Татьяна Купер - Династия Тюдоров
Сам же Эдуард Куртене, граф Девон, которого прочили в короли, так и не принял в заговоре активного участия. По мнению его биографа Джеймса Тейлора, проживший половину жизни в тюремной камере Куртене вряд ли рискнул бы своей долгожданной свободой. Он окончательно выбыл из борьбы 21 января, когда Стефан Гардинер вызвал его к себе и учинил ему жёсткий допрос. Епископ убедил Куртене разорвать все связи с заговорщиками и затаиться, а затем уничтожил компрометирующие его документы. Однако в «черный понедельник» 12 февраля (в день казни леди Джейн Грей) он все-таки был арестован и отправлен в Тауэр. В его доме были найдены «подозрительные облачения» – оружие и одежды, но следствие так и не сумело собрать убедительных доказательств его виновности. Тем временем на улицах Лондона нарастало недовольство карательными действиями Марии, и содержание Куртене в Лондоне стало для нее чересчур опасным. В ночь на 25 мая 1554 года его перевезли из Тауэра в замок Фотерингей в Нортгемптоншире, а через год была проявлена очередная «королевская милость» – его отправили в изгнание за границу, обеспечив за ним постоянный полицейский надзор. Он стал единственным эмигрантом периода Марии Тюдор, высланным из страны.
В ноябре того же года он написал письмо из Брюсселя, в котором умолял разрешения вернуться в Англию – для того, чтобы выразить свое уважение Марии и своей матери Гертруде Блаунт. Женщины по-прежнему были близкими подругами, но Девон окончательно потерял доверие своей бывшей покровительницы, и в просьбе ему было отказано. Он все еще оставался графом Девоном и сохранил все свои права и земли, но потерял единственно ценное право – ступить на английскую землю.
Вначале Куртене жил в Брюсселе и неотлучно находился при дворе Карла V. Правда, выполнять какие-либо серьезные поручения он не мог: усилившаяся болезнь ног требовала немедленного лечения, в чем ему отказали. Его по-прежнему боялись как потенциального наследника английской короны, и брюссельские испанцы даже начали его открытую травлю. Он всерьез опасался за свою жизнь, но покинуть Брюссель ему было дозволено только в ноябре 1555 года, да и то под надзором имперских чиновников.
Затем Куртене пытался жить в Венеции частной жизнью эмигранта, но стал фокусом внимания нескольких английских протестантов, как их называли «ссыльных Марии», живущих в республике. И когда весной 1556 года правительство Марии раскрыло очередной заговор, слуги Эдуарда были арестованы и подвергнуты допросам и пыткам, а за ним самим была устроена слежка. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы в конце августа в Венеции не вспыхнула чума. Куртене решил покинуть город и отправился в наёмном экипаже в Падую. Но так как накануне он неудачно упал с лестницы и повредил больную ногу, в Падую он приехал уже серьезно больным, и 18 сентября умер. Там его и похоронили. Из тридцати лет своей недолгой жизни он шестнадцать лет провел в тюрьме и более года в изгнании. Ему так и не суждено было жениться ни на одной из английских королев, которые теперь не желали с ним иметь ничего общего. Елизавета считала его виновным за свое заключение, и терпеть не могла, когда при ней упоминали даже его имя.
Расправа с Джейн и ее семьей
Но настоящей трагедией восстание обернулось для «королевы девяти дней» Джейн Грей и ее семьи. Само существование девушки делало ее центром любого протестантского сопротивления, хотя она не имела к восстанию никакого отношения. Но, под давлением агентов папы Юлия III, Мария решила от нее все-таки избавиться. Казнь Джейн была назначена на 9 февраля 1554 года, но посланный к ней проповедник Джон Фекенхэм выпросил три дня отсрочки, рассчитывая вернуть Джейн в католичество и «спасти ее душу». Однако бедная женщина, уже простившаяся со всем земным, спасать душу отказалась, что не помешало ей подружиться с проповедником и позволить ему сопровождать ее на плаху. Утром 12 февраля первым на Тауэр-Хилл сложил голову ее муж. Когда его останки перевозили в телеге мимо тюремных апартаментов Джейн, она, увидев это жуткое зрелище, с горечью прошептала: «О Гилфорд, Гилфорд!».
