Бэзил Харт - Сципион Африканский. Победитель Ганнибала
Допустим, что стратегический замысел Сципиона при Илипе есть только гипотеза — о нем не говорится с определенностью у Ливия и Полибия; но установленные факты, касающиеся наступления и, в особенности, того, что за ним последовало, образуют такую цепь косвенных доказательств, что не может быть прочнее. Даже Додж, постоянно принижающий Сципиона, подчеркивает угрозу стратегическому флангу.
Перед тем как перейти к африканским кампаниям, мы можем отметить дальновидность Сципиона и ловушку, устроенную Ганнибалу в Локрах. Отметим затем, что после высадки в Африке первой его заботой было установление безопасной операционной базы, что воплощало собой принцип безопасности перед переходом в наступление. Посмотрите, как он помешал сосредоточению превосходящих сил врага, построив близ Утики «линии Торрес-Ведрас». Отметьте быстроту, с которой он ударил на Гасдрубала и Сифака на Великих равнинах, не дав им времени организовать и закалить новых наемников, и как затем он еще раз становится на страже, на этот раз над Карфагеном, в то время, как его отряд под командой Лелия и Масиниссы выбивает Сифака из войны. Наконец, вспомним его движение вверх по долине Баграды, которым он одновременно вынудил Ганнибала следовать за ним и ускорил свое воссоединение с подкреплениями, приведенными Масиниссой из Нумидии. Мастерство Сципиона на стратегической шахматной доске настолько совершенно, что даже выбирает поле битвы, наиболее благоприятное для своего тактического инструмента. Затем, выиграв Заму, он бросается на Карфаген прежде, чем граждане могут оправиться от морального шока.
Какие ошибки (если они есть) можно отнести к теневым сторонам его стратегии? Исследование военных комментариев показывает, что его критики выдвигают только три упрека: что Гасдрубал Барка, а затем Магон, по очереди бежали из Испании и что Сципион не обложил осадой Карфаген сразу же после высадки в Африке. Очевидным ответом служит вопрос: сколько раз Дарий, намного более важный персональный фактор, ускользал от Александра? Почему Цезарь позволил Помпею ускользнуть после Фарсала, или Ганнибал не двинулся на Рим после Тразимена или Канн? Для всего этого были намного менее веские причины. Но, не считая того, что очень трудно поймать полководца, лишенного армии, можно надеяться, что предыдущие главы уже опровергли эти пустые упреки. Даже после Бекулы Сципион еще заметно уступал в силе карфагенским войскам в Испании, и далее, Гасдрубал смог ускользнуть от бдительности Сципиона и пересечь Пиренеи только с отрядом настолько слабым, что ему пришлось два года набирать в Галлии рекрутов, прежде чем он смог двинуться на Италию. Магон бежал с еще меньшим числом людей.
Что до вопроса о немедленном наступлении на Карфаген, то Сципион был бы запальчивый дурак, а не генерал, если бы он попытался обложить осадой такой громадный укрепленный город, как Карфаген, с теми малыми первоначальными силами, с которыми он прибыл в Африку. Яснейшее доказательство его мудрости в обеспечении первым делом безопасной базы для операций заключается в сосредоточении подавляющих вражеских сил, угрозы которых он избежал, только заранее построив свои «линии Торрес-Ведрас».
В истории Александра даже его современные биографы не видят заметных примеров логистической стратегии, не считая некоторых форсированных маршей — например, от Пелия к Фивам. Здесь нет комбинаций или расстройства вражеских комбинаций. Его сила лежит в его большой стратегии, о которой мы будем говорить ниже.
У Ганнибала логистическая стратегия также заключается в прямых маршах и в достойной восхищения заботе о безопасности коммуникаций, не считая весьма спорной цели движения на линию реки По (Пад), которая действительно отделила старшего Сципиона от второго консула Семпрония и, во-вторых, ложного движения на Рим в попытке ослабить давление на своих союзников в Капуе, — которое, будучи хорошо задуманным, не удалось. Против этого можно, во-первых, выставить тот факт, что преимущества опасного перехода через Альпы были сведены на нет быстрым возвращением старшего Сципиона из долины Роны (Родана) через Ривьеру; во-вторых, тот факт, что ему не удалось помешать соединению Семпрония со Сципионом на Требии. Позже, среди других его неоспоримых ошибок — отказ от использования победы при Каннах, хотя бы путем захвата Канузия, не говоря уж об ударе на Рим; то, сколько раз его ходы парировали Фабий и Марцелл; блестящий обман, осуществленный Нероном, который оставил Ганнибала неподвижным и в неведении в то время, как его брат был разгромлен при Метавре. Наконец, мы видим, как Сципион перехитрил его в предварительном маневрировании перед Замой. Выдающийся, великий тактик, Ганнибал не производит впечатления как стратег; в сущности, он даже слабее, чем некоторые предшественники Сципиона среди римских генералов.
