Николай Бондаренко - Консервативный вызов русской культуры - Русский лик
В. Б. Вернемся к литературе. Вы, Виктор Иванович, говорили, что сегодня важнее всего история. Дабы определить путь развития в будущее. Вот и в литературе можно прежде всего заметить интерес к исторической прозе. Я уже не говорю о блестящем историческом писателе Дмитрии Балашове. Но о русской истории сейчас пишет и неугомонный Владимир Личутин, и более молодой талантливый Александр Сегень, и Леонид Бородин. Да и большинство новых новелл в вашей последней книге "Тоска-кручина" тоже явно исторические... Вы вспомнили и недавнюю книгу Солоухина "Чаша". А что сейчас пишете? Тоже что-то историческое?
В. Л. Я сейчас заканчиваю как приложение к "Маленькому Парижу" повествование о судьбах русских эмигрантов. Это скорее тоска-печаль об их уходе из жизни, многих моих документальных героев. А так, в целом, я же не исторический писатель. История наша как в России пишется: и научная, и в прозаических произведениях? Она всегда как бы пересматривается новым поколением. Или уточняется. Но все те же периоды и те же герои. А целые исторические периоды в жизни России так до сих пор или оболганы, или засыпаны песком... Не видят ее красоту. Предпочитают пересматривать уже известное. Боже мой, как не везет России! Пришел такой царь, Александр Третий, - и, не дожив до старых лет, умер. Почему? Вот бы написали такой роман о его царствовании и о том, как нам не везет, что самые великие деятели не вовремя сходят с исторической сцены. Таких примеров, как Александр Третий, много в нашей истории. Цепь блестящих начал и трагических финалов.
В. Б. Может быть, в этом судьба России? Быть и уроком и примером для всего мира? Для западного мира: как надо удерживать народ от революций и вовремя подкармливать? Для нынешнего Китая: как надо не допускать хаоса и развала в стране? Мистическое предостережение. Но как-то неохота жить только для того, чтобы на тебе учились другие, более благополучные...
В. Л. У писателя должен быть очень чуткий организм, чуткая нервная система. Он должен все предчувствовать, проникать в наметившиеся тенденции в жизни народа. Не просто отворачиваться от опасности, а самому идти к ней навстречу. Видеть и писать. Русский человек другим непонятен. Другие писатели в нем никогда не разберутся. А вот сейчас и русский писатель молчит о будущем. Разговоров много, фраз много, а душа у писателя молчит. Почему? Не видит ничего? Или страшно? Или обидно видеть одну гниль? Нет того человека, в котором бы я сейчас видел возможного лидера России.. Нет нового Александра Третьего, моего любимого государя. А Америка действительно стала каким-то паханом. Она даже не сверхдержава, а такой крутой пахан. И это стало возможным лишь из-за смерти Советского Союза. Ведь только сейчас понимаешь, какова была в мире роль нашей страны. К сожалению, в идеологической пропаганде все отдали Зориным и Боровикам, а они скорее отвратили нас от поддержки государственной политики. Наша пропаганда не сумела даже нам самим внушить ту справедливую истину, что не социализм мы устанавливали во всем мире. А были важнейшим полюсом удержания мира. Нам не объяснили, что будет в мире, если не будет Советского Союза. Но знали ли это они сами? Или Боровики к подобному и стремились? Когда же мы будем определять национальную русскую идеологию? При каком правительстве?
В. Б. Но есть ли у вас ощущение развития современной литературы? Каким вы видите будущего русского писателя?
В. Л. Я всегда готов к восторгу перед чудом литературы. Как я уже говорил: вот новое чудо "Избы" Распутина. Но еще перед чем восторгаться? Я готов восторгаться правдивым, прекрасным, искренним, сокровенным. А если ничего подобного нет, то чем восторгаться? Жду. Всегда готов увидеть новое чудесное лицо нового талантливого писателя. Так и представляю: стройный герой с такой военной осанкой. Даже осанку люблю. Но пока сейчас все больше печали. То Солоухин умер, отпевали в храме. То другой талантливый поэт... Куда ни глянешь, что ни посмотришь, что ни послушаешь - тяжело. Я в некотором роде - державный человек. Имперский человек. Мне жаль, что произошло крушение такой великой державы. Я даже начал писать рассказ "Поцелуй украдкой", чтобы вспомнить то спокойное имперское время. Особенно когда еще жил в Сибири. Слушал радио Москвы, слушал наш величавый гимн... Какая сила шла от державы! Из Москвы - для меня, ребенка, потом юноши. Надо сохранить в каждом такое чувство любви к Отечеству. А потом вообще тревога за будущее. Мы же не знали, что наделает Горбачев. А что теперь наделают другие? Мы не знаем, что нас ждет вообще. Не будет ли тут, у нас, в России вообще сплошная война?