Затем настала ее очередь. Перед выходом на казнь во дворик Тауэр Грин она написала на страницах молитвенника своё последнее письмо – посвящение коменданту Тауэра, заканчивающееся словами: «как сказал Проповедник, время рождаться, и время умирать, и день смерти лучше, чем день рождения. Ваш друг, Бог свидетель, Джейн Дадли». В последние минуты, когда ее привели на плаху, Джейн потеряла ориентацию и не смогла самостоятельно подняться по лестнице. Никто из ее спутников не рискнул приблизиться, и тогда ей помог случайный человек из толпы. В предсмертной речи к немногочисленным присутствующим она отказалась признать свою вину: «Добрые люди, я пришла сюда умереть, так как была осуждена по закону. Но этот приговор против меня, Ее Величества королевы, противозаконен и не согласован со мной. Перед Богом и перед вами, добрые христиане, я невиновна и по сей день». Затем она прочитала псалм 51: «Помилуй меня, Господи» на английском языке, и передала перчатки и носовой платок своей горничной.
Традиционно палач попросил у нее прощения, которое она немедленно даровала, изъявив последнюю просьбу: «Я молюсь, чтобы вы это сделали быстро». И затем неожиданно спросила: «Отрубите ли вы мне ее перед тем, как я склонюсь над плахой?», на что тот ответил: «Нет, мадам». Она медленно одела повязку на глаза и затем, не найдя деревянный блок, неожиданно закричала: «Что мне делать? Где он?» На помощь ей подоспел заместитель лейтенанта Тауэра, сэр Томас Бриджис. Свои последние слова Джейн произнесла, уже положив голову на плаху: «Господи, в руки твои предаю дух мой!»
Когда все закончилось, «королеву девяти дней» и ее мужа похоронили в часовне Святого Петра, в северной части Тауэра. Ее отец Генри Грей, герцог Суффолк, был казнен 11 дней спустя, 23 февраля. Он вошёл в историю как «глупейший из пэров Англии», хотя при жизни слыл остроумным и образованным человеком, и был самым титулованным аристократом своего времени. У него было абсолютно всё – карьера, богатство, жена королевских кровей и три чудесные девочки, но жажда власти толкнула его на многочисленные авантюры, за что в свои 37 лет он и сложил голову.
Его жене, Френсис Грей, герцогине Суффолка и «любимой племяннице» Генриха VIII, королева даровала полное прощение и позволила жить при дворе, так как была ее крестной матерью и подругой детства. А ее оставшиеся дочери, 14-летняя Екатерина и 9-летняя Мария, вошли в число особо приближенных к королеве, которая всегда выказывала им щедрую благосклонность.
На этот раз Френсис выучила свой урок, отбросив прежние честолюбивые планы, и в марте следующего года вышла замуж за своего камергера Адриана Стоукса. Такой брак был совершенно безопасным, так как ее будущие дети были бы слишком низкого происхождения, чтобы предъявлять свои права на престол. Но супружеской паре не удалось избежать трагедии – двое их детей родились мертвыми, а единственная девочка не дожила до 7 месяцев. Френсис умерла через 4 года после свадьбы, в возрасте 42 лет, и, в соответствии с рангом члена королевской фамилии, была похоронена в Вестминстерском аббатстве.
Также повезло четырем оставшимся сыновьям Джона Дадли, которые сначала тоже были приговорены к казни, а затем осенью 1554 года выпущены на свободу. За них хлопотала их мать, леди Джейн Гилдфорд, которая подружилась с некоторыми испанскими дворянами, приближенными к Филиппу II. Братьев Дадли даже стали допускать ко двору, но правда только во время визитов Филиппа, в остальное же время их продолжали подозревать в связях с оппозицией. Братья Дадли были полностью реабилитированы после участия в Битве Святого Квентина под флагами испанского короля, хотя самый младший из них, Генри, погиб во время осады при разрыве пушечного ядра. Один из них, Роберт Дадли, впоследствии станет пожизненным фаворитом Елизаветы.
Трагедия леди Джейн Грей заняла в английской культуре место, несопоставимое с её скромным историческим значением. Легенда начала складываться сразу после ее казни: для преследуемых Марией протестантов она стала мученицей и первой жертвой английской контрреформации. А во время правления Елизаветы ее история вошла в круг духовного чтения, «высокую» светскую литературу и народные предания. Затем популярные в XVI—XVII веках темы мученичества со временем отошли на второй план, и в многочисленных сочинениях XIX века Джейн Грей стала совершенным идеалом женщины викторианской эпохи. Ее история приняла легендарные пропорции в поп-культуре, породив романтические биографии, романы, пьесы, картины и фильмы.
Но что интересно, внешний облик Джейн так и остался неизвестным. В качестве королевы её показывали народу всего один раз – при въезде в Тауэр. Традиционные авторы словесных описаний – иностранные дипломаты и купцы – до кризиса 1553 года ею не интересовались. Не сохранилось и каких-либо сведений о раннем детстве Джейн, так как частная жизнь молодой семьи, фактически находившейся в опале, современников не интересовала. Она – единственный английский монарх за последние 500 лет, от которого не осталось ни одного портрета.