Цезарь, напротив, больше проявил себя в логистической стратегии, чем в тактике. Но сколь классическими ни считаются многие его движения в Галлии, нужно помнить, что они делались против варваров, а не закаленных генералов, с которыми пришлось сражаться Сципиону, Ганнибалу, Нерону и Марцеллу. Имея дело с командирами Помпея в Испании, Цезарь с поразительным мастерством высвободился из критического положения — в которое, возможно, не должен был попадать. Затем, в Греции, он лишил себя превосходства в силах, распылив войска, и потерпел при Диррахии тяжелое поражение — почти катастрофическое, как он сам признает, говоря: «Сегодня победа принадлежала бы врагам, найдись среди них хоть один, чтобы завоевать ее». Его отступление было мастерским маневром, если мы закроем глаза на качество его противников, но позже он потерпел неудачу в попытке предотвратить соединение сил Помпея и Сципиона Назики и должен быть сражаться при Фарсале, лишенный части своих войск, против сконцентрированных сил. Факт, что его тактика повернула ход битвы, не должен влиять на оценку его стратегии.
Если в логистической стратегии Сципиону можно отдать пальму первенства среди древних, как он будет выглядеть в сравнении с Наполеоном? Мы согласны с историческим аргументом, что человека нужно судить в соответствии с обстоятельствами и инструментами его времени, помня не только о неделимой организации армии, но и о том, что он был пионером там, где Наполеон мог опереться на опыт многих веков. Но мы предпочитаем отбросить этот разумный и нормальный подход, который неизбежно искажает истинное сравнение, и честно признать верховенство Наполеона в этой сфере. Баланс с избытком восстанавливается превосходством Сципиона как тактика. Почти единодушное мнение гласит, что тактика Наполеона была ниже его стратегического уровня, и именно стратегия заставляет военных историков ставить его в один ряд с Ганнибалом среди великих военных вождей — фактор, который дает Сципиону дополнительное преимущество в сравнении с Наполеоном.
От логистической стратегии мы переходим к большой стратегии. Он лежит столь же в области мира, сколь и в сфере войны, и поэтому для простоты полезно заняться здесь той большой стратегией, которая помогает выигрывать войны, и отложить до того момента, когда мы займемся Сципионом как государственным деятелем, ту часть его большой стратегии, которая имела целью установление мира.
Если наше исследование периода между 210-м и 190 гг. н. э. достигло исторической цели, читателю должно быть ясно, что Сципион продемонстрировал такое понимание войны во всех трех сферах — умственной, моральной и физической, — какое только начинает брезжить в наиболее передовой военно-политической мысли сегодняшнего дня. Далее, он превратил свое понимание в эффективные действия настолько блестяще, что мы можем только надеяться достичь его уровня в следующей великой войне, а вероятно, будем счастливы, если нам удастся избавиться от рутинной одержимости физическими факторами в 2000 г. н. э.
Доказательства ищите в тех последовательных и координированных шагах, которыми, начиная со дна самой черной ямы в римской истории, он упорно и уверенно поднимался вверх, к вершине своих целей, и водрузил знамя Рима на озаренных солнцем пиках земной власти. Сципион не просто великий атлет войны — он альпинист. Видение, подсказывающее ему линию подхода, дипломатический дар, позволяющий ему преодолевать препятствия, — для него то же, что для альпиниста мастерство скалолаза. Его понимание важности безопасной базы для каждого нового наступления — это мастерство подъема по ледникам, а применение военной силы — его ледоруб.
Посмотрите, как, прибыв в Испанию, он собирает информацию о позициях карфагенских войск, о роли и топографии Нового Карфагена. Его гений подсказывает ему, что здесь находится база и главный опорный пункт карфагенских сил в Испании, и показывает ему осуществимость, способ и эффект предстоящего удара — по моральной и экономической скорее, чем по чисто военной цели.
