Павел Мельников-Печерский - На горах (Книга 2, часть 3)
- Сала маликам (Вместо эссслямн алейкюм - обыкновенное татарское приветствие при встрече, то же, что наше "здравствуй". Алейкюм селям ответное приветствие.) , Махмет Бактемирыч! - сказал Марко Данилыч, подходя к Субханкулову и протягивая ему руку.
- Алейкюм селям, знаком! (Татары всякого и преимущественно незнакомых обыкновенно зовут "знаком". ) - обеими руками принимая руку Смолокурова и слегка приподнимаясь на нарах, отвечал Субханкулов. - Как зовут?
- А я буду купец Смолокуров, Марко Данилыч, рыбой в Астрахани и по всему Низовью промышляем. И на море у нас свои ватаги есть. Сюда, к Макарью, рыбу вожу продавать.
Кивнул Субханкулов головой и стал пристально разглядывать Марка Данилыча, но в ответ не сказал ему ни слова.
- Дельце у меня есть до тебя, Махмет Бактемирыч, - помолчав немножко, заговорил Марко Данилыч. - Покалякать с тобой надо.
- Караша садийсь, калякай, - сказал Субханкулов, подвигаясь на нарах и давая место Марку Данилычу. Чай пить хочешь?
- Чашечку, пожалуй, хлебну, - сказал Смолокуров.
Тяжело поднявшись с нар, Субханкулов подошел к стоявшему в углу шкапчику, отпер его, достал чайную чашку и, повернув назад голову, с масленой, широкой улыбкой молвил через плечо Марку Данилычу:
- Арыш-маи хочешь?
- Какой такой арыш? - не понимая слов бая, спросил Смолокуров.
- Ржано масло, - по-русски пояснил Махмет Бактемирыч и, чтоб гостю было еще понятней, вынул из шкапчика бутылку со сладкой водкой и показал ее Марку Данилычу.
Улыбнулся Марко Данилыч и сказал, что не прочь от рюмочки ржаного масла.
Заварив свежего чаю, Субханкулов налил две рюмки водки и поставил одну перед гостем.
- Хватым! - тряхнув головой и принимаясь за рюмку, сказал веселый бай Марку Данилычу.
Выпили. Махмет Бактемирыч пододвинул к гостю тарелку с кабартмой, говоря:
- Кусай, кусай. Караша.
- А нешто можно это тебе употреблять, Махметушка? - с усмешкой молвил Марко Данилыч, показывая на водку. - Кажись бы, по вашему татарскому закону не следовало.
- Закон вина не велит, - сказал бай, так прищурившись, что совсем не стало видно узеньких глазок его. Вино не велит; "арыш-маи" можна. Вот тебе чай, кусай, караша, три рубля фунт.
Принялся за чай Марко Данилыч, а Субханкулов, развались на подушках, сказал ему:
- Калякай, Марка Данылыш, калякай!
Откашлянулся Марко Данилыч и стал рассказывать про свое дело, но не сразу заговорил о полоняннике, а издалёка повел разговор.
- В Оренбурге проживаешь? - спросил он.
- Аранбург, так - Аранбург, - отвечал бай. Перва гильдя купса, три мендаль на шея, - с важностью отвечал татарин.
- А торговлю, слыхал я, в степях больше ведешь?- продолжал Марко Данилыч.
- Киргизка степа торгум, Бухара торгум, Кокан торгум, Хива торгум, везде торгум, - с важностью молвил татарин и, подвигая к Марку Данилычу тарелку с куштыли, ласково промолвил: - кусай, куштыли. Марка Данылыш, - болна караша.
- Так впрямь и в Хиве торгуешь? - сказал Смолокуров. - Далеко, слышь, это Хивинско-то царство.
- Далека, болна далека, - отвечал бай. - С Макар на Астрахань дорога знашь?
- Как не знать? Хорошо знаю, - сказал Марко Данилыч.
- Два дорога, три дорога, четыре дорога - Хива, сказал Субханкулов, пригибая палец за пальцем правой руки.
- Ой-ой какая даль! - покачав головой, отозвался Марко Данилыч. - А правду ль говорят, Махметушка, что в Хивинском царстве наши русские полонянники есть?
- Минога есть, очинна минога на Хива русска кул Кул - (раб.) , даволна минога ест, - сказал Субханкулов.
- Что ж? Так им и нет возвороту? - спросил Марко Данилыч.
- Не можна... Ни-ни! - жмуря глаза и тряся головой, сказал Субханкулов. Кул бегял - бай ловил, кулу - так. И чтоб пояснить Марку Данилычу, что значит "так", стукнул себя по затылку ребром ручной кисти.
- А выкупить можно? - немного помолчав, спросил Марко Данилыч.
- Можна, очинна можна, - отвечал Субханкулов. Я болна много купал, очинна доволна. Наш ампаратар золоту мендаль с парсуной (Парсуна - персона, царский портрет.) давал, красна лента на шея. Гляди!
И, вынув из шкапчика золотую медаль на аннинской ленте, показал ее Марку Данилычу
- А как цена за русского полонянника? - спросил Марко Данилыч, разглядывая медаль и не поднимая глаз на Субханкулова.
- Разна цена - болша быват, мала быват, - ответил Субханкулов. - Караша кул - миног деньга, худа кул - мала деньга.
- У меня бы до тебя была просьбица, Махметушка, хотелось бы мне одного полонянника высвободить из Хивы... Не возьмешься ли?..
