого по женской части», устраивал «любовные игры» со своими компатриотками.
Перехожу теперь к следователям В.Ч.К. (пусть читатель помнит, что эти строки относятся к 1920-му году).
Специализация среди следователей В.Ч.К. была весьма точно проведена; редко, редко, когда следователь вел дело не «по своему департаменту».
Во главе секретно-оперативного отдела В.Ч.К. в описываемое время стоял некий Романовский, в дореволюционную эпоху служивший небольшим чиновником по министерству финансов. Жестокость, вероломство — черты, свойственные, конечно, всем чекистам, являются в достаточной мере подчеркнутыми и в характере Романовского. Из индивидуальных свойств Романовского должно отметить любовь к вину и к артисткам. Женатый на артистке (плохонькой артистке плохонького московского театра), Романовский частенько вращался в той сомнительной среде «жрецов и жриц сценического искусства», в которой находили и находят себе пристанище и игорный притон, и грандиозная спекуляция, и торговля спиртом, а порою к доносы и провокация. Правда, что почти все эти «жрецы и жрицы» — из отбросов сценического мира, но этих «отбросов» в сценической Москве в большевистское лихолетье развилось видимо-невидимо. Ныне Романовский отошел уже от чекистских дел.
Теперь — краткая характеристика трем следователям В.Ч.К. — Кожевникову, Луцкому и Крафту.
Кожевников — «заведывавший» социалистами-революционерами — петроградский рабочий, большевик еще до революционного периода. Отличительные черты его — ложь и наглость. Нет той гнусности, которой он не преминул бы воспользоваться в целях «уловления» социалистов-революционеров. Любопытная черта его внешнего облика — вечно опущенные вниз глаза, боязнь встретиться с допрашиваемым взорами.
Луцкий — саратовский адвокат, ведал «должностными преступлениями» и «бандитизмом». У Луцкого — обыкновенный метод «взять» допрашиваемого измором, издевкой. Луцкий обычно устраивал импровизированные экзамены допрашиваемому, взволнованному чуть ли не до потери сознания, экзамены по математике, по русской словесности, по истории, а в особенности любил Луцкий экзамены по циклу юридических наук. Интеллигентам — экзамены, крестьянину и рабочему, попавшему в его лапы — ряд вопросов политического свойства, но тоже отвлеченных, не имеющих никакого отношения к вменяемому в вину преступлению. Свойство Луцкого — корректность по отношению к допрашиваемому интеллигенту, грубость при допросах простого человека.
Должен увековечить и имя помощника Луцкого — московского присяжного поверенного Британ, который целиком воспринял все методы ведения «чекистского следствия».
Крафт вел дела «контр-революционеров». Излюбленный метод этого следователя — провокация: «наседка», которая подсаживалась по указанию самого Крафта, тут же в тюрьме В.Ч.К. вербовала «участников антисоветских заговоров». Многие «операции» (так на чекистском жаргоне называются обыски и аресты) Крафт проделывал самолично, не редко прибегая к гриму.
Несколько слов еще об одной звезде «созвездия следователей В.Ч.К.», об Ии Денисевич. Сестра жены Леонида Андреева, близкая когда то к с. — р-овским кругам, молодая, красивая Ия Денисович в 1920 г. выполняла в В.Ч. К. и роль «наседки» (была подсажена к близко ей знакомой Ол. Елис. Колбасиной-Черновой) и роль следователя по левоэсеровским делам.
Контингент содержащихся в В. Ч. К. — самый разнообразный. Пестрота необычайная. И социалисты-революционеры и бандиты; и титулованные, родовитые дворяне и арестованные за забастовку рабочие; и крупные в прошлом московские капиталисты и крестьяне-мешочники; и адвокаты из породы «дельцов-комбинаторов», и чекистские судьи и следователи, изобличенные во взятках и вымогательствах. Представители всех национальностей, вплоть до самых экзотических — также неизменные гости тюрем В.Ч.К.
Несколькими штрихами я набросаю портреты некоторых из заключенных в В. Ч. К. (Б. Лубянка, 11) в 1920 г.
Вот мальчик семнадцати лет, «шпик» М. Ч. К. Сидит в одиночке В.Ч.К. за то, что «не в меру был ревностен по службе»: налетел с обыском на квартиру артистки, одной из приятельниц Романовского, нашел там карты, бриллианты, спиртные напитки. Вел себя на этой квартире так, как привык вести себя обычно «при обысках»: отобрал для «личного пользования» золотые часы, поел рябчиков артистки, попил ее коньяку. Но то, что дозволено проделывать вообще на квартирах россиян, отнюдь, конечно, не разрешается по отношению к «жрице искусства», покровительствуемой Романовским. В результате — одиночки В.Ч.К. и угроза расстрелом. Любопытные биографические сведения дополняют образ этого юноши-филера, юноши-чекиста. Учился он в одном из реальных училищ Москвы, образовался в этом училище союз коммунистической молодежи — он туда вошел. Через несколько недель по «сердечному влечению» (тогда «герою» нашего повествования было пятнадцать лет) он вступает в «уголовный розыск», охотится за бандитами, рукоприкладствует на допросах. Затем повышение — перевод в М.Ч.К.; первая должность — политический филер. Надо было послушать, как этот мальчишка рассказывал о своей слежке за Коробовым, Лаврухиным и другими деятелями Центросоюза… Жуть охватывала при этих рассказах. Вскоре новое повышение — комиссар М.Ч.К., ну а затем… одиночка В.Ч.К. Жуть за юношество становилась еще более ощутимой, когда в качестве караульного солдата появлялся в «комнате одиночек» тоже юнец, тоже коммунист, — гимназист, добровольно вступивший в батальон В.Ч.К. Арестант и тюремщик, реалист и гимназист, ждущий расстрела и сопровождающий на расстрел — часто казалось все это невероятным, гнусно-циничной игрой, своеобразным переложением на коммунистический лад обычной детской игры в «казаков и разбойников».
