Дэвид Маккалоу - Вечная тайна лабиринта
Густав фон Птиттвитц Палм, если его действительно звали именно так, представлялся «австро-венгерским подданным, временно проживающим в Нью-Йорке» — так было написано в документах, которые 30 мая 1893 года он подал в патентное бюро, желая получить патент Соединенных Штатов на «устройство для произведения оптических иллюзий». Это был зеркальный лабиринт, который предлагал сразу два оптических обмана. Первый — исчезающая женщина (или «любая другая подходящая приманка»), которую посетитель, входя в лабиринт, видит на отдаленном расстоянии, но, когда он подходит к ней ближе, «приманка» оказывается уже совсем в другом месте. Палм писал так:
«Как бы посетитель ни старался добраться до этого предмета или человека, всякий раз он будет попадать впросак». Второй — это иллюзия толпы. Как описывал это Палм, посетитель входит в «лабиринт» (изобретатель сам ставил это слово в кавычки), и затем:
«…глядя перед собой, он видит нескольких других посетителей, но, приглядевшись внимательнее, обнаруживает, что на самом деле все это — лишь многочисленные отражения одного и того же человека… И точно так же видят другие посетители его самого. Фактически каждый посетитель в любой части «лабиринта» отражается во всех других частях «лабиринта». Совсем по-другому дело обстоит с «приманкой» (женщиной или любым другим подходящим предметом, который попадается на глаза сразу при входе в лабиринт)… Таким образом, создаются две иллюзии: первая заставляет поверить в то, что это помещение огромно, не имеет границ и заполнено посетителями, а вторая — в то, что некий объект находится совсем рядом и добраться до него ничего не стоит».
Устройство, получившее патентное удостоверение за номером 498 524, всеми своими иллюзиями было обязано зеркалам — двадцати пяти штукам. Несколько месяцев спустя Палм получил дополнительные патенты на свой зеркальный лабиринт, потому что теперь в нем появились «улучшенные» арки и рамы, а также были более тщательно подогнаны друг к другу размеры стекол, чтобы было проще перевозить аттракцион с места на место.
Лучшим из сохранившихся зеркальных лабиринтов XIX века считается лабиринт, также построенный для выставки: Швейцарской национальной выставки 1896 года в Женеве. После окончания выставки лабиринт был отстроен заново в «Ледниковом саду» в Люцерне, где ему посчастливилось быть отремонтированным и восстановленным в 1991 году. На первый взгляд большой зал производит впечатление многоколонной мавританской фантазии, возможно навеянной испанской Альгамброй[40], и кажется, будто все его коридоры и проходы ведут одновременно в шесть — или их там даже больше? — направлений. Люди, бродящие среди зеркал, тщетно пытаются найти дорогу, но натыкаются на бесконечное число дверных проемов, которые на деле оказываются вовсе никакими и не дверными проемами, то и дело замечают самих себя в дальнем конце коридора, в который собираются войти, входят в комнату, полную цветов, и даже несколько раз, к своему удивлению, встречаются с калифом.
Над головой здесь нависает нечто, очень напоминающее мавританские узорчатые своды, а пол, как и у большинства полов зеркальных лабиринтов, украшен узором из равносторонних треугольников. Они-то и являются ключом к разгадке обмана. Не каждый треугольник действительно используется — некоторые играют чисто декоративную роль. Ширина высоких прямоугольных зеркал (которые никак не искажают отражающиеся в них предметы) совпадает с длиной одной стороны треугольников, и зеркала расставлены точь-в-точь по краям треугольников. Иногда зеркало есть только у одной стороны, иногда — у двух, иногда одна сторона треугольника соприкасается с нижним краем зеркала, а иногда — с краем простого прозрачного стекла такой же формы и размера. Из-за треугольников все эти зеркала стоят под углом в 60 градусов, и те, которые оказываются в правильном положении относительно друг друга, могут взаимодействовать и отражать друг друга. В более сложных лабиринтах, таких как лабиринт двойной иллюзии Густава Палма, используются также маленькие лабиринты внутри больших, и тогда независимая сеть зеркал — не принимающая во внимание треугольники — расставляется под углом 45 градусов, и эти зеркала отражают друг друга, но не те, которые стоят под углом 60 градусов. Впрочем, такое дополнительное усложнение встречается редко и на сегодняшний день, возможно, существует только в литературных произведениях — например, таких как мистический роман Уильяма Бэйера «Зеркальный лабиринт».