- Можна, болна можна, - сказал бай, и узенькие его глазки, чуя добычу, вспыхнули. - А ты куштаначи (Куштанач - гостинец.) кусай. Марка Данылыш, кусай - вот тебе баурсак, кусай - караша. Друга рюмка арыш-маи кусай!..
И, налив две рюмки водки, одну сам хлопнул на лоб, а другую подал Марку Данилычу.
- Видишь ли, Махметушка, надо мне некоего полонянника высвободить, выпивши водки и закусив вкусной кабартмой, молвил Марко Данилыч. - Годов двадцать пять, как он в полон попал. А живет, слышь, теперь у самого хивинского царя во дворце. Можно ль его оттуда высвободить?
- Можна, болна можна, - отвечал Субханкулов. Только дорога кул. Хан дорога за кула брал, очинна дорога.
- А не случалось ли тебе, Махметушка, у ихнего царя полонянников выкупать? - спросил Марко Данилыч.
- Купал, многа купал русска кула... Купал у мяхтяра, купал у куш-бека (Мяхтяр - знатный вельможа. Куш-бек - министр. ), у хана купал, - подняв самодовольно голову, отвечал Субханкулов. - А ты кусай баурсак. Марка Данылыш - болна кароша баурсак, сладка.
- А что б ты взял с меня, Махметушка, чтоб того полонянника высвободить? спросил Марко Данилыч. - Человек он уж старый, моих, этак, лет, ни на каку работу стал негоден, задаром только царский хлеб ест. Ежели бы царь-от хивинский и даром его отпустил, изъяну его казне не будет, потому зачем же понапрасну поить-кормить человека? Какая, по-твоему, Махметушка, тому старому полоняннику будет цена?
- Тысяча тилле и болше тысячи тилле хан за кула брал... давай пять тысяч рублев хану, тысячу мине!.. Шесть тысяч целкова, Марка Данылыш.
- Что ты, Махметушка? В уме ли, почтенный? - вскликнул Марко Данилыч. Хоть и думал он, что бай заломит непомерную цену, но никак не ожидал такого запроса. - Эк, какое слово ты сказал, Махмет Бактемирыч!.. Ведь этот кул и смолоду-то ста рублей не стоил, а ты вдруг его, старого старика, ни на какую работу негодного, в шесть тысяч целковых ценишь!.. Ай-ай, нехорошо, Махметушка, ай-ай, больно стыдно!..
- Шесть тысяч, - крепко прищурясь, сказал Субханкулов. - Дешева не можна. Кул у хана - дешева не можна.
- А как же ты, Махметушка, Махрушева-то, астраханского купца Ивана Филиппыча, у царя за семьсот с чем-то целковых выкупил?.. - сказал Марко Данилыч, вспоминая слова Хлябина. - А Махрушев-от ведь был не один, с женой да с двумя ребятками. За что ж ты с меня за одинокого старика непомерную цену взять хочешь? Побойся бога, Махмет Бактемирыч, ведь и тебе тоже помирать придется, и тебе богу ответ надо будет давать. За что ж ты меня хочешь обидеть?
- Кто калякал, Махрушева я купал? - весь встрепенувшись, спросил Субханкулов.
- Слухом земля полнится, Махметушка, - с усмешкой молвил Марко Данилыч. И про то знаем мы, как ты летошний год солдатку Палагею Афанасьевну выкупал, взял меньше двухсот целковых, а за мещанина города Енотаевска за Илью Гаврилыча всего-навсе триста рублев.
- Кто калякал? - смущаясь от слов Смолокурова, спрашивал бай.
- Да уж кто бы там ни калякал, а ты сам знаешь, что говорю необлыжно, отвечал Марко Данилыч, глядя пристально на прищуренные глазки татарина.
Субханкулов что-то пробормотал сам с собой по-татарски.
- Так как же у нас дело-то будет, Махметушка? спросил Марко Данилыч.
Не сразу ответил татарин. Подумал, подумал он, посчитал на пальцах и сказал, наконец:
- Давай, Марка Данылыш, пять тысяч цалкова. Вывезу кула. Весна - получай.
- Не многонько ль будет, Махметушка? - усмехнувшись, молвил Смолокуров. Слушай: хоть тот кул и старик, а Махрушев молодой, да к тому ж у него жена с ребятками, да уж так и быть, обижать не хочу - получай Семьсот целковых - и дело с концом.
- Не можна, Марка Данылыш, не можна, - горячо заговорил татарин. - Не можна семьсот цалкова. Четыре тысяча.
- Не дам, - сказал Смолокуров и, вставши с нар, взялся за картуз. - Дела, видно, нам с тобой не сделать, Махметушка, - прибавил он. - Вот тебе последнее мое слово - восемьсот целковых, не то прощай. Согласен деньги сейчас, не хочешь, как хочешь... Прощай...
- Не хады, Марка Данылыш, не хады, - схватив за руку Смолокурова, торопливо заговорил Субханкулов. Караша дела - караша сделам. Три тысячи дай.
- Не дам, - решительно сказал Марко Данилыч, выдергивая руку у Субханкулова. - А чтоб больше с тобой не толковать, так и быть, даю тысячу, а больше хочешь, так и калякать с тобой не хочу...
- Калякай, Марка Данылыш, пажалыста, калякай, - перебил Субханкулов, хватая его за обе руки и загораживая дорогу. - Слушай - караша дела тащи с карман два тысяча.
