Митрофан Довнар-Запольский - История Беларуси
В истории юридического образования, однако, можно наметить две эпохи — более раннюю и позднейшую, следствия которой стали сказываться в половине 17 в. Так как юристы получали образование большей частью в Краковской академии, частью в Вильне, то и характер этого образования зависел от обстановки названных школ. Но со времен преобладания иезуитов в деле просвещения юридические факультеты стали падать. Сухая схоластика стала заменять изучение теории и римского права. Правда, при таких условиях вырабатывались иногда очень хорошие практики, даже не проходившие высших школ, но это обстоятельство имело существенное неудобство. Оно отражалось, между прочим, на порче юридического языка. Точный и красивый язык Литовского статута в трактовке адвокатов и судей стал превращаться в язык, испещренный множеством иностранных слов: польских и особенно латинских. В судах почти создается особый условный язык, довольно мало понятный для непосвященных. Акты писались непременно на русском языке, но целые фразы встречаются написанные русскими буквами, в которых латинские слова переплетаются с русскими, иногда сохраняя латинское окончание, иногда принимая русские флексии. Эти латинские термины приняли совершенно условное значение, вовсе не соответствуя настоящему латинскому языку и только поседелый писарь какого-нибудь суда мог точно разобрать, о чем идет дело.
С формальной стороны литовско-русское судоустройство отличалось многими хорошими сторонами. И тем не менее, при приложении к практической жизни, суды оказывались бессильными и с многими отрицательными сторонами. Шляхта бесконечно любила судиться, но ее любовь к правде была совсем особенная: шляхта менее всего признавала святость закона и, пользуясь силой, вовсе не считала себя обязанной подчиняться декретам судов и даже декретам Главного трибунала. Поэтому, если потерпевшему удавалось добиться восстановления своих прав, т. е. получить декрет суда, то это еще далеко не означало, что за этим последует и удовлетворение. На практике выходило, что суд представлял выигравшей стороне самой следить за выполнением декретов и требовать удовлетворения от стороны, проигравшей процесс. Но, конечно, выигравшая сторона тогда только имела успех, когда она обладала физическим превосходством, средствами и влиянием. При таких условиях только сильные не боялись суда. Неудивительно поэтому, что судебные книги переполнены целым рядом заявлений о неподчинении судебным декретам, несмотря на строгость судебных кар, налагавшихся на всякого, не подчиняющегося суду. Неудивительно поэтому, что сильные люди могли безнаказанно совершать преступления. В 1580 г. в Вильне гетман Литовский Криштоф Радзивилл был возмущен москвитянином Владимиром Заболоцким, потому что последний будто бы не снял при встрече с гетманом шапки. На улице произошла перебранка. Когда отец Криштофа, воевода виленский, узнал о ней, то потребовал, чтобы сын отомстил Заболоцкому. Месть оказалась чрезвычайно простой: люди Криштофа Радзивилла напали на Заболоцкого и его слуг и убили его. Великий князь Стефан Баторий, знавший лично Заболоцкого, был очень огорчен, рассердился на гетмана и недели две не позволял ему появляться в своем присутствии. Когда Радзивилл был допущен к королю, то он публично принес извинение в том, что вследствие некоторых обстоятельств в течение последних дней не мог быть у короля. На том дело и кончилось. Один из потомков того же Радзивилла, Карл Радзивилл, будучи еще сравнительно молодым человеком, в 1760 г. выдвинул своего собутыльника, некоего пана Володковича, в качестве депутата от Новогрудского воеводства в Виленский трибунал. Такой суд не сделал чести избравшим его. В Минске, спьяна, Володкович допустил дебош во время заседания трибунала, за что суд вместо следовавшего ему тюремного заключения, приговорил Володковича к смерти и немедленно выполнил свой приговор. Карл Радзивилл немедленно собрал свое войско и подступил к Минскому замку, но было уже поздно, приговор был приведен в исполнение. Вот картина того, как относились сильные люди к решениям суда. Так как в действительности суды не могли в отношении многих лиц привести свои декреты в исполнение, то они очень охотно прибегают к особого рода осуждениям — к приговору к баниции и инфамии.