Дмитрий Балашов
Балашов Дмитрий Михайлович, прозаик, историк, родился 7 ноября 1927 года в Ленинграде, убит при загадочных обстоятельствах 17 июля 2000 года под Новгородом, в своем доме.
Отец - актер Театра юных зрителей, мать - художник-декоратор. Пережил блокадную зиму и смерть от голода отца, в 1942-44 годах был в эвакуации в Сибири. Окончил театроведческий факультет ЛГИТМиКа, работал в Вологодской культпросветшколе. С 1957 года в аспирантуре ИРЛИ, где по совету Д.С.Лихачева занялся фольклором. В 1960 году переехал в Петрозаводск и до 1968 года работал в Институте языка и литературы, защитил кандидатскую диссертацию. За участие в протестном движении по охране памятников старины был изгнан из института. Можно сказать, что вынужденная безработица и сделала его писателем. В 1967 году опубликовал повесть "Господин Великий Новгород", в 1972 году роман "Марфа-посадница". Занимаясь конфликтом между Новгородом и московскими князьями, поневоле стал изучать историю Московской Руси, что и привело к созданию литературно-исторического проекта "Государи московские": "Младший сын" (1975), "Великий стол" (1979), "Бремя власти" (1981) и др., заканчивая романом "Святая Русь" о времени Сергия Радонежского. Все его романы, что называется, "с колес", сразу же печатались в журнале "Север" благодаря многолетнему сотрудничеству Балашова с Дмитрием Гусаровым, главным редактором "Севера". Его концепция истории во многом опиралась на научные работы близкого Балашову Льва Николаевича Гумилева. По сути, Дмитрием Балашовым были описаны все три века взаимодействия между Русью и Степью, три забытых века русской истории. Годами жил в заонежской деревне Чеболакша. В начале восьмидесятых, когда дом в Чеболакше сгорел, он переехал по семейным обстоятельствам из Карелии в Новгород, где построил себе новый дом на берегу озера Ильмень, ставший впоследствии местом его гибели. В годы перестройки сблизился с газетой "День", занимал жесткую державную позицию. Ездил вместе с журналистами "Дня" в горячие точки, Приднестровье и Сербию, писал публицистику. Он сам мастерил мебель, ухаживал за скотом, вырезал иконостас, отец 13 детей. Похоронен рядом с могилой матери в Ленинградской области.
"Лев Гумилев доказал, что в наибольшей степени портит землю не пассионарий-герой, которому попросту некогда этим заниматься, а спокойный, достигший достатка и власти обыватель, для которого разрушение природы есть непременный побочный эффект его стремлений тратить как можно меньше сил, добиваясь при этом наибольшего комфорта... Надо ли исходить только из интересов человека? Есть же иной аспект - Божий... Когда центром мироздания является Создатель сущего, а отнюдь не смертная человеческая личность. С этой точки зрения мир, "среда обитания", не наше достояние, а Божье. А наше дело - беречь это добро, врученное нам высшей силой... Средневековье, да и глубокая древность имели массу религиозно оформленных охранительных запретов такого рода... А наши старинные запреты? Тот же Яблочный Спас, до которого считалось грехом рвать плоды. Когда эти религиозные запреты исчезли, очень быстро стали гибнуть дикорастущие... То же с рыбой, зверем... Тех же правил, как это ни странно, придерживались и в войнах. Истреблять не до конца... религиозный запрет нравствено и лично неустраним... Запреты, при всем разнообразии и многочисленности своей, исходили из идеи Божьего мира... Старинные эти священные запреты оказываются подчас удивительно современными... Не знаю, возможен ли для "человека современного" обратный ход к религиозному осознанию природы и к религиозному ее бережению. Но только тогда, когда мы напрочь откажемся от идеи "прогресса", заменив ее идеей Божьего мира, не подлежащего какому бы то ни было уничтожению, лишь тогда мы выживем..."
Дмитрий Балашов,
из статьи "Не наше, а Божье"
НЕ РАЗДЕЛИТЬ ПРОСТРАНСТВО ЕВРАЗИЙСКОЕ!
Беседа с Владимиром Бондаренко
Владимир Бондаренко. Дмитрий Михайлович, вы давно занимаетесь историей евразийских народов, заселяющих наше пространство. Как вы считаете, был ли неизбежным развал Советского Союза? Возможен ли был дальнейший союз всех народов в едином государстве? Может быть, не надо плакаться и бороться за восстановление державы, а просто принять как неизбежность наше русское отдельное существование?