В 1986 году Джирл Уокер, ведущий колонки «Ученый-любитель» в журнале «Сайентифик Американ», вошел в лабиринт Люцерны и нашел его намного более сложным, чем ожидал. И вот, будучи журналистом, он вернулся в лабиринт с блокнотом в руках, пустил вперед жену, чтобы не натыкаться на неожиданные стеклянные стены, и нарисовал карту аттракциона. На рисунке, который он опубликовал в своей июньской колонке, изображена, казалось бы, совершенно несложная дорога с чередующимися правыми и левыми поворотами (и всего одним настоящим тупиком), которая, извиваясь, тянется вдоль стен из расставленных под углом зеркал. Также из рисунка видно, что на самом деле это никакой и не лабиринт, а всего лишь иллюзия, оптический и геометрический обман зрения. Петляющий и изменчивый лабиринт существует лишь в голове того, кто по нему идет. Как продукт технократической науки XIX века, лабиринт в Люцерне представляет собой такую же затейливую конструкцию и, при всей своей несерьезности, гениальное творение, как и его современница — Эйфелева башня.
Зеркальные лабиринты до сих пор можно встретить на редких странствующих ярмарках и в парках развлечений. В некоторых плохеньких версиях стеклянные зеркала заменили на полиэфирную пленку. В пещере Вуки-Хоул рядом с Батом (Англия) находится яркий разноцветный лабиринт, явно навеянный люцернским, правда слегка попроще. (Здесь уж точно не понадобится жена, которая шла бы перед пытливым составителем карты, забреди он вдруг сюда.) И в отличие от лабиринта в Люцерне лабиринт в Вуки-Хоул завершается гигантским зеркальным фонтаном. В чикагском Нэви-Пир находится лабиринт, в котором представлены все главные достопримечательности «города ветров» в миниатюре. А в загородном поместье Лонглит на юге Англии разыгрывают легенду о короле Артуре в зеркальном лабиринте, построенном в здании конюшни. Все эти новые творения — дело рук изобретательного Эдриана Фишера. Интересная вариация на тему зеркального лабиринта существовала одно время в саду отеля «Тйаарда» в Голландии. Построенный в XX веке и несколько раз расширявшийся, с 1980 года лабиринт превратился в автомобильную стоянку. На первый взгляд он казался обыкновенным лабиринтом, но, когда идущий доходил до центра, там его ожидали шесть кривых зеркал. И то, что испокон веков было моментом триумфа, здесь оборачивалось издевкой и насмешкой. А Минотавр оказывался лишь искаженным отображением тебя самого.
Ну а стеклянный дом, который навсегда останется в памяти, — это лабиринт из заброшенного парка развлечений в Сан-Франциско, который появляется в конце фильма Орсона Уэллса «Леди из Шанхая» (1948). Рита Хейворт играет даму, которая, кажется, запуталась в своем браке. Уэллс, помимо режиссуры, исполняет в фильме роль не-столъ-невинного безучастного наблюдателя с ирландским акцентом, который получает в итоге больше, чем рассчитывал. Это классический американский фильм в жанре нуар, с соответствующими диалогами. «Мир жесток», — говорит Рита. «Каждый человек — игрушка в чьих-то руках», — говорит Орсон. Перестрелка между дамой и ее мужем (знаменитым адвокатом, чью роль исполняет непривычно злой Эверетт Слоан) отражается в разлетающихся на осколки стеклах Зеркальной комнаты. Стрельба длится не больше двадцати секунд, но именно из-за них люди помнят оставшиеся восемьдесят семь минут фильма.
Несмотря на все это увлечение новаторством, всевозможные технические ухищрения и щекочущую нервы неразгаданную загадку, мистическое притяжение лабиринта никуда не делось. И в конце XIX века не было на земле другого такого места, где бы оно выразилось с такой силой, как в маленькой часовне из красного кирпича на кладбищенском холме в Суррее. В деревне под названием Комптон жил художник и скульптор Джордж Фредерик Уоттс и его молодая жена Мэри. Огромные, тяжелые картины Уоттса с их мускулистыми героями и мелодраматическими положениями давно вышли из моды, хотя были времена, когда его называли «английским Микеланджело». Мэри была его второй женой — первой была шестнадцатилетняя на момент брака актриса Эллен Терри, — и, хотя ее преданность «Синьору» (как называли Уоттса дома) не подвергается сомнениям, художественный вкус Мэри считался более «современным», чем его. Шотландка, выросшая в фамильном замке Алдури, на Лох-Нессе, Мэри находила вдохновение для своих работ в кельтских источниках — богато иллюстрированной «Келлской книге» и «Книге из Дарроу», а также в затейливо украшенных высоких крестах Ирландии, Шотландии и Уэллса. Кроме того, она почитала Уильяма Морриса и «Движение искусств и ремесел»[41] с его философией преображения масс посредством искусства. Задача движения состояла не столько в том, чтобы обучить народ ценить прекрасное в искусстве, сколько в том, чтобы обучить его самостоятельно делать прекрасные вещи, которые потом можно было бы для чего-нибудь использовать. Например, огорченная некрасивостью большинства надгробных плит, Мэри некоторое время носилась с мыслью о том, чтобы научить людей готовить надгробия для себя самих — из доступных материалов.