Когда суд и истец видели, что с противником нельзя ничего сделать, суд объявлял его банитом, т. е. изгнанником из отечества, лишенным прав гражданства. Баницийный лист издавал по представлению трибунала сам король. Целые книги исписаны этими баницийными листами, но едва ли кто-нибудь из осужденных в действительности оставлял отечество, разве только слабые, или не находившие защиты у сильного. Даже возные, которые обязаны были вручить королевский лист осужденному, избегали этой неприятной обязанности и тихонько втыкали королевский декрет в большие ворота замка, а сами поспешно удалялись. Банит же по-прежнему проживал у себя в имении, делал наезды на своих соседей, превращая, таким образом, суд в чистую комедию. На многих сильных панов такие декреты издавались десятками. Коронный стражник, т. е. блюститель порядка в пограничных областях, известный Самуил Лащ производил беспрестанные наезды на шляхетские имения, убивал людей, обрезывал носы, уши и вообще неистовствовал, как хотел. Суды издали на него 236 баниций и 37 инфамий за разные преступления. Самуил Лащ не только не уехал из государства, но и продолжал вести свои государственные обязанности. Неудивительно поэтому, что тогда шляхта прибегала к совсем оригинальному способу борьбы с преступностью. В 1586 г. волковысская шляхта на сеймике постановила написать листы к шляхте других поветов Новогрудского воеводства и в этих письмах жаловалась «о припадку, который се стал де у нас в повете Волковыском, нам усим барзо жалостным», потому что пан Сила Скробот чинит постоянные наезды на шляхетские дома, выжигает их, убивает людей, почему волковысская шляхта просит соседнюю совместно подумать, «яко бы се такое своволенство и морды (муки) помаговать могли, а злочинцы караны были». Очевидно, на суд, т. е. что суду будет Скробот подчиняться, шляхта и не надеялась.
К сказанному едва ли надо что-нибудь прибавить для характеристики фактической слабости постановки суда, который не мог иметь значения без опоры на сильную административную власть.
§ 7. ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО
Отдел о суде мы закончим вопросом о законодательстве, имеющем ближайшую связь с судом. В период сложения государства, каждая из составных областей его управлялась обычаем, а в качестве писаного закона, регулирующего или отменяющего обычаи имела Русскую правду и ряд статей, занесенных в местную уставную грамоту. Таким образом, как процесс, так и нормы уголовного и гражданского права покоились на базе древнерусского права. В отдельных областях вырабатывались с течением времени некоторые, впрочем, несущественные, обычаи. Но с осложнением жизни этот судебный материал оказывается недостаточным, особенно по мере того, как слияние властей делало успехи. Эпоха Казимира Ягайловича была, как мы знаем, эпохой, когда появляется ряд актов общегосударственного значения; в эту же эпоху появляется первый Судебник Вел[икого] кн[яжества] Литовского и Русского. Такой судебник был издан впервые в 1468 г. и имел своей целью заменить обычай и права различных областей одним общим правом. Судебник является кодексом, изданным великим князем по совещанию с князьями, панами, радами и всем шляхетством на сейме в Вильно. Судебник, однако, далеко не полон, как первый опыт свода, т. к. почти исключительно касается уголовного процесса и права, рассматривая в последней сфере, главным образом, вопрос о тяжбе. Но судебник для нас особенно интересен в том отношении, что и по своей терминологии и по многим статьям он совершенно гармонирует с Русской правдой: это доказывает силу русского культурного влияния на государственное управление.
С начала 16 в. шляхта на сеймах с особенным усердием занята вопросом о кодификации права. Уже в Виленском сейме 1519 г. шляхта обращается к великому князю с просьбой, чтобы господарь дал ей писаное право. В 1522 г. уже приступлено к новой кодификации на Гродненском сейме: на этом сейме читаются «члонки» будущего статута, т. е. проект кодекса. В 1529 г. 9 октября на Виленском сейме был издан, наконец, декрет Сигизмунда I о введении в действие нового статута. Этим правом должны судиться все, шляхта и духовенство, причем эдикт обещает напечатать статут. Однако, первый и второй статуты не были напечатаны. Большое участие в первом статуте принимал канцлер Великого княжества Литовского и Русского известный, Альбрехт Мартинович Гаштольд. Уже в первом издании Статут представляет собою правовую мысль, весьма сильно развитую. Он охватывает нормы государственного права, уголовного, гражданского и процессуального права. В этом отношении, в смысле высоты юридического правового творчества, Статут далеко оставляет за собой современные ему — славянские и западно-европейские кодексы и во всяком случае неизмеримо выше стоит тех скромных попыток к кодификации, которые сделаны были около этого времени в Польше. Статут делится на 18 разделов с неодинаковым числом статей в каждом. Первые три раздела относятся к области публичного права (о парсуне господарской, т. е. об оскорблении величества), здесь же о правах шляхетской собственности, как о коренном законе, об обороне земской, т. е. о способе отбывания военной службы, о свободах шляхты. Четвертый, пятый, восьмой, девятый и десятый разделы охватывают область гражданских правоотношений, седьмой — одиннадцатый, двенадцатый и тринадцатый разделы — уголовного права и шестой раздел — процесс.
